Арийцы. Основатели европейской цивилизации - Чайлд Вир Гордон - Страница 24

• Предыдущая
• 24/58
• Следующая

Помимо этих источников пропитания, которые уходят корнями в неолит, можно предполагать, что еще не разделенные индоевропейцы временами не брезговали и занятием охотой. Хотя, надо сказать, специальной индоевропейской охотничьей терминологии нам неизвестно. Отсутствие обозначений для рыбы может указывать на то, что индоевропейцы не разнообразили свой рацион обитателями морей и рек; о ловле рыбы никогда не говорится в Ведах или в Авесте, обращает на себя внимание и то отвращение к рыбе, которое испытывали греки гомеровских времен. Тем не менее одно название породы рыб встречается как в Европе, так и в Азии. На тохарском языке слово «рыба» звучало как laks, — это то же самое, что на древнегерманском laks, а на литовском — laszisza, «лосось». Также весьма любопытно и то, что в индоиранских и европейских языках нет общего термина для обозначения соли. Все же в последних, а также в тохарском языке известен общий термин для обозначения этого вещества, sel. Наконец, индоевропейцы наслаждались напитком medhu, который делали из меда, хотя слово для обозначения пчелы не сохранилось.

Наличие производящего хозяйства характеризует культуру индоевропейцев как неолитическую, но на самом деле они смогли продвинуться в своем развитии даже дальше, так как им был знаком по крайней мере один металл. Медь представлена двумя терминами — ayos и roudhos, хотя оба слова, вероятно, являются заимствованиями. Коссинна считает, что они вошли в употребление уже после распада индоевропейской общности. Фейст полагает, что золото и серебро им также были известны; во всяком случае, слова, производные от общих корней, gher или ghel — «желтый» и reg — «блестящий», уже в очень раннее время использовались для обозначения драгоценных металлов. Но хотя нет никаких сомнений в том, что индоевропейцы знали металл и орудия труда из металла, однако они, вероятно, использовались редко, причем сами индоевропейцы не умели его выплавлять и пользовались привозными изделиями. С одной стороны, нет специфической индоевропейской терминологии для металлургии; а с другой — названия некоторых орудий восходят к тому периоду, когда камень все еще использовался для изготовления орудий труда и оружия. Например, древнегерманское слово sahsaz — «рубящее оружие» (сохранившееся в верхнегерманских диалектах как mezzirahs — «лезвие»), происходит от того же самого корня, что и латинское слово saxum — «камень». Кроме того, значение слова ahmon колеблется между обозначением оружия из металла и камня (литовское asmuo — «лезвие», санскритское asman — «камень», «засов», греческое ????? «наковальня»). Таким образом, в период распада индоевропейской общности носители ее культуры все еще находились на стадии перехода от использования камня к применению металла. Археологи называют эту эпоху энеолитом. Это важнейшая точка отсчета, хотя надо сказать, что эпохи неолита, энеолита, бронзового и железного веков не сменяли друг друга в строгой хронологической последовательности, а часто накладывались друг на друга в том смысле, что черты, присущие одной эпохе, часто можно проследить и в другой.

Индоевропейские названия инструментов и оружия, то есть тех предметов, с которыми приходится иметь дело археологу, подтверждают предшествующие выводы. Среди орудий труда чаще всего встречаются шило и скребок. Характерным оружием индоевропейцев были дубина или булава, аркан, лук, копье или пика, кинжал и топор. Особое внимание следует обратить на два обстоятельства: наличие большого числа терминов, характерных как для греков, так и для индоиранцев, а также взаимозамена значений слов «копье» и «меч», поскольку то и другое обозначалось одним словом karu. На основании этого можно сделать вывод, что первоначально меч у индоевропейцев был не рубящим, а колющим оружием. Вполне вероятно, что специфический тип заостренного лезвия из камня или меди, столь обычный в энеолитический период, одинаково хорошо мог использоваться как кинжал или острие копья, в зависимости от длины ручки, к которой оно было прикреплено.

