Ассимиляция - Вандермеер Джефф - Страница 30

– Могу я их забрать?

Усталая и насмешливая улыбка тронула уголки ее губ, подсказав, что Грейс видит его насквозь.

– Пока нет. Еще не время. Ты лучше сварганил бы нам завтрак. А потом напиши официальный запрос. – И она снова принялась читать.

Он растерянно огляделся по сторонам. Чисто до маниакальности, подумал он, окинув помещение взглядом. Вдоль дальней стены ровным рядом выстроились автоматы и ружья, рядом ее спальное место – матрас, покрытый простыней, и скатанное в рулон одеяло. На приступке у стены – маленькое фото ее девушки, смятые уголки тщательно разглажены. Вдоль боковой стены – строй консервных банок с едой, протеиновые батончики. Кружки и бутылки с питьевой водой, которую она, наверное, натаскала из колодца или ручья. Ножи. Портативная плитка. Котелки, сковородки. Притащила все это из самого Южного предела или подобрала на берегу, среди останков попавшего в засаду конвоя? Даже думать не хотелось о том, что еще она нашла на этом острове.

Он уже собирался встать и взять консервную банку, когда она вдруг бросила странички на пол, между ними, прямо в натекшую после дождя лужу.

– Черт. – Он бросился вперед на четвереньках, пытаясь спасти странички.

Тут раздался щелчок предохранителя, и ствол пистолета Грейс уперся ему в висок возле уха.

Он замер, глядя в ту сторону, где спала Кукушка.

– Ты настоящий? – спросила Грейс хриплым голосом, словно поседевшим, как пряди у виска. Выходит, он не сумел сделать должных выводов, разглядывая ее сапог и перевязанный палец ступни?

– Грейс, я…

Она размахнулась и ударила его по голове, потом еще сильнее вдавила ствол в кожу и зашептала на ухо:

– Не смей произносить мое гребаное имя! Не смей! Никаких имен! Возможно, оно еще помнит имена.

– Кто помнит имена? – Он решил не произносить «Грейс».

– Ты еще не понял? – Презрение в голосе.

– Опусти пушку.

– Нет.

– Ну хоть сесть-то я могу?

– Нет. Так ты настоящий?

– Не понимаю, о чем ты, – как можно спокойнее произнес он. А сам прикидывал, успеет ли убраться с линии огня, оттолкнуть ствол от виска прежде, чем она спустит курок.

– А я думаю, прекрасно понимаешь. На тебя оказывали воздействие. Испорченная еда. Галлюцинации. Явления.

– Да я такой же настоящий, как и ты, – сказал он. Но в нем уже поселился тайный страх, и голос мог его выдать. Вместе с мыслью о том, что он понятия не имеет, что довелось пережить Грейс за то время, что они не виделись. Что теперь он уже не уверен, так ли хорошо ее знает. Как, впрочем, и самого себя.

– Ты чей сценарий тут передо мной разыгрываешь? Центра или слова на букву «Л»?

– Слова на букву «Л»? – В голове завертелись самые абсурдные мысли. Что это такое? Ложь? Логово? Лесбиянка? И тут он понял, она имела в виду Лаури. – Да ничей. Я избавился от гипнотического внушения. Освободился. – Он сам не был в этом уверен.

– Может, проверим?

– Даже не пытайся. Я серьезно, не надо!

– Ладно, не буду, – сказала Грейс с таким видом, точно он обвинял ее в каких-то немыслимо жестоких преступлениях. – Ох уж этот извращенец на букву «Л». Но все признаки налицо. Весь этот твой загнанный вид, вся эта бледность. Пальцы, которые скрючиваются, так и норовят превратиться в когти. Его почерк, на тебе написано.

– Остаточные явления. Ничего больше.

– Ага. Значит, все-таки признаешь.

– Признаю, что не понимаю, какого черта ты приставила мне к голове ствол! – выкрикнул он. Неужели Кукушка ничего не слышит или просто притворяется спящей? Словно и она тоже считает его лжецом. При одной мысли о том, что Кукушка называла ясностью, в груди у него все сжалось, а левую ногу свело от того, что он слишком долго стоял на четвереньках, допрашиваемый помощником директора.

