Все напоминает о тебе (СИ) - Николаева Юлия Николаевна - Страница 36

-Что-то не так?

-Нет-нет, - я торопливо улыбнулась, - просто... мне надо отойти на минутку.

Я скрылась в туалете и там, прислонившись к прохладной стене, слушала, как успокаивается сердце. Рогожин здесь...

-Даже не смей думать о нем, - хмуро пригрозила себе, и, выдохнув, открыла дверь туалета, боясь, что он окажется в коридоре. Опасения мои были напрасны: коридор был пуст. Илья сидел на своем месте и проводил меня тем же взглядом, я, хоть и силилась казаться веселой, не могла больше спокойно сидеть: мне казалось, что он все время смотрит на меня.

-Может, прогуляемся? - предложила я, и Максимов стал расплачиваться. Я постаралась увести его подальше, но через пятнадцать минут мы оказались напротив ресторана возле дверей в гостиницу.

-Я остановился здесь, - кивнул он в сторону здания, - не хочешь подняться, выпить кофе?

Улыбнувшись, я постаралась ответить обнадеживающе:

-Может, в другой раз.

Петр Павлович тоже усмехнулся, особенно, когда я протянула ему руку, но пожал ее, правда, не успела я и пикнуть, как он легонько притянул меня и поцеловал. Поцелуй вышел коротким, но однозначным. Я растерянно улыбнулась, он же сказал:

-Я тебе позвоню.

Я поспешила к пешеходному переходу. Шествуя по стоянке, увидела машину Ильи, она стояла через одну от моей, а сам он как раз вышел из ресторана под руку со своей спутницей. Девушка была симпатичная, но у него неплохой вкус на внешность, только с принципами проблемы. Илья усадил девушку на переднее сиденье, захлопнув дверцу, повернулся, мы встретились взглядами: я продолжала стоять возле машины, не двигаясь, как полная идиотка. Он окинул меня быстрым взглядом сверху вниз и, усмехнувшись, направился к водительской дверце. Еще через полминуты его машина скрылась из виду, а я, наконец, рухнула на сиденье. Строго приказала себе не плакать, но слезы сами покатились из глаз, а в груди стало больно, так сдавило, что захотелось разорвать ее, вытащить сердце и выбросить к чертовой матери. Я ничего не могла с собой поделать: сколько ни пыталась себя заверить, что мое увлечение Рогожиным мимолетно, - приходилось признать, что я действительно в него влюбилась. Чувство это, доселе мне незнакомое, вовсе не приносило радости, наоборот, так и подмывало застрелиться. Я представила его с этой девушкой и закусила губу. Она для него ничего не значит, удовольствие на одну ночь, а я и того хуже: игрушка для достижения цели, игрушка, которой можно попользоваться ради ублажения собственных потребностей. Я несколько раз ударила по рулю, раздался гудок, приведший меня в чувство. Наскоро вытерев слезы, я выехала со стоянки и направилась домой. Взгляд и усмешка Рогожина то и дело всплывали перед глазами, я заходилась то слезами, то злостью. Не знаю, как доехала без происшествий. Оказавшись в квартире, с ужасом представила, как пройдет мой вечер, быстро сходив в душ, приняла снотворного и отбыла в мир снов.

Утром за окном пошел дождь, небо заволокло тучами, так что любой человек, которому не надо на работу, наверняка, вылез бы из постели только за тем, чтобы налить кружку чая и взять с полки книгу. Я сидела на подоконнике, глядя в окно. Голова раскалывалась, кофе не помогал. Чтобы прийти в себя, я приняла контрастный душ и снова уселась на подоконник. Стоило решить, что делать дальше. Сегодня открывается выставка, Максимов, наверняка, будет там, так что мне лучше в галерее не появляться. Посмотреть, что получилось, я все-таки хотела. Тем более, если Петр Павлович не врал и действительно увезет всю коллекцию. Наталья, по всей видимости, подсуетилась и задурила мозги матери Гарри, чтобы продать картины. А может, Гарри подписывал бумаги, которые позволяли ей сделать это? В любом случае, она своего не упустила: Гарри все равно, а она поимеет хорошую прибыль. Я грустно усмехнулась: а ведь как пела о большой любви... Впрочем, одно другому не мешает, тем более в свете того, что я о ней узнала. Сердце на мгновенье сжалось, я поморщилась, напомнив себе, что ступила на запретную территорию. Вопроса о своем прошлом я пока решила не касаться, неплохо бы разобраться с историей Гарри, тогда можно и подумать... Это были оправдания, на самом деле я боялась сделать какой-либо шаг. Да и что делать? Идти к Абрамову и говорить, что я его дочь? Глупость какая, даже при моем сходстве с Верой нет гарантии, что это принесет плоды, тем более, положительные. Я мимоходом отметила, что не могу заставить себя назвать погибшую в роддоме девушку матерью.

