У нас уже утро - Чаковский Александр Борисович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/73
- Следующая
– Мне сказали в обкоме, что на этом промысле план добычи рыбы не выполняется.
Венцов поспешно закивал головой.
– Что же делать? Как выполнить план? – жёстко спросил Доронин.
С главным инженером неожиданно произошла чудесная перемена.
– Я ждал этого вопроса, – подавшись вперёд и сжав пальцами ручки кресла, горячо заговорил он. – Как выполнить план? Я скажу вам, как выполнить план. Прежде всего надо безоговорочно покончить с кустарщиной. Выбросить, сжечь, потопить эти катера-инвалиды. Оснастить флот, получить катера. Немедленно начать строительство кунгасов. Механизировать процесс подачи рыбы на берег. Запастись брезентовыми посольными чанами. Укомплектовать рыболовецкие бригады…
Он все более воодушевлялся. Его глубоко запавшие глаза расширились.
Воодушевление главного инженера мгновенно передалось Доронину, но так же быстро и покинуло его.
– Позвольте, – прервал он Венцова, – а откуда вы собираетесь взять всё это.
– С материка! – повышая голос, ответил Венцов. – Послушайте, вы же читали Закон о пятилетнем плане. Вспомните, что там говорится о механизации рыбной промышленности Дальнего Востока. Нам должны, обязаны дать все это! Вы должны потребовать от министерства всё, что нам надо. Писать в Совет Министров, в ЦК. Вы человек партийный! Требовать, требовать и ещё раз требовать!
Доронин уже без всякого интереса слушал главного инженера. Конечно, со временем они получат и флот и всё необходимое, но ведь речь идёт о том, что делать сейчас! Не сидеть же сложа руки!…
– Это – все? – холодно спросил он Венцова.
– То есть? – не понял тот.
– Всё, что вы можете посоветовать для выполнения плана?
– Я мог бы говорить об этом сутки, – высокомерно сказал Венцов, – но главное выражено в лозунге: против кустарщины, за внедрение механизации во все процессы производства.
– Хорошо, – устало сказал Доронин, – идите. Попросите ко мне, пожалуйста, капитана флота… Черемных, кажется.
Столь неожиданный конец разговора, видимо, смутил Венцова.
– Может быть, пройдём на пирс? – предложил он, вставая.
– После, – сказал Доронин и вдруг спросил: – Почему вы носите эту японскую штуку?
Венцов растерянно взглянул на свою куртку.
– В ней тепло, – сказал он, пожимая плечами. – А что?
– Ничего, просто так, – сказал Доронин, с трудом сдерживая раздражение.
Венцов попрощался и ушёл.
«Да, с руководящими кадрами дело здесь обстоит не блестяще! – подумал Доронин. Венцов произвёл на него резко отрицательное впечатление. – Сидит у моря и ждёт погоды!» – с неприязнью подумал он о главном инженере.
Минут через пятнадцать в дверях появился низкорослый, широкоплечий человек в плаще.
– Звали? – спросил он.
У него было добродушное рябоватое лицо.
– Товарищ Черемных? Садитесь, пожалуйста.
Черемных сел.
– Мне хотелось узнать ваше мнение, – начал Доронин, – почему не выполняется план лова.
Черемных пожевал губами и медленно, точно нехотя, ответил:
– За план лова отвечает начальник лова. – Вы коммунист?
– Член партии.
– Так вот, товарищ Черемных, мы здесь два коммуниста: один – местный, другой – прибывший на работу. Вот я и спрашиваю: почему здесь ловят мало рыбы?
Черемных молча посмотрел на Доронина круглыми спокойными глазами.
– Не умеем, потому и ловим мало, – сказал он наконец.
– То есть как так не умеем?
– Как не умеют, вы, наверное, не хуже моего знаете.
Черемных усмехнулся, а Доронин подумал: «Видно, Вологдина постаралась, информировала». Однако он и на этот раз не отступил от своего старого обычая – всегда идти в открытую.
– Моё и ваше неуменье – разные вещи, товарищ Черемных, – сказал он. – Я не рыбак, а военный человек. Мне партия приказала ехать сюда и работать здесь. Я приехал и буду работать. И учиться буду. А вы человек местный, дело знаете…
– Я тоже дела не знаю, – смотря куда-то себе под ноги, сказал Черемных.
– Но ведь вы же рыбачили в Приморье?
