Военно-медицинская акаМЕДия - Орловский Михаил Сергеевич - Страница 49

— Разрешите войти? — отважился, наконец, художественный ценитель.

— Чего там? — раздражённо отозвался начальник, закончивший тёплую телефонную беседу.

— Товарищ подполковник, курсант Ойстрик по вашему приказанию прибыл, — доложил сокурсник.

— По какому приказанию? — несколько удивился подполковник, который ещё витал в каких-то своих делах.

Здесь бы Андрюхе навостриться, но решительность ступившего на ковёр дала свои результаты:

— Насчёт голой женщины! — выпалил он.

— Какой женщины? — ещё больше удивился Будилко, который после такого дивного словосочетания «голая женщина» сразу забыл обо всех своих проблемах.

Со второго раза Андрей Ойстрик наконец осознал, что попал под суровый розыгрыш однокурсников. Он окатился этой мыслью, будто ледяной водой из ушата. «Ржут, поди, сволочуги за углом», — гневно подумал разыгранный.

— Дак что за голая женщина? — уже с возросшим интересом полюбопытствовал замначфак.

— Э… ну… — начал Андрей.

По коридору стал слышен бег ребят, которые на носочках приближались к двери. Подкравшись, они шёпотом заорали Андрейке: «Стой!» Однако слишком поздно. Потерпевший на ковре. Начальник за столом. На стене — часы. Последние своим тиканьем отмеряют временные шаги, как бы подгоняя. И дураку понятно, что надо изобретать спасательную комбинацию.

— Да ошибся я, Александр Иванович, — расплывался по ковру Андрюха. — Вы же меня не вызывали?

— Нет. Не вызывал. Ну а что там всё же за голая женщина? — не желал униматься подполковник, тоже, кстати, любитель подобных. Он без боя никогда не сдавался.

— Да не голая, а гордая, Александр Иванович, — поправил зама сообразительный подопечный. — Тут некий конфуз вышел. Думал, вам уже пожаловались. Вот и решил первым сдаться. Ничего особенного.

Будилко подозрительно посмотрел на подчинённого Ойстрика и хотел было ещё что-то спросить, как неожиданно зазвонил телефон, и Александр Иванович вновь стал орать в трубку. Причём делать это он начал сразу с приветствия. Ор свёлся к обычному минимуму: какие же все негодяи и лодыри. И ещё куча нелитературной речи.

Под возникший шум, издаваемый замначфаком Будилко, наш товарищ, невысокий обитатель тринадцатого взвода Андрей Ойстрик ловко выскользнул за дверь и мгновенно испарился в недрах любимого Пентагона.

В предыдущей лекции мы рассмотрели личность типичного академика конца ХХ — начала ХХ1 века. Она, эта личность, неординарна, изобретательна и легко доверчива. Иногда личность вредит себе и создаёт ненужные проблемы. Иногда всё-таки учится. Реже трудится. Чаще спит.

Однако не стоит сбрасывать со счетов то великое и могучее, что дала нам медицинская школа, помимо типичных академиков. Ведь давно известно, что главнее наших главных героев может быть исключительно одна-единственная персона. И имя этой персоне — Преподаватель.

О, великий Человек! Сколько оболт…, ой, академиков вырастил ты. Сколько ума ты вложил в их пустые и светлые головы (светлые, потому что просвечивают на солнце. — Авт.). Сколько раз на операциях шлёпал по ещё неокрепшим и неумелым ручкам. Какое множество нелепых ответов пропустил через свои драгоценные уши. Ах, благодетельнейший человек! Дай медицина тебе здоровья, счастья и большую зарплату.

Хвалебен педагогам можно петь до скончания книги, однако, к сожалению, преподаватель тоже простой смертный человек. И ему тоже свойственно ошибаться. Хорошо, если ошибки эти пустяковые. И плохо, когда случается подобное далеко не на занятиях.

Именно в те времена мы и узнали о первых подводных камнях, незыблемо существующих в сложном медицинском мире. И случилось подобное знакомство не в Сахаре или Зимбабве, а на нашей любимой кафедре военно-морской и медицинской хирургии (для тех, кто не знает, хирургия бывает ещё и не медицинская, когда вам тупо всё отрезают).

