Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность - Лоуренс Дэвид Герберт - Страница 37
- Предыдущая
- 37/77
- Следующая
Прошу вас, дорогой читатель, еще раз перечесть предыдущий абзац. Вы должны удостовериться, что вас не подвело ваше зрение: учтите, вы ведь только что вышли из тьмы лесов, и ваши глаза еще не успели привыкнуть к яркому свету.
Вполне понятно, что с момента рождения или даже с момента зачатия ребенок состоит в непрерывных взаимоотношениях с окружающим миром, но отношения эти не одного, а нескольких типов. Есть два типа любви и два типа независимой деятельности. И в то же самое время среди физических функций есть функция еды и питья и есть функция вывода выделений (на нижнем уровне); кроме того, есть функция дыхания и сердцебиения (на верхнем).
Таким образом, существует четырехкратное равновесие. Ибо между тем, что мы едим, и тем, что мы выводим из организма, должно быть полное равновесие, точно так же, как оно должно быть между сердечной систолой и диастолой[47], вдохом и выдохом. Хотя, надо сказать, равновесие никогда не бывает совершенным. Большинство людей или слишком тучны, или слишком худы, слишком темпераментны или слишком флегматичны, слишком энергичны или слишком вялы. Никакой нормы на самом деле не существует — во всяком случае живой нормы. Норма — не реальность, а всего лишь абстракция.
То же самое и на психологическом уровне. Мы или слишком любим, или слишком ненавидим, слишком чувствительны или слишком черствы. Никакой нормы человеческого поведения нет и не может быть. Все зависит, во-первых, от неведомых индивиду внутренних потребностей внутри его клеточных центров, а во-вторых, от его окружения. Некоторым людям надлежит быть слишком чувствительными, другим же — чересчур черствыми. Одни должны быть слишком покорными, другие должны быть слишком гордыми. Мы никому не хотим предписывать, какими им следует быть. Мы всего лишь хотим сказать, что существует много различных типов бытия, зато не существует такого явления, как человеческое совершенство. Никто не может быть совершеннее, чем он есть на самом деле, и ничто не может быть совершеннее, чем искренние, живые отношения человека со всеми, кто его окружает, и со всем, что его окружает. Но того человека, каким я есть на самом деле, разумеется, предадут анафеме те, кто ненавидит индивидуальность и обожает толпу. От того, что я осмеливаюсь быть самим собой, волосы встанут дыбом у человека, который, тоже будучи сам собой, отличается от меня, как небо от земли. Что ж, пусть себе злится. Но если я и разозлюсь в ответ, то лучше оставьте нас в покое и дайте нам, если мы захотим, наброситься друг на друга и выяснить между собой отношения.
Нам следует научиться жить, отвечая за свои поступки, и мы не должны мешать другим людям научиться жить точно так же.
Однако вернемся к нашему младенцу и его развитию на двух уровнях пробудившегося у него сознания. В течение всего периода его развития, начиная с момента рождения, существует прямая динамическая связь между ним и матерью, с одной стороны, и между ним и отцом, с другой. Это связь на двух уровнях, верхнем и нижнем. Из нижнего симпатического центра исходит импульс приятия любви. Из верхнего же симпатического центра исходит эманация преданности и импульс отдаваемой любви, импульс уделяемого кому-то внимания. Оба эти симпатических центра обязательно уравновешиваются, или должны уравновешиваться, соответствующими им волевыми центрами. Из большого волевого ганглия нижнего уровня исходит стремление младенца быть своевольным, независимым и господствующим над кем-то другим.
В момент активности этого центра ребенок всячески уклоняется от ласк и поцелуев, с отчаянной яростью маленького зверька отстаивая свою независимость. Посредством этого центра он любит командовать и доминировать над другими. Этот же центр побуждает его к капризам и упрямству, упорному стремлению во что бы то ни стало все делать по-своему. Волевой центр, каким является ганглий нижнего уровня, управляет также ногами младенца и помогает ему научиться пользоваться ими.
Верхним же волевым центром дитя ведет постоянное и бдительное наблюдение за тем, чтобы мать уделяла ему все свое внимание: он должен быть у нее на виду, она должна его ласкать — словом, он должен все время купаться в материнском внимании и материнской заботе. Но этим же центром он холодно отказывается ее замечать, когда она сама требует от него больше внимания. Этот холодный отказ принципиально отличается от активного отталкивания по указке нижнего центра. Теперь он пассивен, но в то же время холоден и негативен. Из верхнего — спинного или плечевого — ганглия исходит также импульс дыхания и сердцебиения. Этот же центр управляет руками младенца и учит его пользоваться ими. В проявлении симпатии, диктуемом центром верхнего уровня, он нежно обнимает мать своими маленькими руками. Движимый любопытством или интересом, стимулируемым спинным ганглием, он вытягивает пальцы, все трогает, осязает, исследует. Движением отторжения, с другой стороны, он сознательно отталкивает нежеланный предмет.
Затем, когда четыре центра того, что мы называем первым полем сознания, становятся полностью задействованными, глаза привыкают сосредоточиваться на нужном предмете, губы — произносить нужные слова, а уши — улавливать и распознавать нужные звуки; и все это — результат огромной четырехсторонней работы первого поля динамического сознания. В результате этой работы разум пробуждается к осознанию впечатлений и начинает осуществлять общий контроль. Ибо поначалу этот контроль не рациональный и даже не церебральный. Мозг выполняет поначалу лишь функцию своеобразного коммутатора.
Отец на протяжении всей этой первоначальной стадии развития играет роль как бы высшего авторитета — он стоит в стороне, наблюдает и вносит необходимые коррективы. Если на ребенка изливается слишком много любви, то ослабляются большие волевые центры спины и он может вырасти слишком изнеженным. В этом случае отец инстинктивно компенсирует недостаток жесткости и строгости, что, в свою очередь, возбуждает у ребенка центры сопротивления и независимости и стимулирует их правильное развитие с первых дней жизни. Часто одно лишь присутствие жесткого и сурового отца, сами модуляции его голоса запускают механизм сопротивления и независимости большого волевого ганглия и дают первый импульс независимости — качества, столь необходимого в жизни.
Но, с другой стороны, отец, в силу своего положения, поддерживает, защищает, окружает заботой ребенка, у которого нет другой нормальной возможности отдохнуть от материнской любви, кроме как возможность любви отцовской. Ибо доминирующие центры у мужчины — это как раз волевые центры ответственности, власти и заботы.
Итак, отцовская обязанность — поддерживать правильный баланс между двумя типами любви у ребенка. Ибо мать вполне может вырастить младенца исключительно в том духе, который мы называем духом чистой, сентиментальной любви, в духе имеющихся и у нее, и у него верхних центров любви, центров грудного сплетения. В таком случае ребенок будет сама нежность, он будет излучать сплошную мягкость и ласковость, но не будет готов к проявлениям грубости и жестокости, не будет готов к боли. И вот тут-то отцовский инстинкт, бросая вызов соответствующему глубокому инстинкту у ребенка и приводя в движение его соответствующие нервные центры, определит необходимую меру жесткости и строгости, здоровой отцовской грубости.
— Куда это ты, интересно, тянешь руку? Тебе понадобились мои часы? Нет, милый мой, я тебе их не дам, потому что они мои.
И не надо вдаваться в дальнейшие разъяснения: «Понимаешь, дорогой мой мальчик, они папе сейчас очень нужны, а вот немного попозже…» Не нужно всего этого — это лишнее.
Или если ребенок начинает без особой нужды капризничать, донимая мать бесконечным нытьем, именно отец должен проявить строгость:
- Предыдущая
- 37/77
- Следующая