Нейромания. Как мы теряем разум в эпоху расцвета науки о мозге - Сэйтл Салли - Страница 25

Другое исследование открыло неожиданную закономерность, проявившуюся за последние несколько десятилетий. Приняв биологическое объяснение психических заболеваний и злоупотребления веществами, люди стали больше социально дистанцироваться от психически больных и наркозависимых. Биологическое объяснение, судя по всему, связано с пессимизмом в отношении эффективности лечения и вероятности выздоровления (50). Это замечание может казаться парадоксальным. Кто- то может подумать, что биологическое объяснение — хорошая новость для пациента, и, разумеется, некоторым людям с психическими заболеваниями она приносит облегчение. Но когда речь идет о зависимых и не существует эффективного лечения для восстановления их «разрушенного мозга», акцент на биологическом аспекте приводит к заблуждениям.

Авторы концепции хронического заболевания мозга были вдохновлены открытиями эффектов воздействия наркотиков на мозг. Перспектива разработки мощного препарата против зависимости казалась замечательной. Формирование биологии зависимости как серьезного научного направления означало бы, что проблема раз и навсегда будет серьезно воспринята как заболевание — проблема человека, которая начиналась как осознанное решение попробовать наркотики, но перешла в неосознанное и неконтролируемое состояние. Представление об этом, надеялись они, позволит привлечь внимание чиновников и общественности к нуждам страдающих зависимостью, включая доступ к государственному лечению и улучшение покрытия лечения частной медицинской страховкой. Смягчение пуританского отношения и предусмотренных законом наказаний тоже стояло на повестке дня.

Миссия была важной, но ее результат был не столь успешным. Нейроцентристская перспектива породила неоправданный оптимизм в отношении медикаментозного лечения и преувеличение потребности в профессиональной помощи. Она повесила ярлык «хронического

заболевания» на то, что нередко сходит на нет во взрослом возрасте. Представление о заболевании мозга игнорирует тот факт, что алкоголь и наркотики служат определенной цели в жизни страдающих зависимостью и что нейробиологические изменения, вызываемые злоупотреблением, могут быть скорректированы.

Как и многие вводящие в заблуждение метафоры, модель заболевания мозга содержит в себе определенную долю истины. Действительно, существуют генетические факторы, влияющие на склонность к алкоголизму и другим видам зависимости, и длительное употребление вызывающих привыкание веществ часто изменяет те структуры мозга, с помощью которых осуществляется самоконтроль и функции этих структур. Но проблема модели заболевания мозга состоит в ее неверно поставленном акценте на биологии как основном источнике зависимости и в сведении значения психологических и поведенческих составляющих в лучшем случае к вспомогательной роли. «Если мозг является центром проблемы, внимание к мозгу должно быть центральной частью ее решения», как сказал об этом Лешнер (51). Реальность же подтверждает нечто совершенно противоположное: самые эффективные виды помощи наркозависимым обращены не к мозгу, а к личности. Именно в психике зависимого лежит кл юч к тому, как наркозависимость возникла, почему человек продолжает употреблять наркотики и каким образом ему удается бросить, если он решает это сделать. Такие глубоко личные истории невозможно понять исключительно на основании исследования нейронных сетей.

И, наконец, наиболее полезным нам кажется чисто описательное определение зависимости, например такое: зависимость — это поведение, для которого характерны повторяющееся употребление психоактивных веществ, несмотря на его разрушительные последствия, а также трудности в прекращении употребления, несмотря на решимость зависимого это сделать (52). Это определение не является теоретическим. Оно ничего не говорит о том, почему некоторые «получают» зависимость, да и как можно предложить удовлетворительное объяснение для процесса, который необходимо объяснить сразу на множестве уровней? Предлагаемое нами определение просто констатирует внешне наблюдаемые факты относительно поведения, которое обычно относят к случаям зависимости. Но оно полезно тем, что не искажено биологической ориентацией (и никакой другой теоретической моделью) и вдохновляет на расширенное восприятие перспектив исследований, лечения и общей политики.

