Статьи (СИ) - Протоиерей (Шмеман) Александр Дмитриевич - Страница 96

Вечерня, которая обычно следует за часами, непосредственно начинает празднование, потому что, как мы знаем, литургический день начинается с вечера. Тон праздника задается пятью стихирами на «Господи воззвах…» Они — поистине взрыв радости о даре Христова воплощения, которое совершилось ныне. Восемь библейских чтений показывают, что Христос явился исполнением всех пророчеств, что Его Царство — Царство «всех веков», что вся человеческая история обретает в Нем свой смысл, а центром Его прихода в мир была вся вселенная.

Литургия св. Василия Великого, которая следует за Вечерней, в прошлом была крещальной литургией, за которой катехумены (готовящиеся ко Крещению) принимали Крещение, Миропомазание и становились членами Церкви — Тела Христова. Двойная радость праздника — для новокрещеных и прочих членов Церкви — выражена в прокимне дня:

Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя. Проси от Мене, и дам Ти языки достояние Твое, и одержание Твое концы земли.

В конце службы священник выносит на середину храма зажженную свечу и в окружении прихожан запевает тропарь и кондак праздника:

Рождество Твое, Христе Боже наш,

Возсия мирови свет разума.

В нем бо звездам служащии звездою учахуся

Тебе кланятися, Солнцу правды,

И Тебе ведети с высоты Востока.

Господи, слава Тебе!

Всенощное бдение и Литургия

Поскольку праздничная Вечерня уже была отслужена, Всенощное бдение начинается с Великого повечерия и радостного возгласа пророка Исаии: «С нами Бог!» Утреня совершается по чину великих праздников. На ней впервые полностью поется канон «Христос раждается…» — один из самых красивых канонов в православном богослужении. Во время пения канона верующие прикладываются к иконе Рождества Христова. Далее следуют стихиры на Хвалитех, в которых радостно соединяется вся праздничная тематика:

Веселитеся, праведнии,

Небеса, радуйтеся,

Взыграйте, горы, Христу рождшуся!

Дева сидит, херувимом подобящися,

Носящи в недрех Бога Слова воплощенна;

Пастырие Рожденному дивятся,

Волсви Владыце дары приносят,

Ангели воспевающе глаголют:

Непостижиме Господи, слава Тебе!

Заключает празднование Рождества Христова непосредственно Литургия дня с ее праздничными антифонами, которые возвещают:

Жезл силы послет Ти Господь от Сиона, и господствуй посреде врагов Твоих. С Тобою начало в день силы Твоея во светлостех святых Твоих.

Попразднство

На следующий день совершается празднование Собора Пресвятой Богородицы. Соединяя рождественские гимны с песнопениями, прославляющими Матерь Божию, Церковь указывает на Марию как на того человека, благодаря которому стало возможным Боговоплощение. Человечество Христа — конкретно и исторически — есть то человечество, которое Он воспринял от Марии. Его Тело — это прежде всего Ее тело, Его жизнь — это Ее жизнь. Праздник Собора Пресвятой Богородицы, вероятно, является в христианской традиции наиболее древним праздником в честь Девы Марии, началом Ее церковного почитания.

Шесть дней попразднства продолжаются до 31 декабря и завершают рождественский период. В течение этих дней на богослужениях Церковь повторяет гимны и песнопения, прославляющие воплощение Христа, напоминая, что источник и основание нашего спасения можно отыскать только в Том, Кто, будучи предвечным Богом, ради нас пришел в мир и родился как маленький Младенец.

Перевод с английского священника Андрея Дудченко, 2001.

Русское богословие 1920–1972

Эта статья была подготовлена в 1967 году в качестве Седьмой Ежегодной Библиографической Лекции на Объединенном богословском семинаре в Ричмонде, штат Вайоминг. Она было издана ротаторным способом в 1969 и переиздается здесь (St. Vladimir’s Theological Quarterly) в пересмотренной форме с разрешения Объединенного богословского семинара.

Исторический фон

Пока нет целостных исследований послепатристического периода в истории православного богословия. Однако, кажется, существует общее согласие относительно значения его развития, которое было сформировано и определено двумя главными факторами: исчезновением старых центров, а поэтому и старой традиции богословского исследования, следствием чего стало долгое «западное пленение» православной богословской мысли. Падение Византия вызвало глубокий богословский кризис, который, в некотором смысле, не был полностью разрешен и не преодолен даже сегодня, и который непосредственно составляет постоянную тему православного богословия. Хотя не следует преувеличивать культурный «мрак» Турецкого периода, невозможно отрицать, что в богословии имели место глубокие изменения, определившие его судьбу с тех пор. Отсутствие высших богословских школ вынудило православных студентов искать богословское обучение на Западе. Обученные в римско–католических и протестантских университетах, эти богословы сознательно или подсознательно использовали богословские категории, терминологию и формы аргументации, чуждые традиции их собственной Церкви; православное религиозное мышление подверглось тому, что современный русский богослов, отец Георгий Флоровский, назвал псевдоморфоза.» ^[52] И хотя эти обученные на Западе богословы остались, с несколькими исключениями, преданными православию, имела место радикальная перемена в самом этосе и стиле богословия; и возникла богословская традиция и, позже, богословские школы, которые были отчуждены от традиционных форм православного благочестия и духовности. Поэтому история современного православного богословия в целом может быть описана, как долгий опыт преодоления этого «отчуждения», восстановления его независимости от западных образцов и возвращения к его собственным оригинальным источникам.

Именно на этом общем фоне можно понять сложность и особенности русского богословского развития. Россия вступила в Византийское религиозно–политическое «Содружество наций» в конце десятого века, и Русская церковь оставалась в формальной зависимости от Константинополя до середины пятнадцатого столетия. Этот формирующий период был описан как " Русский Византизм ": Киевская Русь, при всех ее культурных и религиозных достижениях, не шла дальше простой ассимиляции византийского наследия в славянском, кирилло–мефодиевском переводе. Если некоторые историки и обнаруживают уже в этой ранней стадии определенные специфически–русские акценты и духовные направления ^[53] , то принадлежат они более сфере благочестия в целом, чем богословской рефлексии. Однако, в тринадцатом столетии, нормальное развитие этого Русского Византизма было прервано монгольским завоеванием, породившим тенденцию политического, церковного и духовного отчуждения России от Византии. Перемещение политического и церковного центра из Киева в Москву, развитие национального объединения вокруг этого нового центра, падение Константинополя — все вело к изоляции Русской церкви от православного Востока и развитию нового ощущения самодостаточности, которое часто принимало форму мессианского ровозглашения того, что Москва — Третий Рим — является последним «фокусом» и центром Православия. К тому же, отсутствие любой устойчивой традиции богословского обучения (Московская Русь не имела никаких организованных богословских школ до восьмидесятых годов семнадцатого столетия), вызванный этим значительный акцент на внешних формах, (как, например, литургическое благочестие, лишенное богословской рефлексии), и растущая зависимость церкви от государства, сделали Россию, открытой и уязвимой к новым западным влияниям. Московский период (пятнадцатый–семнадцатый века) таким образом характеризуется, с одной стороны, постоянным усилием, чтобы достигнуть окончательного оформления специфически «Русского Православия» и, с другой стороны, столь же постоянным притоком западных идей и форм мысли, с которыми русская церковь не могла интеллектуально и богословски справиться.