Пауза, затем ствол пистолета еще больнее вдавился в висок; он поморщился. А потом вдруг давить перестало и тень его мучительницы тоже исчезла. Он обернулся. Грейс стояла, привалившись к стене спиной и не выпуская пистолета из руки.

Он сел, положил руки на бедра, сделал глубокий вдох, потом выдохнул и стал прикидывать, какие у него есть варианты. Возникла ситуация, которую его мать назвала бы «выбор без выбора». Он мог поискать способ сгладить ситуацию или же рвануться к стене за винтовкой. Второй вариант не было смысла даже рассматривать. Особенно пока Кукушка вне игры.

Не спеша, он подобрал странички с пола, заставив себя двигаться, несмотря на опасность.

– Ты всех гостей так встречаешь, а, Грейс?

Лицо ее напоминало застывшую маску, словно приглашавшую его бросить вызов.

– Нет, иногда я стреляю сразу. Контроль, не надо полоскать мне мозги. Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти. Что из этого было реальностью… А что, может быть, и нет.

Он привалился к стене, прижимая к груди бумаги Уитби. Что там такое плавает в уголке глаза?..

– Этот мир существует для нас только благодаря нашим чувствам, – ответил он. – Я могу лишь делать выводы, исходя из полученной через них информации. – Верь в талисман, лежащий в кармане, верь в дедушку Джека.

– Хватит ныть, – отрезала она. – Ты легко отделался. Были времена, когда я выстрелила бы первой еще до того, как вы вылезли из лодки.

– Выходит, я еще должен сказать тебе спасибо? – В эти слова он постарался вложить как можно больше иронии.

Грейс коротко кивнула, словно восприняла его слова серьезно, и сунула пистолет в кобуру на правом бедре.

– Все время приходится быть начеку. – С того места, где сидел Контроль, он не видел пистолета, но заметил, как напряглась ее правая рука, услышал щелчок – это она застегнула кнопку на кобуре. Потом расстегнула. Потом опять застегнула. И повторила так несколько раз.

– Да, конечно, – сказал он. – Я видел, кто-то цапнул тебя за большой палец. От одного этого недолго превратиться в параноика.

Она оставила это без комментариев, потом спросила:

– Когда ты сюда попал?

– Пять дней назад.

– Сколько прошло с тех пор, как сместилась граница?

Похоже, Грейс, находясь здесь в одиночестве, потеряла счет времени.

– Около двух недель. Может быть, немного больше.

– Как вы сюда переправились?

Он рассказал ей, опустив все, что касалось двери в море под водой, особенно тот факт, что ее создала Кукушка.

Грейс выслушала это все, не перебивая, с горькой улыбкой, не выдававшей чувств. Контроль насторожился: левой рукой она достала охотничий нож и принялась чертить круги в пыли у своих ног. Это был не просто параноидальный допрос. Ставки куда как выше, и он принялся анализировать ситуацию. Возможно, Грейс испытала здесь, на острове, какое-то потрясение или же шок, это отразилось на ее мыслительном процессе, и теперь она воспринимает все в искаженном виде?

Он спросил осторожно и мягко:

– Не возражаешь, если я разбужу Кукушку?

– Я вчера подмешала ей снотворного в воду.

– Что? – Тут же в памяти всплыли дюжины допросов людей, обвиняемых в терроризме, – все признаки налицо.

– А ты что, теперь ее лучший друг? Ты ей доверяешь? Ты хоть понимаешь, о чем речь?

Он доверял – в том смысле, что не считал ее врагом. Верил, что она человек. Ему хотелось сказать: «Доверяю ей, как самому себе», но Грейс бы это не понравилось. Во всяком случае, этой версии Грейс.

– Что здесь произошло? – Он чувствовал себя преданным и жалел, что зашел так далеко. – Я думал, мы заключили перемирие.

Но все эти старые ритуалы – совместное курение трубки во дворе Южного предела – давным-давно превратились в пепел.

Грейс вздрогнула, словно на поверхность всплыл какой-то потайной фактор стресса, поднялся из глубины, рывком пробудив ее от кошмарного сна.

– К этому не сразу привыкаешь, – пробормотала она, глядя на свои рисунки в пыли. – Нужно время, чтобы привыкнуть к осознанию того, что все, что мы делали до сих пор, ровным счетом ничего не значит. Что Центр нас предал. Что наш новый директор тоже предал нас.