Романы. Повести. Рассказы. В 2 томах. Том 2 - Верн Жюль Габриэль - Страница 2

Телефон, дополненный телефотом, — еще одно завоевание нашего века! Если передача голоса посредством электрического тока существует уже давно, то передача изображения — открытие самого последнего времени.[10] Ценное изобретение, за которое Фрэнсис Беннет, лицезрея жену в зеркале фонотелефота, благословлял ученого.

Сладостное видение! Несколько утомленная после вчерашнего бала или театра, миссис Беннет еще в постели. Хотя там, в Париже, уже около полудня, она спит, зарывшись прелестным личиком в кружева подушек.

Но вот Эдит шевельнулась… дрогнули губы… Ей, верно, что-нибудь снится?.. О да… С уст срывается имя: «Фрэнсис… Дорогой мой Фрэнсис!..»

Его имя, произнесенное столь нежным голосом, сразу изменило к лучшему настроение Беннета. Не желая будить жену, он быстро соскакивает с постели и проходит в механизированную туалетную комнату.

Через две минуты, хоть он и не прибегал к помощи камердинера, машина уже перенесла его, умытого, причесанного, обутого, одетого и застегнутого на все пуговицы, к дверям кабинета. Сейчас начнется ежедневный обход.

Прежде всего директор направляется в зал, где трудятся авторы романов-фельетонов.[11]

Огромный холл увенчан широким просвечивающим куполом. В углу — различные телефонные аппараты, по которым сто литераторов, состоящих на службе в «Ирт геральд», читают взбудораженной от нетерпения публике сто глав из ста романов.

Подойдя к одному из них, который собрался было воспользоваться пятиминутной передышкой, Фрэнсис Беннет сказал:

— Очень хорошо, дорогой мой! Ваша последняя глава чрезвычайно удачна. Сцена, где молодая поселянка в разговоре с возлюбленным касается некоторых проблем трансцендентальной философии,[12] свидетельствует о вашей тончайшей наблюдательности. Никогда еще так удачно не изображались сельские нравы! Продолжайте, дорогой Арчибальд! Желаю успеха! У нас десять тысяч новых абонентов со вчерашнего дня, и все благодаря вам!

— Мистер Джон Ласт, — обратился магнат к другому сотруднику, — вами я доволен менее. Ваш роман… как бы это сказать… В нем не чувствуется подлинных переживаний. И с развязкой чересчур спешите. Нужно обнажать основы. Не пером следует писать в наше время, но скальпелем. Каждое действие в реальной жизни — это результат как мимолетных, так и давно выношенных мыслей. Их-то и нужно тщательно перебрать, чтобы создать живой образ. Не так уж сложно, если имеешь возможность прибегнуть к электрическому гипнозу, который раздваивает личность человека! Вдумайтесь в собственную жизнь, дорогой мой Джон Ласт. Следуйте по стопам вашего коллеги, которого я только что похвалил. Подвергните себя гипнозу… Как? Вы уже делали это?.. Значит, недостаточно, недостаточно…

Директор продолжает осмотр. Он входит в зал репортажа. Полторы тысячи репортеров, сидя перед полутора тысячами телефонных аппаратов, сообщают подписчикам новости, полученные за ночь со всех концов света. Организация бесподобного бюро репортажей описана уже не раз. Перед каждым репортером — несколько коммутаторов,[13] дающих возможность устанавливать связь с той или иной телефонной линией. Абоненты, таким образом, не только слышат, но видят репортаж. Когда же речь идет о «происшествиях», которые уже закончились, главнейшие эпизоды иллюстрируются выразительными фотографиями.

Фрэнсис Беннет окликнул одного из десяти репортеров по отделу астрономии. Этой службе предстояло значительно расшириться в связи с последними открытиями, сделанными в звездном мире.

— Ну как, Кэтч? Что получили?

— Фототелеграммы с Меркурия, Венеры и Марса, сэр.

— С Марса есть что-нибудь интересное?

— Как же! Революция в Центральной империи — победа реакционных либералов над республиканскими консерваторами.[14]

— То же, что и у нас… Ну, а с Юпитера?

