Спросите полисмена - Кеннеди Милворд - Страница 27
- Предыдущая
- 27/56
- Следующая
– Ты же понимаешь, что там, наверное, находилась кухарка. Не прыгай на матрасе, милый, это плохо для пружин.
– Сорок восемь часов! – трагически воскликнул сэр Джон.
– Ну, кухарку я могла бы разыскать. А еще, возможно, у садовника есть жена. Помнишь, у того, который видел загадочную леди?
– Откуда такие подробности?
– Они во всех вечерних газетах, дорогой, – невинно откликнулась Мартелла. – Ты должен оставить мне на завтрашнее утро «Роллс-ройс». Думаю, кухарку надо привезти на праздник, вход туда будет по билетам. У священников всегда так.
– Я мог бы поехать и поговорить с женой садовника в Хорсли-лодж. От дома пастора в Уинборо это всего восемь минут на машине. Но если это сделал Литлтон…
– Алан Литлтон? Он не мог! – В голосе Мартеллы звучала абсолютная уверенность. – Я его давно знаю.
– Непробиваемое доказательство, – пробормотал ее муж.
– Не говори гадостей, Джонни. Иногда мне кажется, что ты циник. Алан просто не мог такого совершить.
– Исходя из темперамента… – пробормотал сэр Джон. Глаза у него начали закрываться, невзирая на все его потуги не заснуть и сохранять ясную голову. – Алан самый вероятный кандидат на эту роль.
– Нет, – возразила Мартелла, – я в это не верю.
II
Он укрощен уж и теперь; затем —
Возможно, что его низложат[10].
Сауна помогала сэру Джону не только поддерживать форму, но и позволяла уединиться ранним утром, чтобы обдумать проблемы и трудности предстоящего дня. На следующий день после того, как лорд Комсток принял свою смерть, сэр Джон в клубах пара размышлял над многими вопросами. День полнился насущными делами и щетинился трудностями.
«…в порядке личного мне одолжения» – говорилось в письме министра внутренних дел. Формулировка льстила театральной иронии сэра Джона. Улыбка на его красивом раскрасневшемся лице появилась, однако, лишь на мгновение, а потом он нахмурился. С ранней утренней почтой – он спустился в халате просмотреть корреспонденцию – пришло второе письмо с той же просьбой, с какой обратились к нему министр внутренних дел сэр Филипп Брэкенторп и архиепископ Мидлендский. Но просьба была преподнесена в иных выражениях, чем те, в какие сочли уместным облечь ее архиепископ – на словах – и министр внутренних дел – на бумаге.
«Бога ради, Джонни, выясни, кто это сделал, не то я сам окажусь за решеткой», – накарябал на листке из блокнота импульсивный помощник комиссара столичной полиции, временно отстраненный. Сам листок, на который он излил свои горести, был так поспешно вырван из блокнота, что по меньшей мере седьмая его часть так и не попала в конверт, а осталась в блокноте безмолвной свидетельницей душевного состояния помощника комиссара.
Одна фраза элегантно сформулированного письма министра внутренних дел, равно как и раздел полицейского досье на смерть лорда Комстока, были посвящены тому компрометирующему обстоятельству, что помощник комиссара оказался в щекотливом положении, поскольку находился возле места преступления, когда совершалось убийство.
Мартелла завтракала в постели, поэтому, когда время, отведенное для похудения и медитации, закончилось, сэр Джон прошел в столовую и позавтракал в одиночестве. Затем он вернулся в спальню и сообщил, что собирается в город, но добавил, что вернется к очень раннему ланчу.
– Насколько раннему, дорогой? – уточнила Мартелла.
Леди Сомарес, еще более привлекательная в свои тридцать лет, чем была в двадцать с небольшим, была прекрасна в любом из двадцати четырех часов, что составляют сутки. Не менее прекрасной она выглядела в кровати, где сидела, облокотившись на взбитые подушки.
– В двенадцать. Нам нельзя опаздывать на садовый праздник. Несомненно, уже возникло множество слухов, и если сможем добраться до кухарки, которую ты мне обещала…
– Джонни, тебе это будет неприятно. И в конце концов, к чему утруждаться? С Аланом все, конечно же, будет в порядке. Ты не знаешь, кто это сделал, и тебе безразлично! Почему бы им самим не подумать головой? Пусть полиция выполняет свою работу.
