Волнолом (СИ) - Прягин Владимир - Страница 41

Хотя...

Генрих усмехнулся. Правда, которую он собирается изложить, сама по себе настолько невероятна и похожа на горячечный бред, что нет смысла рядить ее в одежды иносказаний. Скорее, наоборот.

Он вывел: 'Его превосходительству чрезвычайному и полномочному послу Великой Зимней Империи лично в руки'.

Ниже: 'Ваше превосходительство! Имею честь сообщить вам наивернейшие сведения из надежных источников. Королевский советник барон фон Вальдхорн - мертвец, который дерзновенным и возмутительным образом выдает себя за живого...'

Генрих сделал паузу, подбирая формулировку, и застрочил снова: '...каковое обстоятельство вынуждает меня немедленно покинуть Девятиморье, ибо оставаться в стране, захваченной нежитью, решительно невозможно. Покорнейше прошу об убежище и лелею надежду, что оное будет мне предоставлено в кратчайшие сроки. Время мое уже на исходе - цепные псы режима идут по следу. В совершеннейшем почтении лично к вам и к Великой Империи пребывая, с нетерпением жду ответа. Г. ф. Р. (полное имя, по понятным причинам, указать не могу)'.

Поставив точку, он удовлетворенно кивнул. Теперь любой чиновник конторы, прочтя это, моментально уверится, что автор - очередной недолеченный идиот из тех, что так любят писать в газеты и в бюрократические инстанции. Нет, в самом деле, получилось душевно - особенно 'псы режима' и все эти прилагательные в превосходной степени, торчащие в каждой фразе. Надо было, кстати, написать не 'дерзновенным', а 'дерзновеннейшим', ну да ладно.

Зато сотрудник дипмиссии, проверяющий входящую светопочту, должен сообразить, что дело серьезное, и доложить начальству. Они-то в посольстве сохранили память и знают, что воскресший барон - не фигура речи.

Все, отправляем.

Строчки мигнули, проваливаясь в чернильную полынью, и поблекли. Теперь сомневаться в правильности решения уже не имело смысла. Осталось ждать результата. Генрих прикинул - ответ либо придет сразу, либо его не будет вообще. Если первое - значит, клюнули, если второе - сочли уловкой конторы и не захотели связываться. То есть подождать нужно с четверть часа. Ну, максимум полчаса. За это время успеют принять решение - Генрих ведь ясно дал им понять, что пребывает в цейтноте.

Ему ответили через двенадцать с половиной минут.

На бланке проступили аккуратные буквы: 'Милостивый государь, с прискорбием вынуждены уведомить, что вы обратились несколько не по адресу. Учреждение, где вам наверняка окажут скорейшую и квалифицированную помощь, расположено на Кедровой аллее. Советуем не откладывать, дабы не усугублять ситуацию. Искренне ваш, старший письмоводитель В. М. Лопатин'.

'Тонко', - подумал Генрих. Каждая собака в городе знает, что на Кедровой аллее находится посольство Вест-Альбиона, а в противоположном конце - психиатрическая лечебница. Податель прошения волен сам выбирать, куда именно его посылают. А для стороннего наблюдателя все выглядит так, будто посольский клерк, озверев от скуки, решил немного похулиганить.

Но фраза 'советуем не откладывать' - явный намек на то, что Генриха поняли и ждут для беседы прямо сейчас. Надо добраться до аллеи, а там его встретят или дадут подсказку. Хочется, по крайней мере, надеяться.

Сунув исписанную бумажку в карман, Генрих снова вышел на площадь. Извозчик, который его привез, был все еще здесь - с кем-то увлеченно трепался.

- На Кедровую. И, желательно, быстро. Полмарки сверху.

Ехать было достаточно далеко, зато по прямой. Если имперские шпионы действительно так всесильны, как о них говорят, то уже успели установить, что письмо он отправил с центральной почты. А значит, нынешний маршрут Генриха для них очевиден. Тем лучше - не разминешься.

Страха он не испытывал - скорее, бодрую, веселую злость. Ощущение жизни переполняло его, будто вместе с чернильным даром вернулись утраченные эмоции. Казалось, двадцать последних лет, заполненные бессмыслицей и хандрой, стыдливо скукожились, закатились иссохшим огрызком в дальний уголок памяти, и Генрих снова стал молодым. Ожил, почти как те мертвецы.