— Пока ничего. Непонятна их сигнализация! Быть может, наша до них не доходит?

— Разберитесь, мистер Кэтч. Всю ответственность я возлагаю на вас, — резко ответил Фрэнсис Беннет и, недовольный, направился в бюро научного репортажа.

Тридцать ученых склонились над счетными машинами. Одни были поглощены уравнениями девяносто пятой степени, другие, словно забавляясь формулами алгебраической бесконечности и пространства в двадцати четырех измерениях, напоминали учеников начальной школы, решающих примеры на четыре правила арифметики.

Появление начальства в зале произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

— В чем дело, господа? — воскликнул Беннет. — Неужели до сих пор не получено ответа с Юпитера?.. Все, значит, по-старому?.. Послушайте, Корлей! Вот уже двадцать лет вы возитесь с этой планетой… Казалось бы…

— Что поделаешь, — ответил ученый. — Наша оптика оставляет желать лучшего, и даже с трехкилометровыми телескопами…

— Вы слышите, Пир! — перебил его директор, обращаясь к соседу Корлея. — Но если не с Юпитера, то, по крайней мере, с Луны вести есть?

— Нет, мистер Беннет!

— И что же, опять станете ссылаться на оптику? Но Луна в шестьсот раз ближе к нам, чем Марс. С Марсом мы поддерживаем регулярную связь. Не в телескопах дело…

— …Дело в отсутствии жителей! — ответил Корлей с многозначительной улыбкой ученого, знающего цену «иксам».

— Вы смеете утверждать, что Луна необитаема?

— Во всяком случае, мистер Беннет, на стороне, обращенной к нам, жителей нет. Кто знает, быть может, на противоположной…

— Что же, Корлей, в этом проще простого удостовериться.

— Каким образом?..

— Следует повернуть Луну…

И с этого дня ученые на заводе Беннета погрузились в изучение механических приемов, с помощью которых можно добиться поворота нашего спутника.

В общем же Фрэнсис Беннет имел основание быть довольным положением дел в «Ирт геральд». Одному из его астрономов удалось определить свойства новой планеты Гандини. Она описывает вокруг солнца орбиту в двенадцать триллионов восемьсот сорок один биллион триста сорок восемь миллионов двести восемьдесят четыре тысячи шестьсот двадцать три метра и семь дециметров за пятьсот семьдесят два года сто девяносто четыре дня двенадцать часов сорок три минуты девять и восемь десятых секунды.

Директор был восхищен такой точностью.

— Великолепно! — воскликнул он. — Поспешите сообщить об этом в бюро репортажа. И пусть дадут сразу в номер. Вам ведь известно, с каким страстным интересом публика относится к астрономическим проблемам.

Покидая зал репортажа, Беннет заглянул туда, где работали интервьюеры, и обратился к одному из них, которому обычно поручались интервью со всякими знаменитостями.

— Вы беседовали с президентом Уилкоксом?

— Да, господин директор, и я сегодня же сообщу в отдел информации, что характер его болезни установлен. Он страдает расширением желудка, необходимо тщательное промывание с помощью особой кишки.

— Отлично! А дело убийцы Чапмена?.. Взяли интервью у присяжных?

— Да. Все они убеждены в виновности Чапмена, и дело не будет представлено на их рассмотрение. Обвиняемого казнят еще до вынесения приговора…

— Отлично!.. Отлично!..

Соседнее помещение представляло собой обширную галерею длиною в полкилометра — она была целиком отведена отделу рекламы, а какую роль играет реклама в газете типа «Ирт геральд», вообразить нетрудно. Объявления приносят ей в среднем по три миллиона долларов в день, и распространяются они совершенно новым способом. Патент на его применение куплен за три доллара у бедняка изобретателя, который, кстати сказать, вскоре умер с голоду. Итак, это гигантские плакаты, отраженные в облаках, видные на огромном расстоянии. Из этой самой галереи тысяча прожекторов беспрерывно направляет свет в небеса.

Но сегодня, войдя в отдел, Фрэнсис Беннет видит, что механики стоят сложа руки возле бездействующих прожекторов. Он спешит узнать, в чем дело. Вместо ответа ему указывают на безоблачную небесную лазурь.