Затерянные в солнце (СИ) - "ВолкСафо" - Страница 68

Тьярд закрыл рот, чувствуя, как чужая воля плещется в нем, словно морские волны. Присутствие окружало его, наполняло, придавало сил, и он почти физически ощущал ладони, теплые и добрые, лежащие на его голове, и голос, что заполнял его изнутри, заставляя слова срываться с губ. Великая уверенность и тишина заполнила его до краев, и страх перед отцом исчез, как и не было. Тьярд четко знал, что он должен был сделать и ради чего. Я ведь спасаю и тебя, отец! Даже если ты не понимаешь этого.

Ингвар смотрел на него и молчал, и в глазах его было что-то такое же, словно ответ, которого Тьярд так ждал. Потом он разомкнул губы и проговорил:

- Приходит время, когда молодые, преисполненные силы и веры, хотят вершить судьбы и менять окружающее их пространство. В жизни каждого из нас было это время, и я не могу отрицать его, не могу от него отмахнуться, потому что когда-то оно было и моим. Но приходит время, когда Смерть, стоя на обломках наших судеб, растирает их в прах своей костлявой ногой и хохочет, сгибаясь пополам, насмехаясь над всеми нашими устремлениями, надеждами и мечтами. – Его зеленый глаз загорелся неистовым пламенем, а голос стал напряженным. – Когда-то Смерть пришла и за мной и забрала меня к себе. Я видел ее отвратительные, полные червей глаза и знаю, о чем говорю. Сколько бы ты не мечтал, она будет всегда, и никуда ты от нее не убежишь, никуда не спрячешься, мой сын. Руки Смерти костлявые и тянутся очень далеко, и нет человеческой силы, способной перерубить ее пальцы.

- Есть нечто большее в нас, отец, – Тьярд прямо взглянул в лицо царя. – Есть сила, способная уничтожить смерть. Я знаю это. Я это видел.

- Возможно и так, мой сын. Кто я такой, чтобы мешать тебе верить? Порой вера – это все, что остается у человека, и ему не за что цепляться, кроме нее. – Ингвар отпил чая, помолчал и продолжил. – Я увидел в тебе то, что хотел увидеть, мой сын. А это значит, что ты не зря проделал весь свой путь, не зря стремился сюда и верил. Но Смерть сильнее твоего золотого ока, и кровавое колесо, о которым ты говоришь, сломано не будет.

- Отец… – начал Тьярд.

- Не будет! – глаза Ингвара сверкнули. – Прими смерть как мужчина, сын! Ты достаточно силен для того, чтобы надеяться, будто ее нет. Пришел день, когда твой народ обречен на нее, когда твой народ шагает ей навстречу, и нету иного пути, кроме этого. Прими свою смерть, вцепись ей в глаза, царапайся и сражайся до конца, с гордостью и честью, ибо это единственное, что тебе осталось! А потом пади от ее руки в вечную тишину, которую заслужил своей доблестью.

- Я не пойду на это, отец! – покачал головой Тьярд. – Не пойду! И никогда не поверю в твои слова, потому что я видел истину.

- Тогда отойди в сторону и смотри, как все рассыпается в прах на твоих глазах, – лицо Ингвара окаменело, внутренний огонь исчез, переплавившись в холодную решимость. И Тьярд понял: царь не отступится.

- Отец, я все знаю про Родрега, – начал он и замер на полуслове.

Что-то поменялось в лице Ингвара, неуловимо и страшно. В один миг черный зрачок сжался в маковую росинку, растворившись в море ядовитой зелени, а потом задрожал, словно мотылек, угодивший в паутину. Конвульсивно задергались мышцы лица Ингвара, его дикий глаз сжался так, словно вот-вот должен был открыться. Ингвар не издал ни звука, кажется, даже перестал дышать. Тьярд ощутил, как от ужаса волосы на загривке зашевелились, но упрямо продолжил, проглотив свой страх.

- Я знаю, как ты любил его и продолжаешь любить все эти годы, – преодолевая себя, заговорил он. – Но его смерть не означает конец всего. Жизнь продолжается. Вельдам сейчас дают шанс изменить свое будущее и предотвратить свою гибель. Неужели же ты не воспользуешься им? Неужели же не попытаешься спасти свой народ, раз так и не смог спасти Родрега?

Глаз Ингвара дернулся еще сильнее, и Тьярд вздрогнул, чувствуя, как ледяная волна ярости пронзает его тело. Будто отец ударил, наотмашь ударил, и Тьярд откатился в сторону, скуля побитым щенком. А ведь Ингвар даже не пошевелился. Он только смотрел, смотрел, смотрел на него, и зрачок в его глазу дрожал, все быстрее и быстрее, словно готов был вот-вот лопнуть.

