Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 30
- Предыдущая
- 30/110
- Следующая
— Бей местных! Покажем, какой есть Смоленск! — орал Зимобор, и кмети отвечали ему дружным радостным ревом.
Две стенки сшиблись, схватка закипела. Рукопашный бой тем хорош, что здесь мужики и кмети могут сойтись почти на равных. Опыт и умение имеют какое-то значение, но гораздо важнее сила, способность держать удар, быстрота и устойчивость. Мужики все-таки сходились в этих схватках всего два-три раза в год, а кмети упражнялись каждый день. С криком и ревом каждый норовил, прикрывая голову одной рукой, другой ударить противнику в ухо или в глаз, уклониться от удара, боднуть в живот, заставить упасть.
Упавшие потихоньку отползали, уже стараясь только, чтобы их не затоптали. Лежащих (и ползущих) не трогали, но если ты встал в пределах площадки, то снова подставляй голову.
— Пока стоишь — дерешься! — орал десятник Судимир, молотя кулаками с таким жаром и яростью, каких никто не ждал бы от такого спокойного человека.
— Рарог! — привычно отвечали ему кмети, призывая Огненного Сокола, птицу Сварога, подателя воинской удачи.
Во все стороны летели клочья снега, шапки, пояса, даже рукава полушубков. Безостановочно работая кулаками, подбивая ноги противников и роняя их на снег, смоляне скоро отогнали сежан к самому берегу. Кто-то сорвался и покатился вниз, остальные замахали руками: хватит, мол, сдаемся!
— Ну, вы молодцы! — Шумно дышащий, взмокший и разгоряченный Зимобор в распахнутом полушубке ходил между помятыми мужиками, сам помогал подняться лежащим, хлопал по плечам и по спинам. — Ну, вы бойцы! Ни в каких краях такого не видел! Ну, вы моих парней чуть за пояс не заткнули! Вот она, порода сежанская! Орлы! Велеты! Каждого хоть сейчас в дружину!
И мужики, потирая ушибы и ощупывая подбитые глаза, от этих слов преисполнялись гордостью за себя. Каждому начинало казаться, что их поражение не имеет никакого значения, что схватку-то они, считай, почти выиграли, да у кого — у кметей самого смоленского князя! И этот князь, который сделал их из простых мужиков орлами и велетами, каждому казался удивительно хорошим человеком!
Всему этому Зимобора тоже учили с детства. Хороший князь ведь не тот, кто умеет заставить силой. А тот, кто умеет заставить... добровольно и со всей душой!
Своих смолян Зимобор тоже похлопывал, но больше молча. И в этом молчании им слышалось: а вы-то уж и подавно орлы, и говорить нечего, сами знаете! Только некоторым отрокам, недавно посвященным Зимобор говорил негромко: «Молодец!», и кметь внутренне расцветал, зная, что оправдал ожидания, не подвел!
— Да и твои ребята не робкие, крепкие! — одобрительно говорили мужики Зимобору. — Видно, что выученные, даром времени не теряли.
— А ты тоже молодец, княже! — Быстрень вспомнил, что все-таки ему более уместно похвалить Зимобора, как старшему младшего. — Ловко ты наших уделал!
— Еще бы! — Зимобор и не скрывал, как ему приятно это услышать. — Я эти сходки отродясь не проигрывал. Этот день-то как называется?
— Какой?
— Да сегодняшний. Чего празднуем?
— У нас говорят — зимолом.
— А у нас — зимобор! Я же в такой день-то и родился, как же мне всех не одолеть!
— Идемте в дом Макоши, столы готовы! — К ним подошла старшая жрица. — Идемте, отцы, идем, княже. Заводи твоих людей, места хватит.
По обычаю, в двух половинах хоромины рассаживались за столами верхние и нижние сежане, и сегодня смоленских посадили среди них — всем пришлось потесниться, зато всем было весело и каждый понимал, что нежданно нашел новых товарищей. Смолянам было приятно впервые за долгую дорогу почувствовать себя если не дома, то в гостях, где им рады. На столах уже стояли большие деревянные блюда с нарезанным хлебом, большие глиняные и деревянные плошки с капустой, с грибами, с моченой клюквой. Жрицы начали разносить мясо, кравчий по привычке кинулся помогать. Стоял гвалт, шум, смех. Девушки косились на молодых смоленских кметей, те посылали им ответные выразительные взгляды — многие уже успели высмотреть в толпе кого-нибудь и теперь думали, как бы исхитриться поговорить.
— Эх, ну почему все самое вкусное всегда на столе старшей дружины! — завистливо вздыхал отрок по имени Кудеря, пожирая глазами пироги, поставленные на блюдах перед старшими.
— Вот поэтому я всегда ношу с собой свой верный меч! — назидательно отвечал ему Достоян и, вынув меч из ножен и аккуратно протянув его над столом, ловко наколол на острие большой кусок пирога с дичиной.
К этому дню приготовили медовуху, поэтому пир удался. Гуляли до самой ночи, потом жители Заломов и ближайших дворов отправились восвояси, приезжие расположились спать здесь же, в хороминах. Смоляне тоже устроили себе лежанки прямо на полу, а перед святилищем, возле обоза, разожгли, как всегда, костры и выставили стражу.
Зимобор заснул быстро, но вскоре проснулся от тягучего мяуканья. И сразу вспомнил ведуна. От того теперь стоило ждать всего самого худшего, а значит, расслабляться было нельзя. Ведунова кошка, которую никто не видел, но все слышали, уже бродила под самыми стенами святилища и тоскливо кричала, призывая беду.
Поднявшись, Зимобор перелез через спящих кметей и пошире приоткрыл окошко. Была глубокая ночь, ярко светила луна, и снег казался широким белым полотном, расстеленным по земле. И там, где полотно уходило в угольно-черную тень под откосом вала, сидела невидимая тварь и тянула свою тоскливую песню.
От мяуканья сжималось сердце и закладывало уши. Зимобор взвесил в руке нож. Нет, через маленькое окошко не попасть. А выйти — она исчезнет, как всегда исчезала. Вот подманить бы ее сюда, выманить на свет...
Если она есть на самом деле, эта кошка. Чем дольше Зимобор ее слушал, тем больше подозревал, что кошки никакой нет, а есть морок, призрак, присланный зловредным ведуном. Или чья-то душа, плененная и мучимая им, томится и жалуется, а никто не понимает ее жалоб...
— Кис-кис! — шепнул Зимобор в самое окошко, ни на что не надеясь, а больше отвечая собственным мыслям о том, что хорошо бы ее подманить.
Только вот чем подманишь? Такая кошка на простую сметану не пойдет, небось только на кровь человеческую!
- Предыдущая
- 30/110
- Следующая
