Грех и тайны (ЛП) - Мади Скайла - Страница 3

Когда почти все уходят, на меня скользкой волной накатывает тошнота, вызывая желание разрушить все вокруг. Я должна помогать спасать жизни, а не стоять в сторонке, наблюдая за тем, как эти самые жизни забирают.

— Это далеко не конец, — открывая глаза, говорю я ему.

Это не закончится до тех пор, пока не завершится последний бой — пока Череп не коронует своего нового фаворита. Я никогда не смогу убить для него. Череп может вынуждать меня давать информацию, может издеваться, мучить, пытать, но он никогда не сможет использовать меня, чтобы забрать чью-то жизнь. Моя совесть этого не позволит. Некоторые из бойцов хотят убивать... они хотят бороться от имени Черепа. Включая Джая. Каждый день я спрашиваю себя, почему жизнь Джоэла стоит больше, чем чья-либо еще. Почему он стоит спасения и риска своей жизнью, в отличие от кого-то другого здесь? В такие моменты возвращается гнев, воздействуя на меня, как ничто иное. Он поглощает меня.

Воспламеняет меня.

Питает.

Я избавляюсь от рук Джая и уношусь прочь. Мне ничего так не хочется, как оставить свою совесть и достоинство за дверью и сопротивляться этому, делать все зависящее от меня. Но я не могу. Это не про меня. Не поймите меня неправильно. Я — боец, будьте уверены в этом. Просто не тот тип бойца, как они. Мои поединки эмоциональные, а не физические. Большинство дней я борюсь за жизни других, чтобы они смогли провести больше времени со своими любимыми. Вот так я проживаю свою жизнь. И не могу измениться сейчас. Не буду.

Я глубоко вдыхаю и задерживаю в себе тяжелый заплесневелый воздух, позволяя ему обжигать мои легкие. Уставившись на разваливающуюся стену передо мной, отчаянно пытаюсь успокоить болезненно колотящееся в груди сердце. Если я не умру от рук отделавшего меня бойца, то уверена, что это произойдет от мозговой аневризмы. Возможно ли, что собственный череп сожмется и раздавит твой мозг? Чувствую, что скоро узнаю это.

Это место вызывает у меня головную боль. Терпеть этого не могу: неизвестность, драму, игры. Как люди могут так жить? Я забираю назад все слова недовольства о своей прошлой жизни. Я люблю ее, и я скучаю по ней.

Она была такой простой.

Я вставала, уходила в больницу, возвращалась домой и ложилась спать. Сплюнуть и повторить. Я часто молила об азарте или переменах. Слишком много раз представляла себе обморок в больнице или грабеж с насилием в поезде. Я хотела, чтобы хоть что-нибудь — что угодно — произошло и отвлекло меня от обыденности жизни.

Что-нибудь, но не это.

Это совсем не то, что я имела в виду. Закрываю глаза, выдыхаю и снова открываю их. Я пройду через это. Как-нибудь.

— Эмили, я… — Джай замолкает, когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.

Уверена, что мои глаза красные и опухшие, кожа белая, как снег, но мне плевать на это. Здесь нет никого, кто выглядел бы отлично. Тоннели уже сказываются на нас — на всех. Одни заболевают, другие — сходят с ума. Такими темпами у Черепа к концу следующей недели будет свой победитель.

Я жду, чтобы он продолжил. Мне интересно, что еще он может сказать, чего не говорил ранее. Взгляд его голубых глаз, темных в таком освещении, смягчается. Он поднимает свои большие руки.

— Ты не можешь вечно ненавидеть меня. Нравится тебе это или нет, но мы здесь вместе.

Ох. Снова этот разговор. Я шмыгаю носом и перемещаю свой вес на правую ногу.

— Под вместе подразумевается, что мы команда. Ты действуешь самостоятельно. Это не командная работа.

— Чего ты ожидала от меня? Ты металась перед боем. Я сделал это, потому что знал, что ты и твое хрупкое тельце не в состоянии справиться с этим.

— Ты не знаешь меня, — огрызаюсь я. — Я прошла через большую кучу дерьма в своей жизни, в отличие от парня с трастовым фондом, как ты. Возможно, твой брат хотел присоединиться к преступной империи. Хорошенькое гребаное дельце! Позволь ему присоединиться. Очевидно, это то, чего он хочет.