– В Приморье – одно, а здесь – другое, – угрюмо сказал Черемных. – Здесь наши методы не годятся.
Доронин сразу почувствовал интерес к разговору.
– Методы? – переспросил он. – Что же за методы? Разве сельдь не везде одинакова?
– Для тех, кто её со ста граммами употребляет, одинакова, – неторопливо сказал Черемных, – а для тех, кто ловит, наоборот. В Приморье, скажем, рыба идёт несколько недель, а здесь – считанные дни. Это раз. Здесь рыба под шторм идёт – это два. Там невод поставил – и гуляй, а здесь погода пять раз на дню изменится. Оставь невод – в клочья изорвёт. Выходит – то снимай, то обратно ставь…
В том, что говорил Черемных, было для Доронина уже нечто новое. Он почувствовал благодарность к этому неторопливому человеку за то, что он первый заговорил с ним понятными, человеческими словами.
– А с флотом как обстоит дело? – спросил Доронин.
– С флотом? – переспросил Черемных. – На сегодняшний день плохо. Имею сорок катеров, из них двадцать – японское барахло. Судоремонтного леса нет! Пакли нет! Квалифицированной силы нет! От графика судоремонта на тридцать процентов отстали… Почти всем судам шпангоуты надо менять, многим – новые кили подводить… Суда на лов уходят, а я на иголках сижу: чи вернутся, чи нет…
Он говорил, положив на колени свои большие, широкие руки с красными потрескавшимися пальцами; потом умолк и после паузы неожиданно сказал:… – Американцы, слышал я, в японских газетах пишут, что не умеем мы рыбу ловить. Японцы, видишь, больше нашего брали…
– А на самом деле? – с интересом спросил Доронин.
– И на самом деле больше.
– Почему же?
Черемных пожал плечами:
– Рыбы в море много. Если её брать да на пристань валить – можно и побольше японцев взять.
Доронин вспомнил разговор с Сато.
– Девяносто процентов рыбы у них на тук шло, – продолжал Черемных, – удобрительную муку, из неё делали. А для тука что? Свали рыбу на берег – и пусть хоть гниёт. А мы должны принять, отсортировать, засолить… А чем принимать, в чём солить?
Дело снова упиралось в «посольные ёмкости», о которых говорил Венцов. Многое в работе комбината было ещё для Доронина неясным, но он понял, что одно из основных звеньев ему удалось схватить. Кроме того, он понял, что многие навыки, приобретённые им во время работы в Саратове, пригодятся и здесь. Слушая Венцова, а теперь Черемных, он с радостью сознавал, что знает гораздо больше, чем ему казалось.
Доронин чувствовал, что больше не может сидеть в кабинете. Он знал, что ему ещё рано показываться на пирсе, что там к нему могут обратиться с вопросами, на которые он вряд ли сумеет дать вразумительный ответ. И всё-таки он решил пойти.
Попрощавшись с Черемных, он вслед за ним спустился по лестнице и вышел на улицу.
Холодный морской ветер ударил ему в лицо. По каменной набережной сновали люди в прорезиненных комбинезонах, в брезентовых куртках, в широких рыбацких шлемах – «зюйдвестках», в солдатских фуражках, а то и просто в пилотках. Все они тащили корзины, доверху наполненные рыбой. Группа мужчин растягивала огромную сеть, в которой бились сотни небольших серебристых рыб. Несколько девушек отцепляли их и бросали в стоявшую на носилках корзину. Кучи высохшей рыбьей чешуи блестели под солнцем, словно серебряные.
У берега вздрагивали на мелкой воде два деревянных катера, точнее – две громадные лодки. Люди, стоявшие в лодках, кричали что-то людям на берегу.
Пахло йодом, рыбой и ещё чем-то острым и пряным.
Одна из девушек, отцеплявших рыбу, пронзительно закричала:
– Эй! На кавасачке! Крабов давай привози! В столовой повар простаивает!
Низкий мужской голос прокричал что-то в ответ, но слов не было слышно из-за ветра.
На берегу у самой воды стояла Вологдина, окружённая рыбаками. Она сделала вид, что не заметила Доронина.
Кавасаки, видимо, собирались выходить в море. Моторы уже несколько раз начинали тарахтеть, но тут же глохли.
– Что, шкипер? – крикнула Вологдина. – Моторист с мотором спорит?
- Предыдущая
- 21/73
- Следующая