Разгадка - Чандлер (Чендлер) Бертрам - Страница 3

• Предыдущая
• 3/10
• Следующая

Граймс и Соня находились в рубке управления.

— А вот и Эндерстон, — произнес коммодор, — на восточном берегу реки Усталой. Мы пока слишком высоко, чтобы что-нибудь разглядеть — там все заросло. Это Сумеречное озеро, — он обвел указкой блестящее пятно, ясно видимое на обзорном мониторе. Оно напоминало очертаниями гигантскую амебу, распластавшуюся среди яркой зелени. — Промахнуться просто невозможно. А вот этот четкий овал салатного цвета — стадион…

Фаррелл выправил траекторию. Биение инерционного двигателя стало громче — и снова стихло до невнятного бормотания, когда изображение стадиона оказалось точно в центре экрана.

По команде Фаррелла экипаж занимал противоперегрузочные кресла и пристегивал ремни. Вместе с остальными Граймс всматривался в изображение, которое росло на экране. Картина была знакома — слишком знакома, вплоть до едва заметной вспышки последней сигнальной ракеты. И снова — как и в прошлый раз, и в первый — он ощутил присутствие неких сверхъестественных сил, которые сошлись здесь с намерением не допустить посадки, уничтожить судно и всех, кто на нем находится.

Граймс покосился на Фаррелла. Молодой капитан был бледен и напряжен, хотя состояние атмосферы было как по заказу. Да, здесь нет службы наземного контроля. Но ведь нет ни малейшего ветерка, ни единой тучки, никаких намеков на возникновение турбулентности. Кажется, офицеров ФИКС все еще учат совершать посадку в экстремальных условиях.

Значит, Фаррелл чувствует то же, что и он сам. У Граймса немного поднялось настроение. «Вот теперь, крошка Джимми, и ты знаешь, на что это похоже», — подумал он и мрачно усмехнулся.

И в этот момент корабль приземлился. Наконец-то.

Толчок был почти неощутим. Лишь несущие конструкции чуть слышно простонали, словно посетовав на судьбу, и украдкой вздохнули амортизаторы, когда три опоры посадочного устройства приняли на себя огромный вес судна. Посадка состоялась.

— Главные двигатели — стоп, — выдохнул наконец Фаррелл.

По кораблю пронеслась перекличка резких звонков. Генераторы инерционного двигателя еще немного поворчали, затем все стихло. Легкие вздохи вентиляционных труб лишь оттеняли мертвую тишину.

Граймс повернулся в кресле, и поглядел в иллюминатор на отдаленную вершину, черный усеченный конус, резко выделяющийся на фоне бледно-голубого неба. Пресвитер Кэннон окрестил эту гору Синаем. Редактируя карты Кинсолвинга, Граймс собственноручно подписал ее «Олимп». Это было куда более подходящее название. Когда вершине этой горы неокальвинисты пытались вызвать Иегову, на их зов явился Зевс. Правда, когда на том же самом месте Граймс пытался вызвать богов греческого пантеона, на его зов откликнулся сам Мефистофель, который перенес коммодора в преддверие ада, населенное сонмом литературных персонажей.

На этот раз Граймс твердо решил вести себя более осторожно. И не делать попыток вознестись на вершину этой горы на колеснице, запряженной дикими лошадьми — даже если допустить, что на этой планете может встретиться все, что угодно, в том числе и дикие лошади. И что они возгорятся странным желанием оказать ему содействие.

Тем не менее, Граймс снова стоял на вершине горы.

Он вознесся туда на корабельном аэроботе, в двигателях которого заключалось изрядное количество лошадиных сил. Но ничего не произошло. И не могло произойти до тех пор, пока здесь не появится Кларисса, последняя в роду доисторических художников-магов. Не на чем было остановить взгляд — разве что полюбоваться панорамой. О двух злополучных экспериментах напоминали только полустертые ветром и дождем пятна краски — на том месте, где стоял мольберт Клариссы.

Само собой, каждый счел своим долгом побывать в знаменитых пещерах, чтобы осмотреть и сфотографировать наскальные рисунки — потрясающие изображения животных и охотников, которые казались живыми. Но краска давно высохла, рисунки были старыми, слишком старыми. И все же казалось, что следы присутствия древней магии еще можно ощутить.

