Наперекор. Россия, обреченная на успех - Калашников Максим - Страница 10

Ну а усилившиеся санкции Запада парируются новым курсом в экономике и финансах России.

Однако, как вы видите, такая инновационная война тоже остается лишь плодом моего воображения. Кремль продолжает увязать в Крымско-Донбасском противостоянии, неуклонно сползая к позору, экономическому краху и конечному поражению. Обращая Донбасс в зону социального распада, руин и отчаяния. Да, РФ нынешних времен – это не Британия эпохи Черчилля. Не хватает ей национального футуризма…

В чем причины уродливейшего диссонанса между поисками духовных скреп современной России и ее явного неверия в собственные силы по научно-технической части? Почему нынешние русские продолжают рабски копировать западные направления науки и техники, буквально истребляя отечественных гениев-«прорывников»? Почему раз за разом упускают шансы, предоставляющиеся для прорыва, для скачков в развитии?

Дело здесь во многом. Начиная от привитого нам Петром Первым комплекса неполноценности перед всем западным. От привитого им неверия русских в свои способности и творчество. И заканчивая банальной деиндустриализацией страны с 1991 года. Ибо реальный сектор есть питательная почва для науки, техники, образования и даже массовой культуры. В сырьевой РФ никаких прорывов не будет, а духовность свалится в откровенную архаику. А где-то посредине – фактор постсоветской «элиты». Сырьевой, откровенно преклоняющейся перед Западом, скаредной и глупой. Ее рабство и несамостоятельность впечатаны глубоко в сознание «новых русских». И не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, как бесславно кончится нынешний поход в защиту «традиционных ценностей», не подкрепленный научно-техническим и ново-индустриальным прорывом России. Самое страшное – в том, что смердяковщина и презрение ко всему русскому захватили самые широкие массы народа. Комплекс национальной неполноценности и благоговения перед всем иностранным поражает наш народ. Ну а нынешнее государство РФ предпочитает тратить триллионы рублей не на НТР, а на олимпиады и футбольные игрища. Что очень показательно, знаете ли. Все эти роснано и сколковы? Сами же их создатели признаются, что в этих «инновационных институтах» не может быть создано ничего ПРИНЦИПИАЛЬНО нового. Здесь все вписывается в хвост западной научно-технической парадигмы.

Как побороть все это? Тут, конечно, не обойтись без новой индустриализации. Она – та плодородная почва для национальной НТР, без которой ничего не выйдет. Но есть и вторая часть стратегии, позволяющей покончить со смертельной дремотой России. С ужасающей смердяковщиной. Она – в создании некоего «опричного государства в государстве», некоего опытного полигона Русского Прорыва, управляемого людьми особого склада. Не хочу мучить ни птичьим наукообразным «штилем», ни мертвящим все канцеляритом. Попробую выразить это в образной форме, языком живым и энергичным.

Итак, руководством Опричного Полигона (опытного государства-ордена) должны стать люди, обладающие душой любознательного ребенка с живым воображением, но с железной деловой хваткой, высочайшим интеллектом и отличными организаторскими способностями. Какие шаги они предпринимают в России, вступившей на путь футуристической индустриализации Шестого техноуклада?

Они создают национальное Агентство передовых разработок. Очаг для беспрецедентных научно-технических прорывов. Очаг для «пересадки» прорывных инноваций в промышленность и бизнес.

Они упраздняют Комиссию по лженауке в РАН, заменяя ее на Центр экспериментальной проверки заявленных открытий и изобретений, одновременно усиливая РАН мощной Прикладной секцией. «Роснано» расформируется, Сколково радикально преобразуется.

Они создают Вторую Академию, более компактную и прикладную – конкурента РАН. Одновременно создавая сеть совместных с промышленниками научных центров.

Заканчивая на этом вводную главу, приступаю, так сказать, к основной части книги о русском футуризме. Если русские перестанут пасовать перед задачей творения своего Будущего, то обретут невероятную силу. Это тот самый случай, когда бесплотная на первый взгляд идея обретает материальную силу.

