Дерьмовый меч (СИ) - Ципоркина Инесса Владимировна - Страница 22

Злая, словно сто ангелов смерти, я встала на четвереньки и захлопала крыльями. Стоп. Чем? Я что, превратилась в Чкала? Но осмотрев себя, первым делом уперлась взглядом в свой собственный, потрепанный квестами бронелифчик с потертой инкрустацией и выпавшими кое-где ортоклазами. И броня на месте, и наполнение ее на месте, так что никакой я не Чкал. Протянув руку, потрогала свою белую, гладкую кожу — и тут же получила по рукам. От себя же. Тело Мурмундии Неистребимой сидело рядом и смотрело на меня с глубоким возмущением. А то, которое попыталось его потрогать, таки принадлежало Чкалу. Крылья неудобно топорщились, щекотали бока, спину и ниже — ну вот, кажется, вдобавок у меня началась аллергия на пух. Я оглушительно чихнула, вызвав у себя же вопрос:

— Чкал, ты что, заболел?

Вопрос был задан моим голосом, но с интонациями… постойте-ка… Это были интонации моего братца Финлепсина!

— Нет… — прохрипела Менька, поднимаясь на четвереньки.

Я с трудом узнала свою премьершу — столько на ней было пыли, в которой, впрочем, все мы перемазались по уши. Но передо мной стояла на карачках именно Мене-Текел-Фарес, а никакой не Чкал! Так зачем ей отвечать на вопрос, заданный мне? То есть не мне, а моему телу, которое вообще-то ни разу не мое и даже не особенно мне нравится!

— Кто тебе разрешил в меня вселяться, сука?! — раздался вопль откуда-то сзади и немного сбоку, после чего на Меньку обрушился Тупи — хорошо хоть в человеческом виде, а не в страусином.

— Да я не вселялся, это меня подселили! — завопила Менька, отмахиваясь так неумело, как настоящая Мене-Текел-Фарес постыдилась бы отмахиваться.

— Стой!!! — взвыла я во всю мощь чкаловых легких. — Замри!!! Команда, слушай мою команду!!!

— Это с чего ты раскомандовался, пернатый? — подпер бока Тупи, в чьем теле, очевидно, и угнездилась моя министерша.

— На себя посмотри! — возмутилась я. — Быстро встали и по порядку рассчитались… Назвались! Будем разбираться, кто из нас кто.

Моя команда возилась в грязи, точно жалкая кучка пьяных рестлеров, а я с ужасом представляла себе сложности работы с боевым составом, в котором каждый не тот, кем кажется. Запомнить с первого раза, кто в кого вселился, мне не удалось, но королева Мурмундия Неистребимая не паниковала: постепенно разберемся, кто в ком. Сейчас куда важнее понять, где мы и чем это чревато. На первый взгляд обстановка напоминала Коллизей. Очень большой и очень заброшенный Коллизей. Ярусы, ярусы, ярусы каменных скамей — до самого неба, если тут вообще имелось небо. В стенах оконные ниши чередовались с провалами и лестницами, ведущими в никуда. Между камнями росла чахлая колючая трава, под ногами скрипела пыль — или пепел. Веселенькое местечко.

Побродив сперва по арене, потом по ложам и партеру, потом по клеткам для диких зверей и недоеденных гладиаторов, мы выбрались в лабиринт коридоров, которыми «Коллизей» оказался обмотан со всех сторон, точно катушка нитками. В переходах сквозило и никто не пытался на нас напасть или, наоборот, спасти. Никому-то мы были не нужны, бедные, несчастные, позаброшенные. Такого безобразного обращения с царственной особой в наших злоключениях еще не злоключалось.

— Слушай, может, пока у тебя крылья, слетаешь, проведешь разведку на местности? — нерешительно предложила мне Мене-Текел-Фарес из тела Тупи.

— А может, ты превратишься в страуса и сама сбегаешь на разведку? — огрызнулась я.

— Да я не умею… — нерешительно протянула Менька.

— Вот и я не умею летать! — отрезала я. Тяжелые неудобные крылья тянули спину и за все цеплялись. Попытки сложить их как можно компактней отзывались болью в позвоночнике. Небо не манило, вот ни капельки. Хорошо хоть меч не вонял — он оказался единственным оставшимся в себе. Все остальные кряхтели и сутулились под грузом непривычной плоти, как под тяжелыми рюкзаками.