Итак, после продолжительных и тяжёлых экзаменов, проведённых среди всех курсов и факультетов подготовки врачей, на кафедре хирургии состоялось выездное заседание учёного совета. К совету примыкали не только профессора и кандидаты наук, но также весь преподавательский состав, включая лаборанток, фельдшеров, медсестёр и нянечек. Заседание намечалось на пятницу и прошло в исключительно непринуждённой обстановке. Обстановка эта являла собой пикник на природе, вдали от шумного города и не менее пыльного воздуха. Развёрнуто заседание оказалось в лучших традициях кафедры и включало в себя мангалы с углями, свининой, жарившейся там, парой столов с напитками (градусность которых значилась не намного меньше этилового спирта), всевозможными салатами, а также одноразовыми стаканчиками, тарелочками и вилочками. При всех подобных обстоятельствах совсем скоро в воздухе повис весьма приятный запах жареного шашлыка, балыка и хлеба, моментально окутавший, словно одеяло, не только всю полянку, но и ближайшие кустарники. Медики к тому часу уже довольно прилично отдыхали.

Сначала никто и не понял, что беда ногою распахнула дверь, ведущую на заседание. Один из профессоров кафедры, дважды доктор медицинских наук, поперхнулся и закашлялся. Рядом стояли педагоги. В трёх метрах о чём-то спорили два доцента. В целом не менее семи человек услышали поперхнувшегося профессора.

— Постучите по спине, коллеги! — уже через три секунды сказал кто-то.

Постучали. Крепко постучали. По-доброму. Эффекта ноль. Кафедральный академик продолжал кашлять и жадно хватать воздух. Народу много, звать врача или звонить «ноль три» бессмысленно. Однако поселившийся в голове алкоголь ещё не давал понять всю серьёзность ситуации, говорившей об окончании пикника. Правда, здесь уже весь личный состав отошёл от тарелок. Медсёстры поставили стаканы. Санитарки перестали смеяться. Пятьдесят пар глаз устремили свой взор в эпицентр возникшего конфуза. Конфуз, конечно, уже мимикрировал в клинический случай.

— Под сплетение надавите! — посоветовал кто-то близстоящим коллегам.

Надавили. Дважды. Профессор кашлять перестал, но вместе с этим и дышать тоже. Он оперативно закатил глаза, по чему сразу стало понятно, что шутки совсем уже кончились. Протрезвели все, включая нянек и санитарок. Первым алкоголь покинул голову одного из преподов.

Схватив первый попавшийся под руку ножик и проверив его резательные способности, преподаватель стал делать трахеотомию. Вышло достаточно ровно, даже с учётом полевых условий. В автомобильной аптечке нашли дыхательную трубку. Вставили. Эффект хуже, чем в начале. Ноль и полкопейки. Спасаемый лежал тихо и смирно и ни одного признака жизни подавать не хотел. Академики сделали что-то ещё и затем ещё, но профессор уже совсем не пытался оживать и лежал, посиневший, среди двадцати пяти человек медицинского состава: профессоров, кандидатов, медсестёр, санитарок и нянечек.

Позже прокуратура долго таскала к себе медиков: кто резал, кто стучал, кто давил? Внимательно смотрели на нож, затем на горло и вновь на медиков. И думали, кому бы пришить дело и быстренько лишить диплома. Медики дрожали, но результаты патолого-анатомического вскрытия избавили последних от проблем с Законом. Глядя на протокол судмедэксперта, всем стало ясно, что крыть нечем. Как оказалось, кусок мяса лёг ровнёхонько на бифуркацию трахеи, поэтому никакая трахеотомия не могла бы вернуть профессора в строй. Для тех, кто не с медициной, напишу, бифуркация — это место, где трахея делится на главные бронхи. Место чертовски удалённое и труднодоступное.

Конечно, коллеги долго и упорно переживали по этому случаю. Кто-то говорил, что вот если бы перевернуть и потрясти за ноги. Другие отвечали, что куски нужно было делать меньше. Третьи вторили, что нельзя же стучать по спине. Но мы с тобой, дорогой читатель, понимаем, что всё это лирика, и действительно главный принцип в медицине не «Вылечи» и даже не «Помоги». Главный принцип — «Не навреди»!