Основы личной безопасности (СИ) - Самойлов Дмитрий - Страница 23

Какая связь между экспериментами, проведёнными над обезьянами, и психофизиологией человеческого поведения в стрессовой ситуации? Связь самая непосредственная. В эволюционном плане люди за 25–40 тысяч лет существования не так далеко ушли от своих предков-приматов. Современный человек генетически идентичен шимпанзе на 98,5 % [48] (95 % — согласно другой методике сравнения [49]).

Интересно, что в указанном эксперименте обезьянок пытались помимо змей научить бояться цветов, отредактировав видео и заменив на нём изображения змеи, от которой удирает обезьяна, на изображение цветка. Однако боязнь цветов сформировать не удалось. Исследователи сделали предположение, что появление страха перед змеями было возможно, поскольку происходило как активация унаследованного страха посредством обучения. Очевидно, что врождённой предрасположенности к боязни цветов у обезьян нет.

Ещё одним и, на мой взгляд, более важным результатом было то, что когда вначале обезьянкам показывали, как другая обезьяна не боится змеи, то в дальнейшем у них нельзя было сформировать страх, даже демонстрируя другое поведение. Этот результат очень важен с точки зрения воспитания детей личным примером, однако эта тема выходит за рамки данной книги.

Ну и наконец, наиболее актуальным с точки зрения подготовки к критическим ситуациям результатом было то, что лабораторные обезьяны, у которых сформировали страх перед змеями, боялись их сильнее, чем обезьяны, выросшие в дикой природе. Такая реакция объясняется, прежде всего, отсутствием опыта у лабораторных животных, т. е. они не знали, чего конкретно ожидать от рептилии, как можно обеспечить свою безопасность при встрече с ней.

Таким образом, стресс тем меньше, чем больше у человека положительного опыта действий в подобных случаях. При этом огромное значение имеет именно сходство (если не идентичность) ситуации. Тот факт, что человек уже не раз сталкивался с сильным стрессом в одних ситуациях, совершенно не гарантирует, что стресс, переживаемый в другом типе ситуаций, будет меньше.

Так, например, Крейг Веллер, в прошлом боец спецподразделения Special Warfare Combatant Crewmen (SWCC) Военно-морского флота США, прошедший суровые тренировки и не раз в ходе службы попадавший в различные стрессовые ситуации, вспоминает, что во время своего первого боя по правилам миксфайта настолько утратил самоконтроль, что даже с нескольких попыток не смог эффективно провести удушающий приём и в итоге проиграл. Как показал анализ его действий, Веллер, каждый раз захватывая противника на «гильотину», сжимал не только его шею, но и руку [50]. Несмотря на то что на тренировках этот приём был отработан тысячи раз, в ходе матча из-за психофизиологического воздействия стресса Веллер не мог сообразить, что он делает не так, чтобы исправить свою ошибку.

Безусловно, человек, часто сталкивающийся со стрессовыми ситуациями, вне зависимости от их типа и сценария, и выходящий из них победителем, постепенно повышает свою стрессоустойчивость. Для него эффекты от психофизиологических изменений, вызванных стрессом, не являются сюрпризом, поскольку он уже не раз сталкивался с ними ранее. Благодаря опыту прежних побед он уверен в своих силах, может собраться и сконцентрироваться на решении поставленной задачи. Однако специфика ситуации самообороны в том, что события развиваются так стремительно, что просто нет времени взять себя в руки и попытаться справиться с волнением. Таким образом, для снижения испытываемого стресса, а следовательно, и интенсивности протекания мобилизационных процессов в ситуации самообороны требуется весьма специфический опыт победы в реальном бою. Очевидно, что накопление подобного опыта без риска для жизни и здоровья возможно только опосредованно, путём специально организованных тренировок, речь о которых пойдёт в главе «Сила мысли».

Наряду с описанной выше схемой запуска мобилизационных процессов по факту обнаружения чего-то угрожающего (или расцениваемого как таковое) природой заложен в нас ещё один механизм, который срабатывает не по наличию опасности, а по её предчувствию.

В ситуации ожидания угрозы активизируются те же психофизиологические процессы, что и при её внезапном появлении, отличие лишь в характере их протекания. Если провести аналогию с автомобилем, то наблюдаемая или ожидаемая угроза — это поворот ключа зажигания, мобилизация по предчувствию — это работа на холостых оборотах, а мобилизация при реальном появлении опасности — это включение сцепления. При этом роль педали газа играет воспринимаемая степень угрозы, которая и определяет интенсивность протекания мобилизационных процессов.

Существует вероятность запуска мобилизационных процессов по предчувствию не только за какое-то время до ожидаемого опасного события, но также и после него, так как наш разум может подсознательно ожидать продолжения. В любом случае ключевую роль в переводе организма в тревожное состояние играет сознательный или подсознательный анализ возможных вариантов развития событий в предполагаемой будущей критической ситуации.

Как уже говорилось, стресс в критической ситуации тем меньше, чем больше у человека опыта действий в подобных ситуациях. Парадоксально, но в случае мобилизации по предчувствию роль опыта совершенно противоположна. Ярким примером этого являются результаты исследований стресса, испытываемого перед прыжком начинающими и опытными парашютистами [52].

В рамках эксперимента у парашютистов определяли уровень стресса с помощью специальной, надетой на тело аппаратуры, фиксировавшей сопротивление кожи, частоту пульса и дыхания, а также ряд других физиологических параметров. Измерения проводились несколько раз в течение некоторого периода времени начиная за несколько часов до прыжка с парашютом.

Обобщённые результаты (рис. 7) показали, что пик нервного напряжения у начинающих парашютистов пришёлся на тот момент, когда появился сигнал «Приготовиться к прыжку». У опытных же спортсменов наибольшее волнение было зафиксировано вечером накануне прыжка. Очевидно, что парашютисты со стажем, зная, что может пойти не так при прыжке и к чему это может привести, подсознательно прокручивали в голове различные неблагоприятные варианты развития событий. Более того, после прыжка волнение у них, в отличие от неопытных спортсменов, начинало возрастать, поскольку они опять начинали неосознанно рассматривать различные неудачные исходы (теперь уже при приземлении). Воистину «Во многой мудрости много печали» [53].

Безусловно, с точки зрения эффективности действий в критический момент значение опыта нельзя недооценивать. Незадолго до прыжка и в сам момент покидания самолёта парашютисты со стажем испытывали ощутимо меньший стресс, чем начинающие спортсмены, благодаря чему могли действовать точнее.

Отрицательное влияние опыта, выражающееся в более сильном волнении накануне критического события, также нельзя оставлять без внимания. В спортивной психологии известно понятие «спортсмен перегорел», характеризующее ситуацию, когда длительное предстартовое эмоциональное возбуждение переходит в торможение к моменту выступления [54]. Более того, в отличие от начала спортивных соревнований момент наступления критической ситуации, в которой потребуется применение навыков самообороны, плохо поддаётся прогнозированию.

Для снижения интенсивности протекания мобилизационных процессов, запускаемых по предчувствию, в ряде случаев можно использовать методы, описанные в главе «Обуздать страх».

Знание того, что надо делать в критической ситуации, должно быть подкреплено не только опытом применения этих навыков, но и уверенностью в своих силах. Для примера: совершенно недостаточно уметь наносить удар, нужно быть уверенным, что этот удар в вашем исполнении решает свою задачу, т. е. эффективен.