Единственный, кто развлекался от души — это Поппи, влетевший в тело Лассаля и вписавшийся в него так, будто котом родился. Шмыгал себе по углам, пробовал на вкус всякую дрянь и слушать не желал нытья Лассаля, что если он, поганец, доведет котика до расстройства желудка, законный хозяин этого желудка отгрызет телу Поппи нос и уши. Если учесть, что Лассаль загремел в корпулентный корпус Прозака, то у мелкого тела Поппи Гаттера не было ни малейшего шанса отбиться. Оставалось лишь надеяться, что капитан Бляд, временно квартировавший в этом худосочном вместилище, сумел бы отбиться от кого угодно одной только силой пиратского духа.

Не особо вникая в суть перебранок, я всерьез размышляла над тем, чтобы написать маркером на лбу каждого, кто он, да вот беда — маркера-то у меня и не было.

— Эй, величество, чего грустим? — хихикнул Дерьмовый меч, который я повесила на чкалово бедро, увеличив и без того нехилую нагрузку на костяк. Нет, серьезно, как мужики носят на себе столько мышц и знай добавки просят? У меня уже болело все — с непривычки, шепотом уверял меня Чкал, то и дело сам себя щипавший за задницу под раздраженным взглядом Тупи. То есть это Менька смотрела на те вольности, которые позволял себе Чкал с ее беззащитной попой. Тьфу. Еще сутки подобной развлекаловки — и я освою крылья, после чего улечу отсюда куда глаза глядят.

Наконец Гаттер в теле Лассаля наткнулся на признаки жизни: из-за двери, полускрытой не то мхом, не то плющом, раздавались раздраженные мужские голоса:

— Между прочим, это не мне пришло в голову искать истинные вессели для наших душ!

— А кому? Мне, что ли?

— Тебе!

— Нет, не мне! Меня мой вессель вполне устраивал: глазки зелененькие, губки пухленькие, ножки кривенькие, сам сексуальненький, не то что некоторые снежные люди…

— Да ты когда в последний раз в зеркало смотрелся, гнусная ты рожа? Рядом с моим твой вессель — карлик на колесах!

— Я тебе сейчас врежу.

— Не врежешь! А врежешь — собственному весселю морду разобьешь!

Сказать, что мы ничего не поняли, значит ничего не сказать. Таинственное слово «вессель» поминалось в каждой фразе, затемняя и без того непроглядный смысл. Собеседники обещали друг другу всякие интересные вещи, от которых покраснел даже многоопытный прекрасный принц Прозак, попавший в не менее многоопытное тело Бляда.

— Кто-нибудь знает, что такое «вессель»? — наконец поинтересовалась я.

В ответ Поппи небрежно отмахнулся хвостом:

— Мясной костюмчик. Дай послушать.

— Слушай, ты, сосиска меховая, — угрожающе произнес Чкал менькиными устами, — объясняй, а то марта у тебя не будет. Никогда.

— Да я-то что?!! — взвыло тело Прозака так, словно тушка Лассаля уже простерлась на столе ветеринара. — Я бы объяснил, кабы знал!!! Не трогайте мое тело, сволочи!

— Чье тут еще тело приблудилось?! — рявкнули из-за двери. — А ну сюда все!

И мы ввалились в комнату, освещенную несколькими вонючими масляными лампами и огромным закопченным камином. В камине на вертеле вращался недожаренный бык, ручку вертела крутил лохматый тип размером с Минотавра. Второй тип, поменьше и поаккуратней, сидел за столом и переливал из пустого в порожнее. Перед ним стояла парочка пустых сосудов, которые он аккуратно наклонял друг над другом — так, словно в них действительно что-то было, и мужик боялся это что-то расплескать.

Где-то я уже видела обоих парней. Мельком, не дольше секунды, но видела. Я попыталась ухватить воспоминание за хвост, но воспоминание выскальзывало, как намыленное.

Обернувшись в нашу сторону, оба странных типа хмыкнули, переглянулись и запели:

— В моей рубиновой крови

Кипёж проснувшейся любви,

Но тьма в сердечной мышице

Во мне и в брате-близнеце

Мешает верить в счастья свет,

Для нас, увы, спасенья нет.

Но мы, страдая каждый час,

Все ждем, что вот полюбят нас

Три девы, впрочем, лучше пять,

Нам отдадутся в позе «Ять»

И мы тантрическим огнем

Предназначение согнем,

И нега экстатичных мук

В узлах сплетенных тел и рук

Пугливой розой зацветет

И в рай нас грешных сволочет. (Стихи неподражаемого shandar_alan, написаны спецом для «Дерьмового меча»)