Провидица (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 92

Права Кати, когда баллады бардов и сплетни, распространяемые, его людьми будут подкреплены словами служителей Святых, уверовать в правду князя простому люду будет проще, да и не простому тоже. Лаисса Альвран показатель того, что среди мелкопоместных лассов есть те, кто прислушивался к своим духовникам и ценивших их советы. Если они с Гудвалем мыслили в направлении светском, стремясь использовать интриги и ратную силу, то маленький воробей подошел к делу с той стороны, о которой оба сайеры позабыли, недооценив тех, кого они привыкли пренебрежительно называть — святоши. И хоть в каждом замке имелся свой отец-служитель, это была, скорей, дань традиции, чем глубокая вера.

— Сегодня местные барды услышат новую балладу, — произнес Гудваль, когда князь ненадолго отвлекся от своего послания.

— Какую балладу? — заинтересовалась Катиль.

— Как, вы еще не слышали? — сайер с готовность обернулся к лаиссе. — Гален написал забавную балладу о сайере и короле.

— Но она не объясняет того, в чем меня обвинил Сеймунд, — заметил Корвель, откидываясь на спинку стула. — Нужны еще.

— Ласс Корвель, вы можете слагать стихи? — прервала его удивленная лаисса.

— Не ожидали? — улыбнулся князь и откинул перо на стол. — Однако я не поэт и не бард, столь тонкая материя, как стихосложение, открывается мне нечасто.

— Понимаю, — серьезно кивнула провидица. — Нужен особый душевный порыв.

— Можно сказать и так, — усмехнулся Корвель.

— Или же тот, кто откроет душу, — подмигнул Гудваль и осекся под тяжелым взглядом Галена. Затем перевел взгляд на Катиль, но она сидела, глядя на свои руки, все так же лежавшие на коленях. — Желаете послушать балладу, лаисса Альвран?

Девушка подняла голову и вежливо улыбнулась.

— Безусловно. Я люблю баллады. Стать одной из первых, кто услышит новую песню, мне было бы приятно, особенно, когда я знакома с ее создателем, — Галену досталась короткая улыбка, но на этом внимание Катиль закончилось, и она вновь смотрела на сайера.

Корвель поджал губы, чувствуя раздражение, но признав в настороженном отношении лаиссы свою вину, зарождающийся гнев подавил. Смирившись с нарочитой прохладой Катиль, князь вернулся к своему посланию, а Гудваль велел призвать своего барда. Когда пришел бард, Корвель перечитывал послание, вымарывая то, что ему не нравилось, правил и дополнял. Столько усиленное внимание письму было неслучайным. Гален неожиданно ощутил сильнейшее волнение и смущение. Ему вдруг подумалось, что он был нескромен, превознося себя и унижая короля, что Катиль, после всего, чему стала свидетелем, сочтет его лицемерным.

Но лаисса Альвран, послушав балладу от начала и до самого конца, похлопала пальчиками о ладошку и произнесла:

— Чудесная вышла баллада, и ни слова вымысла, все верно. Гален, Святые были явно благосклонны к вам при рождении.

— Вам понравилось, Кати? — вскинул на нее изумленный взор князь.

— Очень, — улыбнулась девушка.

— Признаться, я рад, — с нескрываемым облегчением ответил Корвель.

Лаисса одарила его еще одной улыбкой и снова закрылась в себе. Бард застыл, сжимая лютню за гриф и ожидая, не попросят ли его еще спеть что-нибудь для благородной лаиссы, но сайер, вновь ощутивший вернувшееся напряжение между его гостями, и переводивший взгляд с девушки, потупившей взор на хмурящегося князя, махнул барду рукой, тот поклонился и удалился прочь, оставляя господ одних. Гудваль некоторое время постукивал пальцами по подлокотнику, после поднялся на ноги и обратился к князю.

— Гален, удели мне немного времени.

— Я в твоем распоряжении, — кивнул тот, с готовностью поднимаясь из-за стола, Катиль немного расслабилась.

Мужчины ушли, оставив девушку в одиночестве, но она была тому только рада. Так было легче не думать о том, что продолжало угнетать ее, несмотря на внешнее спокойствие. Катиль стиснула руки и прижала их к груди, взгляд ее остановился в одной точке, и девушка шепотом повторила слова из баллады, запомнившиеся ей:

Усмехнувшись, лаисса поднялась с кушетки и дошла до окна.

