Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Ма - Вафидис Эмилиан - Страница 81

Как же быть, если родители или родственники послушника после его смерти потребуют от монастыря вернуть им его имущество? Монастырь не станет спорить, потому что никогда не заводит ссор. Более того, мы поступим по-евангельски и вернем родителям послушника больше принесенной суммы, исполняя слово Спасителя: Кто захочет взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. Поступив так, монастырь и от претензий избавится, и евангельские законы соблюдет. Другое дело, что деньги, отданные послушником монастырю, вообще-то не могут быть востребованы назад, если отданы Христу и монастырь несет за них ответственность перед Богом. Конечно, адвокат, судья может этого не понимать или даже не верить в Бога. Но игумен, монастырь это сознают. Родственники и адвокат считают, что имущество берет себе игумен, руководство монастыря, монастырь. На самом же деле наследник — Христос, а монастырю имущество переходит как законному представителю Христа.

Если родственник захочет судиться, мы прочтем ему устав, и тогда он уйдет совершенно посрамленный.

По Божественному закону монастырь имеет права на имущество монахов, поэтому преподобный Макарий говорит, что монастырь может не возвращать родственникам умершего монаха его собственность. Монастырь имеет на это право, потому что представляет в своем лице Христа. Итак, продолжает святой, мы прочтем устав родственникам брата, и если они люди верующие, то поймут, что права наследства отныне принадлежат Христу, и со стыдом попросят прощения. Если же они неверующие и не стыдятся требовать назад имущество, это уже их грех. Таким образом, и монастырь, вернув им имущество, останется беспорочным, и родственники будут знать, что похитили Божию собственность.

Если монах понимает, что наследовать его имущество должен монастырь, но не позаботится о том, чтобы законно передать монастырю на это право, то он ответит за это перед небесным судом. Из-за его беспечности его же родители могут впасть в смертный грех как похитители Божия имущества. Но и монах, не знавший об этом, не освобождается от ответственности. Кроме того, если человек придет в монастырь и только спустя долгое время сообщит родителям, что его имущество навечно принадлежит монастырю, то его родителям будет нелегко это принять, и они станут протестовать, потому что находятся во власти мирских представлений. А если бы он предупредил их сразу, то родители со временем смирились бы или, по крайней мере, сами отвечали бы за свое упорство. Но теперь отвечать перед Богом как за грехи родителей, так и за собственные грехи будет монах. Это немаловажное преступление, простит ли его Бог? Не будем успокаивать себя тем, что игумен добр и во всем к нам снисходит.

Сопротивление слову истины не останется без возмездия свыше, разве только будет омыто реками слез. Но много ли людей с такой чуткой совестью, чтобы понять свой грех и пролить потоки слез? Не так-то это просто. Посеяв в сентябре, октябре, ноябре, можно ждать плодов в июне, но посеяв в марте, плодов в июне не жди. Всему свое время. Когда время упущено, трудно что-либо исправить.

Если кто-то захочет уйти из монастыря по причине каких-либо разногласий, пусть ничего с собой не забирает, кроме одной убогой одежды, и удаляется из братства как неверный. (28)

Это правило напоминает нам евангельское учение о браке, которое запрещает развод. Господь гнушается разделением. Единство — это таинство Святой Троицы и Церкви. Развод недопустим ни по какой причине, хотя при чтении Евангелия и создается впечатление, что он разрешен в случае прелюбодеяния. На самом деле евангельские слова означают, что прелюбодеяние разрушает брак. Это не разрешение на развод — как можно разлучать то, что Бог сочетал? — но свидетельство того, что сочетания во Христе больше нет.

