Мир иной - Гребнев Григорий Никитич - Страница 30
- Предыдущая
- 30/33
- Следующая
К звездам?
После «второго заседания научного общества» события развернулись с необыкновенной быстротой. И прежде всего открылась тайна исчезновения Суо и Уру. Произошло это так.
Арнаутов, тщательно исследовавший «трюмы» корабля-города, еще неделю назад обнаружил под «музыкальной пагодой» четыре длинных блестящих цилиндра. Видимо, углы «пагоды» опирались на них. Арнаутов сообщил об этом Майгину и Берсеньеву.
– Полагаю, – сказал он, – что это своеобразные поршни, которые поднимают весь корпус «пагоды». Но каким способом их приводят в действие, я понять не могу…
Звуки, непрерывно струившиеся из-под выгнутой крыши «пагоды», привели Нину в восторг. Она согласилась с Берсеньевым, что эта музыка отдаленно напоминает «Лунную сонату» Бетховена, только оркестрованную.
– Я бы назвала ее «Звездной сонатой», – сказала она, не обращаясь ни к кому и прислушиваясь к нежному звону неведомого инструмента, зазвучавшему соло.
– Между прочим… – медленно сказал Майгин и замолчал, словно в голову ему пришла какая-то странная мысль.
– Что? – спросила Нина.
– Послушайте, Ниночка, ведь у вас прекрасное грудное контральто.
– Так уж и прекрасное, – улыбнулась Нина.
– Да-да, – Майгин ожесточенно потер лоб, что-то соображая. – Вы знаете, ваш голос очень похож на голос этой снежной красавицы, Эа…
– А ведь и правда! – воскликнул Берсеньев.
– Мерси! – Нина сделала реверанс.
– Нет, кроме шуток…
– Я очень польщена, кроме шуток.
– Необыкновенно похож!
Майгин и Берсеньев уставились друг на друга, затем на Нину.
– Дело в том, Ниночка, – сказал Майгин необычайно серьезным тоном, – что голосу Эа, как мы убедились, просматривая сцены «иллюзионов», здесь повинуются некоторые механизмы… Понимаете?
Нина покачала головой:
– Не понимаю.
Майгин схватил ее под руку.
– Пойдемте ближе к «пагоде», – сказал он.
– А ведь это интереснейшая идея! – проговорил Берсеньев.
Майгин, невзирая на нерешительное сопротивление удивленной Нины, подвел ее вплотную к «пагоде». Берсеньев последовал за ними.
– Пойте! – приказал Майгин.
– Зачем?
– Пойте же, говорят вам!
И Нина запела. Она запела «Нелюдимо наше море», сначала вполголоса, а затем, когда внезапно поняла, что задумал Майгин, все громче и громче. И стены «пагоды» дрогнули! Нина закрыла глаза.
– Пойте, пойте, – напряженным шепотом повторял Майгин.
Стены уходили вверх. Вот они вышли из глубоких пазов в «палубе», вот показались под углами верхушки белых столбов… Раздался мелодичный звон, и вот уж «пагода» замерла в воздухе, опираясь, как на сваи, на полутораметровые белые гладкие колонны. Нина замолкла, с восхищением и ужасом глядя на то, что открылось ее взору: перед ней на узком ложе, устланном какой-то легкой пушистой тканью, лежал неподвижно юноша, почти мальчик. Руки его были сложены на груди, глаза закрыты, губы сжаты в скорбной и жалкой гримасе. Белая, как алебастр, кожа казалась матовой, рыжие волосы мертвой волной падали на изголовье.
– Это он… Суо! – одним дыханием произнес Майгин.
– Мертвый… – с болью в голосе сказала Нина.
Но Берсеньев уже оправился от изумления. Он приблизился к ложу и взялся пальцами за запястье бледной, худой руки.
– Жив, – коротко сказал он. – Доктора, быстро!
И никто не заметил металлического гиганта, возвышавшегося у изголовья мальчика. Когда Берсеньев повернулся к Майгину, Уру неожиданно шагнул вперед, и тяжкий удар железной клешни обрушился на плечо пожилого геолога. Берсеньев упал. Громадная нога уже поднялась над ним, но Нина в два прыжка очутилась перед чудовищем и пропела:
– Уру… им!
И Уру застыл на месте. Майгин вытащил оглушенного Берсеньева из-под крыши «пагоды» и оглянулся. К ним уже бежали Венберг и Петя, рысью семенил доктор Васенькин, большими шагами приближался Арнаутов.
– Что случилось? – еще издали закричал Петя.
Но все было понятно и без объяснений. Доктор Васенькин быстро оценил обстановку, попросил Нину отойти в сторону, но быть наготове на случай, если Уру опять «вздумает» помешать, и приказал Пете, Венбергу и Майгину осторожно взять тело Суо и перенести в один из коттеджей. Затем он хотел осмотреть Берсеньева, но тот был уже на ногах. Все двинулись к «голубому коттеджу» – впереди Петя, Венберг и Майгин с телом мальчика, за ними остальные. Шествие замыкал Уру.
– Ниночка, – опасливо косясь через плечо, сказал Берсеньев, – приглядывайте за этим… чудищем. Вы одна только с ним можете справиться.
Нина кивнула и замедлила шаг. Теперь она шла рядом с металлическим гигантом. И она заметила, что в одной клешне был зажат крошечный металлический предмет, от которого тянулась тонкая, как шпагат, прозрачная эластичная трубка. Конец трубки волочился по блестящей «палубе», оставляя на ней тяжелые маслянистые капли…
К вечеру Суо очнулся от своего странного летаргического сна, длившегося бог знает сколько веков.
Доктор Васенькин, тщательно осмотревший его, сделал удивительные открытия. Оказалось, что в груди Суо бились два сердца (одно, видимо, отмирающее, другое – новое, созревшее). Кроме того, слабо прослушивалась пульсация еще одного сердца – рудиментарного, которое, по предположению доктора, в дальнейшем должно было развиться и заменить второе сердце… Кожа мальчика была необычайно пористой, способной испарять влагу в больших количествах. Питание организма во время сна осуществлял, вероятно, Уру, нагнетая в жилы спящего какую-то жидкость, состав которой установить не удалось.
Но, очнувшись от летаргии, Суо не проявил к людям ни малейшего интереса. Мало того: когда кто-нибудь приближался к нему, он отворачивался и закрывал глаза. Только Нина и маленький ламут Нэнэ, видимо, пользовались его благоволением. Им он позволил накормить себя и ухаживать за собой, но на все попытки заговорить отвечал лишь едва заметным покачиванием головы. Нина и Нэнэ не отходили от него ни на шаг. А в головах постели Суо неподвижным истуканом встал железный Уру.
– Ничего, – сказал Васенькин. – Теперь он не один, и время его вылечит. Только не надо быть назойливыми. Дайте ему привыкнуть.
- Предыдущая
- 30/33
- Следующая