— Посланник Святых… Да, дорогой мой ласс, вы совершенно правы, ежели бы я не увидела того, кто прячется за щитом гневливого и заносчивого сайера, я бы не посмела совершить то, что совершила. Но зачем же вы мне показали себя таким…

Тяжко вздохнув, Катиль позвала Ведису и велела подать ей плащ. После покинула покои и спустилась во двор. Впрочем, покидать пределы замка девушка не собиралась, памятуя о том, что всякие случайности возможны, как показала прошедшая ночь. Воспоминания о прошедшей ночи вырвали из груди благородной лаиссы прерывистый вздох, и она накрыла свои губы пальцами, в который раз переживая прикосновение мужских губ. Ей очень хотелось спросить, зачем князь это сделал, но подобный вопрос был излишен. Если Катиль задаст его, то покажет, что ее взволновал поцелуй. Нет-нет, нужно держаться на расстоянии от ласса Корвеля, ни словом, ни делом, ни помыслом не позволяя ему узреть, что ее сердечко трепещет, когда он рядом. А там, если Святые будут милостивы, то волнение и пугающие желания исчезнут, и благородная лаисса вновь станет равнодушна к соблазнам, которые таит в себе мужчина.

С этими мыслями девушка бродила по крепостной стене, с безразличием поглядывая вниз. Вскоре ей удалось совсем успокоиться. Катиль только сейчас заметила, что ветер сегодня совсем слабый и теплый, что воздух наполнен запахами весны, и щебет птиц звучит радостно, как и полагается, когда жизнь все быстрей возвращается на стылую после зимы землю. Солнце согревало лаиссу своими ласковыми лучами, даря отдохновение от тяжелых мыслей и переживаний. Катиль прикрыла глаза, подставив лицо ветерку и улыбнулась, вспоминая свой родной замок. Но вслед за этим вновь нахмурилась, размышления ее перетекли на отца и братьев, как это нередко бывало с тех пор, как она покинула столицу. Как они там? Не издевается ли над ними король? Не терпят ли они лишений и унижений?

— Ох, батюшка, отчего вы не послушались меня? — вздохнула девушка и устремила взор на дорогу, которая вела к замку.

По дороге мчался одинокий всадник. Лаисса Альвран приветственно взмахнула рукой, не особо ожидая, что ее заметят, но всадник махнул в ответ, и Катиль улыбнулась. К Бартвальду Даги девушка успела проникнуться живейшей симпатией, как и к остальным ратникам князя. Не ко всем, но многие ей нравились, даже Рёнгафт Туни больше не вызывал неприязни, как в начале их долгого путешествия. Сам ратник, избежав смерти в горах, еще какое-то время относился к лаиссе настороженно и внутренне сжимался, стоило ей бросить взгляд в его сторону, но вот уже какое-то время Туни расслабился и был так же почтителен с Катиль, как и остальные. Он даже рискнул подойти к ней и попросить прощения за то, что чуть не повесил лаиссу в ночь ее побега из "вороньего" замка, и за то, что готов был убить ее после. Девушка положила ладонь на плечо воина и улыбнулась:

— Намерения Святых неисповедимы, Рён, значит, так им было угодно. Забудем старые обиды.

— Да, госпожа, — поклонился ратник.

Бартвальду открыли ворота, его конь прогрохотал копытами по деревянному настилу подъемного моста, и всадник осадил его, как только въехал в замковый двор. Спешившись, мужчина вновь бросил взгляд на лаиссу, наблюдавшую за ним, поклонился и направился в замок, спеша передать своему господину новости, которые он привез. Находившиеся во дворе воины Корвеля, окликали Даги, но он лишь отмахнулся, оставив разговоры с товарищами на потом.

Князя ратник нашел в кабинете сайера Гудваля.

— Милости Святых, мой господин, — произнес мужчина и замер, ожидая ответа.

— Проходи, Барт, — махнул ему рукой Корвель. — Какие известия ты привез? Прибыл ли кто из моих воинов туда, куда я повелел?