"Да и смогу ли вообще"? - усмехнулась я, спускаясь с подоконника и усаживаясь за стол. Если Максимов не врет, то Наталья в кафе передала ему папку с картинами Гарри. Возможно, там же были договора о купле-продаже. Думать не хотелось, хотелось залечь в кровать и глазеть в потолок, слушать дождь. Как ни стыдно это признать, я так и сделала. Большую часть дня проспала, а между сном тыкала интернет, осознавая, что жизнь моя стала абсолютно бессмысленной.

В понедельник распогодилось, выглянуло солнце, и я заставила себя собраться и поехать в галерею. Телефон я отключила после возвращения из ресторана, и включать не планировала. Петр Павлович мог позвонить, а мне не хотелось ни говорить с ним, ни видеться. Надо признать, мне вообще ничего не хотелось. К такому выводу я пришла, вышагивая вдоль луж к машине. Приводить себя в порядок не стала: нацепила джинсы и легкую кофту, волосы завязала в небрежный хвост. Посмотрев в зеркало, поморщилась: выглядела я на троечку. Чувствовала себя и того хуже.

Галерея была полна, чему я порадовалась. Купив билет, двинула к нужному залу. Николаева постаралась на славу, и Светка тоже: выставка была оформлена прекрасно. Пока мы встречались с Гарри, я не углублялась в его творчество, потому сейчас смотрела картины с интересом. У парня, и вправду, был талант. Вздохнув, я остановилась напротив одной из картин, разглядывая ее и думая о нелепости жизни, когда слева раздался голос:

-Ничего себе, какие гости, - на мгновенье я закрыла глаза, потому что это была Наталья, но все же нашла в себе силы улыбнуться и повернулась в ее сторону. Здесь мне понадобилось больше сил, потому что она была не одна: рядом с ней шел Андрей, а следом мужчина и женщина лет шестидесяти пяти. Если бы я не была участницей данной сцены, смогла бы оценить ее забавность: я стою, словно изваяние, Андрей тоже превратился в статую, и мужчина рядом с Натальей застыл, как громом пораженный. Она одна, кажется, ничего не замечала.

-Как выставка? - спросила насмешливо, я кивнула в знак одобрения, и тут меня саму как молнией поразило. Я перевела взгляд на мужчину рядом с Натальей, он по-прежнему смотрел на меня, не двигаясь, сцепив зубы и побледнев. Он был хорош, даже в свои годы: высокий, статный, широкие плечи, красивые глаза с густыми ресницами, пухлые губы, островатый нос.

"Это он, - мелькнуло в голове, - мой отец. И смотрит так, потому что я напомнила ему Веру".

Я спешно отвела взгляд, наткнулась на Андрея, и мне захотелось убежать. Я не понимала, что говорит Наталья. Тут мужчина подал голос:

-Наталья, представь нас.

Николаева смешалась, но все же сказала:

-Это мой отец, Иван Сергеевич Абрамов, а это... - она на мгновенье запнулась, но я не собиралась ей помогать, боясь поднять глаза, - это Алиса Воронцова, возлюбленная погибшего художника.

Я удивленно на нее посмотрела, она презрительно отвернулась, и мне пришлось перевести взгляд на Абрамова. Он протянул мне руку, неуверенно, продолжая рассматривать так, словно я не человек, а эфемерное создание. Руку я пожала и даже бросила на него взгляд, но тут же отвела глаза. Женщина рядом с ним рассматривала меня насмешливо. Наталья была похожа на мать, и я догадалась, что передо мной супруга Абрамова. Отпустив руку, я отошла, бросив взгляд на Андрея, он стоял бледный, убрав руки за спину.

"Ну и маскарад", - подумала я, к счастью, Наталья сказала:

-Не будем задерживать девушку, идемте, - и они прошли мимо, причем каждый посчитал необходимым посмотреть на меня.