Громкий рык вырывается из Джая, и я подскакиваю, когда он дергается и бьет кулаком в бетонную стену. Я закрываю рот на замок, а мое сердце стучит, словно миллион бросающихся в паническое бегство гну (Примеч. антилопа). Костяшки его пальцев разбиты, и кровь начинает сочиться по содранной коже. От этого зрелища мой желудок выворачивает.

— Моя жизнь такая, блядь, охеренная, потому что у меня есть деньги, верно? Моя самая большая проблема — испорченный брат, который решил присоединиться к банде, чтобы привлечь к себе внимание, верно?

Я обнимаю руками свою талию.

— Я…

— Неверно. Маленькая Мисс Сирота думает, что прошла через многое? Ты, блядь, ни хрена не знаешь о боли. Ты не знаешь, из-за чего мне пришлось страдать, — он делает паузу, уставившись на меня. Мы пристально смотрим друг на друга до тех пор, пока он не выдыхает и встряхивает своей окровавленной рукой. — Я могу быть твоим лучшим другом или злейшим врагом, Котенок. Могу помочь тебе выбраться или могу оставить гнить здесь. Так или иначе, я добьюсь того, ради чего пришел.

Чистой, не окровавленной рукой он лезет в задний карман и вытаскивает пачку налички. Деньги за мою победу. Много дней мы швыряли их туда-сюда, никто из нас не хотел претендовать на них. Джай швыряет пачку в меня, и мне удается неуклюже вскинуть руки и поймать ее прежде, чем бумажки упадут на сырую землю. Я смотрю на него.

— Сделай выбор, — говорит он, прежде чем развернуться и уйти.

Я смотрю на деньги. Стараюсь держаться подальше от них. В моих руках они ощущаются чужими и неправильными, но думаю, что Джай больше не оставит мне выбора. Какую боль он, возможно, перенес? Я хочу узнать.

Вздыхая, я вытягиваю сотню из пачки, остальные сворачиваю и заталкиваю под подушку. Небрежно складываю купюру, засовываю ее за пояс моих джинсовых шортиков и направляюсь в бар.

Боженька знает, как мне сейчас нужно выпить.

Джай

Я запихиваю пару купюр в задний карман и натягиваю на себя чистую футболку, вдыхая запах свежего хлопка. У меня быстро заканчивается чистая одежда. Засовываю руки в рукава футболки и натягиваю ее на живот. Рано или поздно мне нужно будет собрать свою одежду и постирать в зоне для купания. Я устал от всего, что связано с запахом крови, ржавчины и плесени. Это все и так витает в воздухе. Мне не нужно носить этот запах еще и на себе.

Позади себя слышу шарканье обуви по бетонному полу и смотрю через плечо, надеясь увидеть Эмили. Вместо этого натыкаюсь на пьяного Рафа. Прежде чем отвернуться в сторону, замечаю его опухшие глаза и липкую кожу. Я не виню его за то, что он балуется выпивкой. Один из бойцов, которого перекинули через перила, был его другом и соседом по комнате. Дерьмовая ситуация, неважно с какой стороны на нее посмотреть, но, по крайней мере, это подстегнет его биться еще жестче. Если он этого не сделает и будет биться, как его друг, то он труп.

Говоря о соседях, где, черт подери, Котенок? Она отлучилась некоторое время назад, и готов поспорить на свои следующие победы, сейчас совершает очередную глупость.

Мучительное чувство вины возникает при мысли о ней и о том, как она смотрела на меня. Прошло много лет с тех пор, как я терял самообладание подобным образом. Обычно я мог управлять им и использовать в боях, но до этого у меня были проблемы с контролем гнева. Ненавижу ее за это. Очень долгое время никто не заставлял меня сходить с ума так, как она. Что я нахожу в ней такого чертовски раздражающего, но в то же время такого милого? Может быть, причина во мне. У меня всегда была тяга к потерянным существам — животным, насекомым, людям — привлекающих тем, что они не знали, куда им двигаться. Эмили потеряна. Она не замечает этого, но ее старая жизнь привязана тяжелым грузом к ее миниатюрной лодыжке. Если нас не убьют здесь внизу и мы выберемся вместе, то я хочу помочь ей найти свое истинное призвание. Думаю, до конца своей жизни я обречен драться, потому что делаю это очень давно, но Котенок может заниматься чем угодно... и я хочу помочь ей. Это меньшее, что я могу сделать после всего пережитого вместе.