Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya" - Страница 78

Вся расслабленность и поверхностность исчезла из его голоса. Он серьезен и собран. Пора собраться и мне. Не время и не место поддаваться, зачастившим в последние несколько дней, приступам. Китнисс – вот, что важно. Ее жизнь, как и жизни остальных трибутов в наших руках.

– Дистрикт охвачен паникой, многие примыкают к «Морнику», но остаются и те, кто поддается влиянию Койн. Два квартала оцеплены, путь к зданию закрыт миротворцами. Будьте осторожны, ваше преимущество – неожиданность. Не наделай глупостей, Хоторн.

– Как скажешь, дорогуша, – Гейл издевательски треплет напарника по щеке. – Выдвигаемся.

Тихое жужжание усиливается, а в глаза ударяет слабый свет. Оказывается, мы поднялись на поверхность и хваленый ангар – всего на всего – третий этаж заброшенного завода с выбоиной в боковой стене, откуда, по всей видимости, и отправится наш планолет. Ветер, гонимый двигателями машин, ударяет в лицо сухим капитолийским потоком воздуха. Планолетов здесь, по меньшей мере, около десятка, но лишь немногие были в более или менее презентабельном состоянии. Один из них уже подъезжает к «взлетно-посадочной полосе», в ожидании нашей группы.

Мы поднимаемся по трапу на борт. Напряжение нарастает с каждой секундой, и оно не растворяется даже в шуме двигателей и вое ветра, что разносится по пустынному помещению завода. Элмер и остальная группа второй высадки отправляется на посадку, когда наш планолет с тихим хрипом набирает высоту.

Гейл садится напротив меня, другие предпочитают отгородиться от нас, продвигаясь к носовой части планолета. Наверняка, полковник успел предупредить их о том, что должен самостоятельно ввести меня в курс дела. Даже Хеймитч, который крайне редко поддавался давлению и приказам, не смел ослушаться, скорчив невообразимую гримасу, когда на него напяливали бронежилет.

Хоторн что-то набирает на своем телебраслете, переговаривается с кем-то по наушнику и, кажется, не спешит докладывать мне обстановку. Занятость полковника слегка раздражает меня. Приходится ждать, и я вглядываюсь в глянцевую поверхность огромного иллюминатора, расположенного в потолочной части планолета. Близился рассвет. Пронизывающе лазурное небо простиралось ровной гладью, перемежаясь с прорезями белесых облаков на востоке. На горизонте небосвод уже окрасился в нежно-розовые тона, словно отодвигая полоску темного, ночного марева в сторону. Там же белеет блеклый, плоский диск луны. Я чувствую этот пейзаж целиком и уже знаю, какие бы цвета ложились на холст, отображая красоту, что оставалась под нами.

– Ты должен быть готов к чему угодно, – прерывая ход моих мыслей, начинает Гейл. – На этот раз все было засекречено, а кадры, дошедшие до нас, даже не попали в эфир. Пит, я просто хочу, чтобы ты понимал – как раньше уже не будет…

– Я знаю это. Уже давно.

Но напарник только качает головой. Гейл настороже. Что-то не дает ему покоя, и это что-то заставляет его вести со мной подобные речи.

– Игры меняют вас каждый божий раз, а теперь мы даже не знаем, какие муки им пришлось пережить.

Тишина между нами затягивается. Мне нечего ему ответить. Да, мы переживали игры, но не уверен, что Гейл не испытывал страха, подобно нашему. Не уверен, что он не видел тех же ужасов, тех же кровавых смертей, тех же увечий, что и мы. По сути, эта война сделала нас одинаковыми – все мы трибуты Капитолия, в той или иной мере.

– Как вы вычислили местонахождение арены? – наконец, спрашиваю я в лоб.

Гейл усмехается. Крутит в руках визжащий телебраслет и не поднимает меня глаз. В тот момент, когда его голос настигает меня, даже размеренный гул двигателя становится пустым, далеким звуком.

– Мы и не вычисляли ее.

– В каком смысле – не вычисляли?

– Тот кадр, о котором ты вопил: он лишь натолкнул нас на нужные мысли, – оправдывается Хоторн, глядя на меня.