Потом очень медленно Ингвар разжал сцепленные в мертвой хватке зубы и проговорил всего одно слово:

- Вон.

Оно ударило Тьярда сильнее кувалды, попав в самое сердце, свалив на землю. Но он упрямо расправил плечи, глядя на отца и не опуская головы. Сейчас решалась не только судьба самого Тьярда и его близких. Сейчас решалась судьба его народа, судьба всего Роура, а через него – всего Этлана, и отступать он не собирался. Я дал клятву, Лэйк, и я держу ее. Ты слышишь? Держу.

- Нет.

Слово повисло в воздухе дрожащей струной, звенящей тетивой, упав, словно ятаган, разрубив что-то между ними. Ингвар не моргал и не шевелился, но Тьярд чувствовал, как он прислушивается. Сейчас в отце оставалось так мало человеческого, что с каждой секундой Сыну Неба становилось все страшнее и страшнее. Прямо на его глазах из человека вырастал зверь, дикая, неконтролируемая сила, способная смести прочь все, что окружало их.

- Я не уйду, отец, – тихо проговорил он, хоть это было и самое сложное, что он делал в своей жизни. – Я не уйду отсюда, пока ты не согласишься заключить мир с анай.

Потянулись долгие мгновения, растягивающиеся в часы, дни, века. Ингвар смотрел на него, смотрел прямо сквозь него, и великая ярость и мощь неслись в Тьярда, словно водопад грязи, огня, всего самого страшного и жуткого, что только было в этом мире. Если я сейчас отступлю, надежды не будет.

Вдруг полог палатки откинулся, и голова стражника просунулась внутрь. Несколько секунд он пялился на крылья Тьярда, потом с трудом оторвал от них взгляд и проговорил:

- Царь Небо, недалеко от лагеря замечены три анатиай.

Зрачок Ингвара резко перескочил на него, стражник охнул и сразу же захлопнул входной клапан шатра. Тьярд ощутил, как земля рушится под ним, качается и трескается, словно он вновь падал в бездну над развалинами Кренена. Зрачок отца уставился на него, и на этот раз в нем прорезалась крохотная доля разума.

- Смотри, как твои союзники держат свое слово, – прохрипел Ингвар.

Стремительно сорвавшись с места, он подхватил свое копье и как есть, босиком и без рубашки, направился к выходу из шатра.

- Нет! Отец! Стой! – крикнул Тьярд, срываясь с места следом за ним.

Ингвар рывком отбросил прочь клапан шатра и вырвался в ледяную ночь. От его кожи сразу же во все стороны повалил пар, но он не обратил на это никакого внимания.

- Конскую кровь для узоров наездника, – сквозь стиснутые зубы приказал Ингвар, глядя на своего стражника, который сжался под его взглядом, едва не валясь на землю от его тяжести. – И Ферхи.

- Да, мой царь! – выпалил тот, бегом срываясь с места.

Ингвар повернулся и взглянул на Тьярда, а тот застыл, придавленный к земле его невероятной силой. Ноги не двигались, сил говорить не было. Словно что-то жуткое и черное высасывало из него все силы и веру. Ингвар не сказал ни слова, резко развернулся и зашагал в сторону посадочных площадок.

Тьярда отпустило, и он едва не упал, успев вовремя ухватиться за оставшегося у шатра стражника. Тот огромными глазами смотрел на крылья Тьярда, потом вслед царю, и, судя по всему, ничего не понимал.

- Я не сдамся! – прорычал Тьярд, сбрасывая с себя морок, словно рваное полотнище. – Не сдамся!

Оттолкнувшись от плеча ничего не понимающего стражника, он собрал последние силы и поковылял следом за Ингваром по глубокому снегу.

В шатре начальника стражи, который предоставили им слегка очумевшие от их вида стражники, было тепло и просторно. Но главное: в нем была еда. Она, правда, появилась не сразу, но Лейву было грех жаловаться. Буквально через несколько минут, как царь Небо выгнал их из своей палатки, служки-корты уже заносили в шатер огромные блюда, полные толстенных ломтей дымящейся паром баранины, печеных овощей, лепешек, фруктов и кислого козьего сыра. К этому времени Лейв уже успел отогреть казавшиеся натуральными ледышками ладони над большой жаровней, выхлестать три кубка оказавшегося здесь вполне недурного вина и закурить трубку, любезно предоставленному ему одним из наездников. Табак, правда, у парня был не самым лучшим, но свой собственный у Лейва давным-давно закончился, и глотка уже немилосердно ныла в отсутствии терпкого дыма, щекочущего все внутри. Так что в этот раз можно было и простить наезднику отсутствие нормальной понюшки. Хотя вообще, нужно было признать – вкус у него отвратительный.