Правила эксплуатации ведьмы (СИ) - Зингер Татьяна - Страница 13

С Лисом мы не обменялись любезностями, добрых снов не пожелали и улеглись спать в

молчании. Из-за стены доносилось только поскрипывание старых деревяшек под телом

варрена.

Я долго не могла заснуть. Ливень барабанил по листве и отдавался стуком в висках. С

одеялом было слишком жарко, но без него по коже пробегал морозец. Вдалеке зазывно орал

жаждущий ласки кот. Возможно, даже мой.

Опутала непрочная дрема. Я провалилась в её объятия, и перед глазами поплыли

причудливые картинки. Когда-то, помнится, ведьма упомянула, что сны чародеев

отличаются особой красочностью, и, если постараться, то в них можно узреть будущее. Но я

различала переплетения узоров, радуг, орнаментов. Множество лиц, голоса, кошачий вой, а

на утро странное чувство, словно упустила нечто важное.

Но призрачная дымка сна растворилась, не успев связать меня своими путами.

Негромко всхлипнула скрипучая половица. Я насторожилась и услышала чье-то глубокое

дыхание. Надо мной кто-то стоял.

«Раз, два, — отсчитывала я, надеясь на морок. — Давай же, уходи».

Но существо стояло, как и прежде. Липкий страх пробрался под кожу. Я резко открыла глаза.

От кровати отшатнулся Лис. Мы с ним проявили поразительное единодушие: одно и то же

неприличное слово вырвалось с одинаковыми интонациями. Не сказать даже, кто испугался

сильнее.

— Объясняйся! — взревела я.

Лис съежился у стены.

— Славочка… — заискивающе начал он. — Подожди… Выслушай…

— Как же ты мне надоел, — разозлилась я.

И занесла над ним руку с растопыренными пальцами. Варрен зажмурился, наверное,

подумав, что я собралась его проклинать. Звонкий звук пощечины несколько охладил мой

пыл.

— Объясняйся.

— Я… это…

Юноша замолчал. Судя по всему, вступительной речи он не придумал, а выпутаться без неё

не смог.

— Ну, — поторопила я Лиса, медленно отодвигающегося в сторону выхода.

— Ты мне так нравишься, — выпалил он на едином дыхании. — Восхитительная девушка, очаровательная…

— Совсем ума лишился?

Брови недоуменно изогнулись. От неожиданности я забыла, что собиралась ругать варрена.

Просто уселась на кровать, потерла ноющие виски. Может, это всего лишь сон?

— Нравишься… Я как тебя увидел… — он в задумчивости прикусил губу.

— И это повод приплестись ко мне ночью? — полюбопытствовала совершенно отупевшая от

головной боли я.

— Хотел полюбоваться, — замялся Лис.

— Тебя учили правилам приличия?

Варрен неопределенно угукнул. Он почти успел выскочить в коридор, но остановился перед

дверью.

— Ты, правда, считаешь меня симпатичной? — негромко спросила я.

— Да! — моментально согласился Лис.

— Приятно слышать, — я не особо доверяла ему, но щеки запунцовели. — Знаешь, мы не…

— Да-да, разумеется, — перебил варрен. — Нам не быть вместе, но хотя бы позволь тобой

восторгаться.

Мне показалось или при отказе в его голосе прозвучало облегчение? Я окончательно

запуталась. Лис спешно вышел из спальни, оставив меня созерцать темноту. Многое

объяснимо, но на кой ляд будить человека, чтобы потом без особой уверенности признаться

ему в симпатии и сбежать? Возможно, есть в круглоглазых варренах нечто мистическое, такое, из-за чего несчастная девушка вынуждена непонимающее вглядываться во мрак

пустующей комнатки.

Он что-то скрывает. И я не буду собою, если не узнаю, какие тайны прячет в себе высокий

худой юноша с малопривлекательным лицом и вздорным характером.

Близился рассвет. Засыпать не было смысла.

День ничем не запомнился. Утром Лис не рискнул провожать «симпатичную девушку», а

может, просто спал. Просыпающееся солнышко окрашивало волосы в соломенный цвет и

гладило лучами по прорезающейся, новой траве. Редкие горожане, позевывая, направлялись

с корзинками на базар, с одеждой в сторону реки или с ведрами к колодцам.