Да, до этого момента все можно было бы посчитать абсолютно нормальным и – не побоюсь этого слова – адекватным. Но в какой-то момент желтый кадр вспыхивает в сознании однотонным, отталкивающе красным заголовком. Почему это не похоже на ответ, который выискивал мой мозг? Наверное, потому, что это казалось слишком невероятным.

Гейл, заметя перемены в моем лице, горько усмехается. Телебраслет продолжает визжать в его руках.

– Что… что это значит? – спрашиваю я минутой позже.

Все мое нутро напрягается. Словно ответ был перед носом, а я не мог ухватиться за него. Абсурдность. Идиотизм. Как такое вообще было возможно? Желтое клеймо продолжает маячить перед глазами эмблемой алого цвета. Просто невозможно. Все так же абсурдно. Руки слабо подрагивают, а в глазах, помимо желтого марева клейма, мелькают белесые, забытые разводы. Предвкушение встречи – чтобы я там не увидел – сильнее страха. Идея, зарожденная моим больным сознанием, уже не кажется столь абсурдной, когда я замечаю знакомые, исчерченные прорехами голой земли, поля по правую руку от корабля.

Хоторн отдает приказ. В наушнике слышится хрип, и корабль подбрасывает в воздушной яме. Когда мой взгляд натыкается на прежний уверенный взгляд Гейла, руки нащупывают ремень автомата, будто удостоверяясь в моей собственной готовности.

– Готовимся к высадке. Семь минут до приземления, – раздается спереди голос рыжеволосого Фрайзера. – Вторая группа на подходе. Покончим с этим поскорее.

Гейл собирается уйти, не ответив на мой главный вопрос, потому я хватаю его за локоть, разворачивая его к себе. Кажется, он отшатывается от меня, заметив ненависть, плескавшуюся в моих глазах.

Нет, на этот раз я владею ситуацией.

– Фармацевтическая кампания, которую проводила Койн… Новый завод, который заработал в тот самый день, когда я вернулся из Капитолия.

– Я знал, что ты не идиот, Мелларк, – отмахивается полковник.

– Что это значит? – мой голос пропитан ненавистью.

Я чувствую, как по венам в кровь впрыскивается адреналин. Пусть это влияние переродка, на этот раз мне плевать. Все на чем я могу сконцентрироваться: месть. Месть той, которая попыталась отобрать у меня самое дорогое. Попыталась или уже отобрала. Я с хрустом стискиваю зубы. Непроизвольно руки хватаются за куртку полковника, словно так я быстрее добьюсь от него ответов. В носовой части корабля я замечаю оживление. Кажется, Хеймитч попытался двинуться к нам, но Гейл жестом остановает его.

– Скажи мне, что ты не знал всего этого, – сквозь зубы цежу я. – Скажи, что это только предположение.

– Приземляемся через три минуты. Все еще не хочешь узнать, где мы находимся?

Приходится разжать руки. Ненависть волнами нахлестывает на меня, выворачивая наизнанку. Все мои желания заключены в необоснованной, пробирающейся по телу злобе. Гейл надменно ухмыляется, но я по-прежнему замечаю в его лице жуткую, беспроглядную боль, которую нам приходилось делить на двоих. Он не знал, что могли сделать чудотворцы из Капитолия, не знал (или не хотел признавать) на что способна Койн, но мог лишь догадываться, что они сотворили с Сойкой-пересмешницей. Оставаться в жутком, обязывающем неведении.

– Заходим на посадку. Просим всем пассажиров пристегнуть ремни безопасности, – механический голос разряжает напряженное молчание между нами, и мне приходится вернуться на свое место.

– Из нас двоих я – опрометчивый, ты – рассудительный. Не делай глупостей, Мелларк, – говорит Гейл.

Раздражающий шум выбивает меня из колеи. Глаза не сразу привыкают к белым кругам, затмившим весь мой обзор. Кроме кругов и странного шума, я продолжаю слышать стальной голос девушки и слова, брошенные Гейлом.

– Семьсот.

– Мы не могли найти арену не из-за неосведомленности «Морника».

В который раз я пытаюсь сконцентрироваться на звуке его голоса, но уши закладывает окончательно. Вероятность того, что я не сорвусь в пропасть приступа ничтожно мала. Белесые круги. Шипящий голос, монотонной дробью пробирающийся в сознание. Я должен был контролировать ситуацию, а в какой-то неопределенный момент просто сорвался.

– Пятьсот.