– Проблема в том, – медленно произнес сэр Джон, – что хотя в каком-то смысле мне все равно, я знаю, кто убийца. Но доказательства! Доказательства! Как мне сыграть невинность, если не докажу себе, что прав?
Выбежав из спальни, он приказал подать машину. Выход из лондонского дома сэра Джона обычно являл собой впечатляющий спектакль, но тем утром за исключением дворецкого, открывшего перед ним дверь, и шофера, который распахнул дверцу автомобиля, никто его не провожал. Своему секретарю он дал выходной, от камердинера отмахнулся, велев подготовить подходящий костюм для садового праздника. Никаких распоряжений в последнюю минуту не отдавалось, никаких мелочей не потребовалось приносить в машину. Семнадцатимесячный сезон завершился. Сэр Джон собирался представить свою новую постановку не раньше октября и властно, но обходительно на неопределенный срок отложил подписание контракта на съемки фильма. Он помедлил на верхней ступеньке лестницы, ведущей с его крыльца на улицу, бессознательно позируя на фоне дома. Потом изящно (и в полной мере наслаждаясь собственным признанием изящества) спустился по ступенькам и сел в автомобиль. Помня о просьбе Мартеллы оставить ей «Роллс-ройс», сэр Джон приказал вывести свою вторую машину. Отослав шофера, он сам сел за руль.
Помощника комиссара сэр Джон застал дома.
– И скорее всего буду тут торчать, пока не прояснится адское недоразумение! – воскликнул Литлтон. – Полагаю, тебе, Джонни, свет истины уже воссиял?
– Настолько, что глаза мои ослепли, – ответил тот.
– Как раз тот случай, когда за деревьями не видят леса, если хочешь знать мое мнение, – заявил Литлтон, хмурясь на кончик сигареты, прежде чем стряхнуть пепел. – Это как у семи нянек дитя без глаза. Ты знаешь, что у полиции отобрали дело?
– На сорок восемь часов, насколько я понял.
– Попросту отобрали! – продолжил Литлтон, не заметив ремарки своего гостя. – Моему собственному ведомству не позволили мне помочь. «Министр внутренних дел берет дело в свои руки!» Ха!
Возникла долгая пауза. Сэр Джон безмятежно курил, сидя в кресле и прикрыв глаза. Самые пылкие его почитатели утверждали, что ни в какой роли он так не блистал, как в роли сэра Перси Блэкни, Алого Первоцвета в пьесе Эммы Орци. Сыграть денди… а идея недурна… Он позволил себе увлечься этой мыслью, но порывистый Литлтон разразился новой тирадой:
– Конечно, это мог сделать любой из нас. Ясно как белый день. Но проблема в том, что убил только один. Ты читал показания? Любопытно, правда? Помощник комиссара столичной полиции, архиепископ Мидлендский и главный партийный организатор правящей партии – все замешаны. О, мы попали в переплет, все до единого!
– «Сладостны последствия несчастья». И чаша косвенных улик склоняется в сторону архиепископа, – пробормотал сэр Джон.
– Неужели? – Литлтон выпрямился в кресле. – А вам известно, что пуля вошла так чисто, что проделала аккуратнейшую дырочку в голове Комстока? И стреляли с неблизкого расстояния. Отсутствуют черные следы от пороха, никакого ожога вокруг раны. Это был идеальный выстрел, старина! Мгновенная смерть! Направление движения пули чуть вверх. И ты утверждаешь, что какой-то архиепископ способен на подобный выстрел?
– Странно, что после ухода архиепископа никто не видел Комстока живым.
– К черту странности! Убийца видел его живым! А это приводит нас к тому, с чего мы начали! Просто нет никакой другой исходной точки. Я полицейский, следовательно, для большинства тупоголовых, из которых состоит британское общество, мало подхожу на роль убийцы. Архиепископ – человек церкви, а убийство – грех, что снимает с крючка его. Что до Хоуп-Фэрвезера, ему еще повезет, если он не лишится карьеры, раз уж оказался замешан в такую историю. Если его будут судить, полагаю, он станет молиться, чтобы его повесили. Лично я бы предпочел взвалить убийство на секретаришку. Мерзкий тип.
- Предыдущая
- 27/56
- Следующая