Есть ли место для нейробиологии в этой картине? Конечно. Исследования мозга служат источником ценной информации о нейронных механизмах, связанных с желанием, навязчивыми идеями и самоконтролем, — и, возможно, однажды станут более востребованными в клинической практике. Но повседневная работа по реабилитации зависимого, независимо от того, поддерживается она медикаментозно или нет, — это процесс работы с человеком, который можно описать в терминах целенаправленного намерения, личностного смысла, выбора и последствий.

Эта глава, как и предыдущая, сосредоточена на биологии мотивации. Мы задавались вопросом, могут ли наши знания о мозге найти применение в изучении рынков и в наркологических клиниках. В обоих случаях мы обнаружили, что, хотя нейробиологические исследования позволили нам многое узнать о тех мозговых механизмах, на которые опирается осуществление

выбора, использование этой информа- Самые эффективные виды по- ции в реальности весьма ограничен- мощи зависимым обращены но, поскольку, помимо уровня мозга, I ^{не к} мозгу, а к личности, существует множество других уровней

влияния на человеческое поведение. В следующей главе мы обратимся к новейшим подходам в детекции лжи, которые позволяют напрямую «допрашивать» мозг. Мы рассмотрим, насколько эта информация позволяет специалистам делать выводы о психической реакции на ложь, и обнаружим, что распознавание правдивости или нечестности не сводится к непосредственному чтению сигналов мозга.

ГЛАВА 4

ПРЕДАТЕЛЬСКИЙ МОЗГ

Нейронаука и обман

В июне 2008 года 24-летняя Адити Шарма была осуждена на пожизненное заключение за убийство своего бывшего бойфренда Уди- та Бхарати. Оба были студентами, изучавшими бизнес в Индийском институте современного менеджмента в Пуне — до конца 2006 года, когда Шарма бросила учебу и сбежала с другим мужчиной, таким же студентом института. Свидетели заявляли, что Шарма убедила Бхарати встретиться с ней в торговом центре, где предложила ему традиционное подношение — прасаду (пища, освященная по индуистским обычаям). Двумя днями позже Бхарати умер от отравления мышьяком. Уголовным судом Пуны Адити Шарма и ее любовник были объявлены виновными в сговоре с целью убийства студента-однокашника.

Во время судебного процесса по обвинению в убийстве Шарме пришлось пройти процедуру анализа характерных колебаний электрической активности мозга (BEOS — Brain Electrical Oscillations Signature), которую некоторые считают неврологическим детектором лжи. Этот тест основан на ЭЭГ, то есть на регистрации электрической активности мозга. Криминалисты Индии, одной из немногих, если не единственной, страны, где результаты BEOS принимают как доказательство, заявляют, что он способен определить, скрывает ли человек знание о преступлении — такое знание, которым может обладать только виновный. В ходе дознания следователи представляют обвиняемому факты, относящиеся к преступлению, например, какой тип оружия использовался или какие предметы одежды были на потерпевшем. Если обвиняемый

узнает их, то на кривой электроэнцефалограммы обнаружится характерный всплеск, называемый волной Р300. «Р» означает «положительный» {positive), а 300 — тот факт, что реакция достигает максимума в период от 300 до 500 миллисекунд после предъявления испытуемому раздражителя; это происходит до того, как человек осознает свою реакцию и, следовательно, он не может на нее повлиять[58] (1).

Чтобы подготовить Шарму к проверке на BEOS, на нее надели плотную матерчатую шапочку с 32 электродами, соединенными проводами с компьютером. Затем она с закрытыми глазами сидела одна в специальном помещении и слушала последовательность утверждений, записанных полицией. Дознаватели сказали Шарме, что она не должна отвечать вслух — ее мозг будет говорить за нее. Голос на пленке произносил фразы от первого лица, например «я купила мышьяк», «я встретила Удита в Макдоналдсе» и «я дала ему сладости, смешанные с мышьяком». Шарма настаивала на своей невиновности, но ее мозг генерировал пики Р300 в ответ на детали, касающиеся преступления. Криминалисты сочли эти результаты неоспоримым доказательством того, что она обладает приобретенными в опыте знаниями о преступлении и, следовательно, она и убила Бхарати. Судья вынес приговор о пожизненном заключении. Это было впервые в истории, когда суд вынес приговор, опираясь на доказательство вины, полученное с помощью такой новой разновидности «детектора лжи» (2).