Ученики проявили чудеса признательности, поэтому притащили в школу огромную

замученную ворону. По их мнению, истинная ворожея выглядела именно так: голубоглазая

девица с вороной на плече. Обязательный «атрибут» вырывался, орал, щелкал клювом, но

маленькие нелюди накрепко привязали его лапу за веревочку к особо отважной ученице. В

итоге птица, перекусив веревку, наматывала круги по кабинету, заставляя вспоминать песни

о крылатых вестниках смерти, а затем улетела восвояси, каркнув на прощание и обронив

одну из стеклянных фигурок.

Вечером я собиралась отправиться к ведьмаку. До зубного скрежета хотелось попросить его

«починить отломанную ступеньку». Что делать дальше —пока не решила. То ли закопать

негодяя в неухоженном садике за домом, то ли скинуть с крыши. В любом случае, добро

как-то забылось при мысли о том, что, возможно, из-за этого парня погибло пять человек.

Но, к сожалению, я не знала, где обитал ведьмак, а князь, к которому можно было обратиться

за помощью, куда-то уехал.

Ладно, успеем. Жизнь длинная.

Пункт девятый. Не пытайтесь подкупить ведьму

«Вы можете быть приветливы, открыты и добры.

А возненавидят вас за кривые зубы».

Народная мудрость.

Случаются в неблагодарной чародейской практике маленькие радости. Например,

запихивание сопротивляющегося варрена в погреб, дабы он не попался стучащемуся в дверь

гостю, приносит небывалое удовольствие. Слабо различимая ругань, потому как варрен

слетел со ступенек и, судя по всему, приземлился в горку ощипанных курей, поднимает

настроение. День наполнился новыми оттенками.

Когда последний страдалец был выпровожен восвояси, я опять отправилась к князю. У

массивных арочных дверей никого не отыскалось. Странно, стражники денно и нощно

сторожат покой княжеской особы. Да, и они не без грешка — по очереди упиваются в

харчевнях. Но с поста не уходят. А нынче — ни одного.

Терем опустел. Обычно гомонящий, теперь он налился неестественным безмолвием. Исчезли

слуги, не суетилась привечающая гостей Ельна. Я, оглядываясь подобно воришке,

прошмыгнула к величественной лестнице. Провела ногтями по перилам, меж которыми

извивались вырезанные в дереве змеи да ящерицы. Всегда засматривалась на них, но боялась

показаться дурехой, тыкающей в орнамент.

Покои Всемила находились в правом крыле второго этажа, и я там была единожды, мельком

и исключительно из-за неумолимого любопытства. Приличным барышням, как известно, не

подобает видеть опочивальню малознакомых мужчин.

Я почти прошла наверх, но слух различил шепотки, доносящиеся из каморки дружины. Так

стража прохлаждается? Ай-ай-ай, как нехорошо. Я просунула нос в щелочку между створкой

и стеной. Здоровое любопытство никому не повредит.

Писклявый голосок трусливо вопрошал:

— Нет, но вдруг?! А если нас обвинят?

— Ты подливал ему в пойло яд? — резонно заметил второй голос. — Ты для них кто? Блоха

на шкуре государственных интрижек, тьфу.

— Но жалко ж… Кто будет… ну… управлять тута всем? — пролепетал первый.

— А смысл жалеть? Он тебе чего хорошего сделал? — грубым басом вклинился третий

стражник. — Родители посадили на хлебосольное местечко, так он выгнал всех. И что ж, кому-то лучше стало? Зад он просиживал, вот что!

— Но помрет жешь…

— Не бери слишком многое на себя, — напирал второй дружинник. — Помрет — не помрет.

Дело богов, не наше.

Третий товарищ согласно промычал. Писклявый стражник никак не унимался.

— Нельзя так…

— Как? Князей, что ль, не знаешь? Нового посадят. Такого же!

— Но Всемил… — Первый дружинник вздохнул.

— Да заладил ты! — Раздался глухой удар кулака о, предположительно, столешницу. —

Всемил, Всемил! Он тебе кто, брат родной? Нашел, кого жалеть. Мы тут перебиваемся с

хлеба на соль, детей последними крохами кормим. А этот, видал, каких рыб жрет?! Если