Имея свой образ Грядущего, мы сможем отчетливо разглядеть и те возможности побед, которые у нас есть. И те слабые, самые уязвимые места соперников, куда можно и нужно наносить разящие удары. Те направления, где и совершатся наши национальные прорывы.

У меня образ Русского Будущего давно сформирован. Потому автору этих строк и очевидны смертельные слабости нашего врага. Давайте же их изучим вместе. Ибо их слабости – это русские возможности!

Что во времена оны давало силу белой расе? Ее невероятные творческие, изобретательские способности. Несть числа ее прорывам мирового значения. Именно белая раса первой овладела паровой, электрической и ядерной энергией, создала двигатель внутреннего сгорания, современные водопровод и канализацию, создала авиацию и космонавтику. Она выстроила современное рациональное, естественно-научное знание.

Однако если мы углубимся в историю всех этих прорывов, то увидим, что совершали их люди нестандартные, бунтари, нарушители обывательского спокойствия. Те, кто не «как все», нестаден по натуре своей. Еретик. И если вы прочтете мою книгу «Хроники невозможного», то узнаете намного больше о роли бунтарей и хулиганов в развитии человечества. О великой миссии переступающих пределы.

Но вот беда, друг вы мой, читатель: такие люди плохо выживают в больших городах, в мегаполисах. Конечно, Большой Город дает много возможностей проявить себя, найти нужные связи, разбогатеть и сделать карьеру. Город есть средоточие капиталов, умений, потребностей. Но есть и оборотная сторона: в мегаполисе людской материал приобретает ярко выраженную стадность. Стандартность. Мегаполисы отторгают неординарно мыслящих, как бы нас ни тщились уверить в обратном идеологи мертвящего «постиндустриализма».

Сейчас мегаполисы занимают 2,1 млн квадратных километров на лике планеты. Если «сдвинуть» их воедино, то они займут прямоугольник: тысячу километров в ширину, 2100 километров в длину. Не так уж и много. Но уже сейчас в мегаполисах живет более половины населения Земли. А будет еще больше. Подавляющее большинство людей белой расы стали обитателями огромных городов.

Это удобно. Но это же убивает белую расу, ее творческие способности. Дело не в расизме – просто именно белые стали наиболее урбанизированными людьми, «народами больших городов». В мегаполисах белые вырождаются, становятся тупыми потребителями и сексуальными извращенцами. Падает их рождаемость. Кажется, это банально и общеизвестно. Но есть научные исследования, которые прекрасно объясняют, что творится с обитателями огромных мегаполисов-муравейников. И когда современных интернет-людей называют хомяками, то попадают в точку.

В 1968 году американский социолог Джон Колхаун построил модель большого города, населенную мышами. Почему мышами? Потому что по сложности и разнообразию своего общественного устройства они не уступают обезьянам, но гораздо меньше приматов, да и живут «быстрее». Мышиную популяцию наблюдать от поколения к поколению проще, чем стадо обезьян. Ибо месяц жизни для мыши как год жизни для людей. Так вот, исследование Колхауна отлично показало, что происходит с человеками в скученности мегаполисов и мегалополисов. (Е. Вишневская. «Хомяк нашего времени» – «Наука и жизнь», май, 2014 г.)

Американец поместил четыре пары мышек в утопический мирок площадью в 2,7 кв. м и высотой в 1,4 метра. Вода, еда и гнездовой материал здесь никогда не кончались, система тоннелей из проволочной сетки давала постоянный доступ к жизненным благам. Ограничитель был один – жизненное пространство. И что получилось? Сначала восемь мышей-прародителей стали бурно плодиться. Население «города» удваивалось каждые 55 дней. Через 315 дней в «городе» жило уже 620 особей. Но с этого рубежа рождаемость мышей стала резко сокращаться. Последнее жизнеспособное потомство появилось на 600-й день опыта. Именно в этот промежуток времени – между 315-м и шестисотым днем – структура социума пришла в упадок. Началась невиданная «порча нравов». Родители стали выкидывать деток из гнезд, не вскормив их. Старшие особи стали калечить младших. Мачо (самцы-доминанты) прекратили охранять территорию и своих самок. Недоминантные самцы стали вести себя пассивно, зато у самок начался «феминизм» – они принялись проявлять агрессию.