Это или нечто иное — но что-то в этом мире вселяло тревогу. Мужчины и женщины не позволяли себе гулять поодиночке и сохраняли бдительность. Кто знает, что могло таиться в зарослях, среди руин? Фаррелл, хотя ему очень не хотелось нарушать предписания относительно униформы ФИКС, отдал категорический приказ не покидать судно без огненно-красных безрукавок поверх одежды. Поводом послужила перестрелка между группами охотников. К счастью, обошлось без жертв, однако четверо мужчин и три женщины надолго выбыли из строя, получив огнестрельные ранения.

— Вам не кажется, капитан, что нам пора на взлет? — спросил Граймс у Фаррелла.

— Отнюдь, коммодор. Мы должны быть уверены, что новые тканевые культуры приживутся.

— Это просто отговорка.

— Согласен, это просто отговорка.

— Вы ждете, чтобы что-нибудь произошло.

— Именно так. Черт подери, коммодор, это чувство неотвратимой беды давит на меня, оно давит на всех нас. Но я хочу обнаружить что-то определенное, о чем я мог бы доложить Лордам Коммиссионерам*5.

— Джеймс, четвертая нашивка на рукаве этого не стоит.

— Я поставил на карту нечто большее, чем продвижение по службе, сэр. Хотя, не скрою, я бы не отказался от повышения. Просто я ненавижу сражаться с врагом, которого нельзя увидеть, нельзя потрогать. Я хочу довести дало до конца. Я не хочу уползать отсюда поджав хвост.

— Первые колонисты рассуждали точно так же.

— Но они…— Фаррелл запнулся.

— Я продолжу за тебя, Джеймс. Они были обычными людьми. У них не было кокарды Службы на фуражках, погон Службы на плечах и нашивок Службы на рукавах. Они понятия не имели о дисциплине. Но как долго ты способен продержаться на одной дисциплине, борясь с этим напряжением? Если не принимать в расчет золотые галуны и блестящие пуговицы?

— Достаточно долго.

— Это его личное дело, Джон, — вмешалась Соня. — Он принимает решения. А я согласна с ним и тоже считаю, что нам следует оставаться на Кинсолвинге до тех пор, пока кто-нибудь не устроит шоу в честь нашего визита.

— Спасибо, Соня, — сказал Фаррелл. — Простите, но я вынужден откланяться. Нужно кое за чем проследить.

Когда молодой человек вышел, Соня повернулась к мужу.

— Ты становишься слишком осторожным, Джон. Стареешь? Или дуешься из-за того, что сам не можешь себе такое позволить?

— Я не люблю этот мир, дорогая. И у меня есть на то причины.

— Ты позволяешь ему давить на себя. Ты выглядишь так, будто не спал по меньшей мере неделю.

— Я действительно не спал. Только давай не будем об этом.

— Но почему ты ничего не сказал мне?

— Чертовски глупо… Все тот же проклятый кошмар — ты знаешь, о чем я. Стоит задремать — и он возвращается.

— Ты должен был мне сказать.

— Да, конечно, — он медленно поднялся на ноги. — Может быть, я просто засиделся на месте. Надо немного проветриться…

— Я пойду с тобой.

Она достала из гардероба алые куртки. Граймс вытащил из ящика стола свой крошечный «минетти», положил его в один карман, а в другой — запасную обойму. Оружие более крупного калибра вместе с мини-передатчиками выдавал вахтенный офицер, который дежурил при входе в воздушный шлюз.

Через несколько минут Соня и Граймс покинули судно. Прямо от подножья трапа начиналась тропа, разбитая и обгорелая, протоптанной среди зелени, по той тропе, которая вела к разрушенному городу.

День еще только начинался. Солнце высоко стояло в бледном небе, однако ветерок неприятно пробирал холодом. И тени… Слишком густые — ни в одном из миров, где довелось побывать Граймсу, тени не были столь густыми. Казалось, они жили самостоятельной жизнью. Или у него просто разыгралось воображение?

Граймс и Соня шагали уверенно, но осторожно. Приходилось внимательно глядеть под ноги: казалось, плети ежевики и лианы пытаются спутать им щиколотки. По обеим сторонам каменистой тропы намертво сплелись в горькой беззвучной схватке растения: деревья и кустарники, местные и доставленные с Земли и из других миров, паразитировали друг на друге. Буйство и яркость красок не могли избавить от чувства, что здесь торжествует смерть, а не жизнь, и сквозь все запахи, витавшие в холодном воздухе, пробивался запах тления.

• Предыдущая
• 3/10
• Следующая