Морозный воздух пьянил, небо синело над головой. Каменные туши домов ластились друг к другу, терлись боками. Предвечерняя позолота осыпала деревья.

Светловолосую даму, ждущую кого-то у перекрестка, он приметил издалека, что было неудивительно - в таком наряде, как у нее, трудно затеряться среди прохожих. Платье, укороченное настолько, что даже Сельма удавилась бы, наверно, от зависти; легкая шубка с фантастическим голубоватым отливом; необычно высокие, почти до колен, сапоги с меховой оторочкой на голенищах. Она стояла, нахохлившись, скрестив тонкие ножки, и не обращала внимания на спешащих мимо людей.

А еще Генрих, подъехав ближе, рассмотрел у нее в руках сиреневый шарик чертополоха.

- Стой! - гаркнул он кучеру.

Вылез на тротуар. Не придумав ничего лучше, осведомился:

- Сударыня?

- Ну наконец-то! - буркнула она недовольно. - Я тут торчу уже минут десять. Скоро зазвеню, как сосулька. Поторопиться не пробовали?

- Простите, - Генрих несколько растерялся от такого напора. - Меня не предупредили. Я думал...

- И что вы, собственно, думали? Что вам из подворотни мигнет тип в надвинутой шляпе? И, озираясь, поведет вас тайными тропами?

- Нет, но...

- Тогда, может, уже поедем?

Она брезгливо отряхнула ладони, и цветок рассыпался темной пылью - до Генриха только теперь дошло, что это была очень качественная иллюзия. Он уважительно кивнул и сказал:

- Прошу в экипаж.

- Чтобы я там примерзла к лавке? Нет уж, спасибо. У меня локомобиль за углом.

- Как скажете. Минутку, пожалуйста - я рассчитаюсь с кучером.

Дамочка закатила глаза, будто он попросил подождать до завтра. Едва Генрих отдал монеты, развернулась и зашагала по тротуару, уверенная, что он не отстанет. Локомобиль оказался карминно-красным, сверкающим, как елочная игрушка. Шофер распахнул перед ними дверцу. Незнакомка нырнула внутрь.

- Знаете, - сказал Генрих, устраиваясь рядом с ней на мягком диванчике, - все-таки это мало соответствует моим представлениям о правилах конспирации.

- Какая конспирация, фон Рау? Окститесь! Я просто вас подвезу.

- Вы сотрудница посольства?

- Еще чего! Я всего лишь подданная империи. Иногда меня просят об одолжении.

- Как вы узнали про чертополох?

- Это допрос?

- Невинное любопытство.

- Полчаса назад была в гостях по соседству. Со мной связались. Передали мне ваш портрет. Попросили вас встретить и показать колючку. Я вышла и стала ждать. Удовлетворены?

- А если бы я вас не заметил? Проехал мимо?

- Не заметили бы? Меня?

В ее голосе было столько недоумения, что Генрих едва сдержал смех. Сейчас, когда они сидели, уставившись друг на друга, он мог хорошо рассмотреть лицо своей собеседницы - не слишком красивое, если судить по канонам Девятиморья, но из тех, что запоминаются сразу. Резко (даже, пожалуй, хищно) очерченные высокие скулы, плотно сжатые губы, пронзительно-синий взгляд. Ей было лет тридцать пять, при этом - ни малейших следов омолаживающей светописи.

- Вы правы, сударыня, - сказал Генрих. - Проехать мимо вас невозможно. Но мы в неравном положении. Вы меня знаете, я вас - нет.

- Меня зовут Ольга Званцева.

- Очень приятно, фрау Званцева.

- Слушайте, Генрих, - она скривилась, будто разгрызла стручок острого перца и закусила лимоном, - я, во-первых, не замужем, поэтому не 'фрау', а 'фройляйн'. Но 'фройляйн' в моем возрасте звучит, согласитесь, как тонкое издевательство. К тому же, мою фамилию вы произносите с таким акцентом, что слушать тошно. Будто гвоздем по стеклу скребете. Зовите уж лучше Ольгой.

- С превеликим удовольствием, Ольга. Вы сказали, что должны меня отвезти. Имелось в виду - в посольство?

- Ну, а куда же? В цирк лилипутов?

- Знаете, я уже ничему бы не удивился. Но очень рад, что герр посол меня примет.