То же выражают слова правила «пусть удаляется как неверный». Если кто-то хочет уйти из монастыря из-за того, что переутомляется на послушании, или из-за того, что летом страдает от жары, то он может уйти. Но он уйдет как неверный. Пусть знает, что он разорвал свой брачный договор со Христом и Церковью. Конечно, монах, покидающий монастырь, никогда прежде не думал, что может уйти. Если бы он знал, что когда-нибудь уйдет, то не пришел бы сюда. Но со временем у него появляются проблемы: одолевают помыслы, беспокойство о разных предметах,

расшатывается здоровье, психика. Возникают большие или малые претензии, причем и со стороны человека, и со стороны монастыря. Но все это не значит, что можно уйти из монастыря. И разумеется, никто никогда не понимает, что же в действительности заставило его уйти. Всякий человек, покидающий монастырь или расторгающий брак, делает это не по той причине, которую сам называет. Это всего лишь предлог, прикрытие какой-то более глубокой причины, которую он знает или, по крайней мере, ощущает на уровне подсознания, но не может признаться в этом ни другим, ни самому себе по гордости и самовлюбленности.

Итак, если он все-таки уйдет, пусть ничего с собой не берет, кроме одной жалкой одежды.

Отметим еще, что в монастыре ремеслом заниматься должны только те братья, которые внушают доверие и выполняют свою работу ради блага и нужд монастыря. (30)

Под словом «ремесло» здесь подразумевается и управление монастырем, и все прочие послушания. Если в других уставах говорится отдельно об управлении и отдельно об обычных послушаниях, то здесь все это входит в одно понятие «ремесло».

Никто не должен претендовать на должность благочинного, пономаря или на какую угодно другую или же считать, что его следует хиротонисать в иеромонахи. Игумен сам рассудит, какое послушание можно доверить тому или иному брату. Он будет судить не по тому, плохой ли брат или хороший, святой он или грешный, много ли или мало лет он живет в монастыре. Если человек святой и непрестанно молится, это еще не значит, что его можно назначить старшим. Игумен будет назначать брату то или иное послушание, судя по его способностям, по тому, можно ли ему доверять. При назначении послушаний смотрят не на лица, но на способности человека, на нужды и интересы монастыря. Именно поэтому в большинстве монастырей на Востоке послушания были постоянными. В других монастырях — также ради пользы обители — послушания в течение года часто менялись, например раз в неделю. Способы организации послушаний разные, а цель одна — польза монастыря, удобство для братства.

Итак, назначаемое послушание нельзя считать показателем духовности или добродетели монаха. Другое дело, что нередко преуспевший монах оказывается способным нести особое служение, но мы сейчас говорим не о том. Послушание монах получает не за свои добродетели. Еще апостолы встретились с этой проблемой, когда им нужно было избрать семь дьяконов. Решение они возложили на Бога: для избрания бросили жребий.

* * *

Для того чтобы определить, способен ли тот или иной монах к какому-то послушанию, игумен должен быть духовно рассудительным. А если игумен человек простой и представителем монастыря в киноте назначит неспособного к этому монаха, что делать?

В подобных вопросах нужно всегда доверяться игумену, потому что какой-то авторитет должен существовать. Все эти «а если…» не закончатся до Второго пришествия. Никто не застрахован от ошибок. Поэтому мы полагаемся больше на Бога, Который всегда с нами, хотя и невидим.

Выбор, сделанный игуменом, несомненно, зависит от его мудрости, преуспеяния, взглядов, опыта, от того, как его воспитали в детстве, какая у него наследственность, как он живет и молится. В любом случае, почти нет таких настоятелей, которые не учитывали бы способности человека, не обсуждали с ним предстоящее назначение, не советовались с другими людьми. Или мы опираемся на авторитет игумена, поскольку через него говорит невидимый Бог, или на свое личное мнение. Иными словами, либо я, игумен, должен принимать решение, либо ты. Но если я могу сделать ошибку, то ведь и ты можешь ошибиться. Поэтому никогда не доверяй себе, даже если ты свят и достоин всякого уважения. Лучше пусть другой судит о тебе, чем ты сам, хотя бы он был хуже и ниже тебя и руководствовался своими побуждениями и принципами. В этом — основа послушания: пусть не я, но мой ближний выскажет свое мнение, скажет «да» или «нет».