Вывод о том, что индоевропейцы изготовляли глиняную посуду, можно было бы сделать уже на основании всех вышеупомянутых фактов, даже без ссылок, приведенных Шредером, хотя, конечно, определить ее формы только на основании лингвистических данных не представляется возможным. Индоевропейцы также активно использовали для своих нужд и дерево. Интересно, что единственное индоевропейское обозначение ремесла, которое до нас дошло, — это плотник. Одним из его изделий, сохранившим детальную терминологию, было колесное транспортное средство. Насколько нам позволяют судить данные лингвистики, это могло быть чем-то средним между жилой кибиткой кочевника и боевой колесницей, связанной с появлением самых ранних индоевропейцев в Месопотамии, а также весьма характерной для индийцев ведических времен и ахейцев Гомера. Вероятно, плотника могли также приглашать для постройки лодки, обозначение которой сохранилось во многих языках. Однако опять следует сделать оговорку, что, хотя слово для обозначения весла сохранилось, значение naus может колебаться от лодки-долбленки, использовавшейся для плавания по реке, до большого судна, предназначавшегося для морских путешествий.

Ткачество может быть обозначено группой терминов, производных от корней vi, vebh, которые связаны с такими понятиями, как «шерсть» и, возможно, «веретено».

Реконструкция типа дома, в котором жили индоевропейцы, представляет большой интерес. Сохранились специальные термины для двери, портика и столба, как, впрочем, и в целом для всего жилища. Эти жилища, конечно, представляли собой нечто более существенное, чем временное жилище кочевника, возможно, дом с перекрытиями, подобный тому, что изображен на фото 8, А. Это своего рода прототип ахейского мегарона. Отмечая наличие в индоевропейских языках таких слов, как sala, cella, holl, Шредер предполагает наличие у их носителей жилищ типа землянок, которые были хорошо известны по всей доисторической Европе. На наличие у индоевропейцев стен в виде плетня, обмазанных глиной, по мнению Фейста, указывает наличие группы слов, производных от корня digh — «мазать», но они могли скорее иметь отношение к сооружению земляных защитных сооружений. Имеются также термины, обозначающие если не деревню или город, то, по крайней мере, некоторый тип крепостей или убежищ, защищенных валами.

Теперь мы должны приступить к поиску народа, который больше не занимался простым собирательством и не вел кочевой образ жизни, но который уже добился больших достижений в области искусств, имел определенную форму политической организации и развитые религиозные верования. Нам было бы значительно легче его искать, если бы удалось доказать, что своему прогрессу он хотя бы отчасти обязан одной из великих цивилизаций, которые возникли на Древнем Востоке в весьма отдаленные времена и достижения которых, согласно широко распространенному мнению, заимствовали культуры других народов. Как нам кажется, это вполне возможно. Названия металлов дают нам один из ключей. Слово ayos может происходить от Alasya — древнее название Кипра, земля которого богата медью. В данном случае это говорит о том, что влияние великих доисторических цивилизаций Эгеиды, которые оставили глубокий след в культуре всей Европы, испытывали на себе и все еще неразделенные индоевропейцы. Но их связи с цивилизациями Месопотамии были гораздо более тесными; об этом говорит не только наличие у индоевропейцев другого слова для обозначения меди — roudhos, которое происходит от шумерского слова urud(u), но также и то, что индоевропейские слова для обозначения быка, вола, звезды и топора, по всей видимости, имеют шумеро-аккадское происхождение. Конечно, в подобных случаях приходится считаться с вероятностью того, что они были заимствованы уже после обособления народов. В свете недавнего открытия в Индии культуры явно месопотамского облика вполне может быть, что индийцы и эллины независимо друг от друга заимствовали такое слово, как pilakku, при достижении, соответственно, долины Инда и бассейна Эгейского моря. Однако, по моему мнению, эти соответствия являются слишком многочисленными и слишком укоренившимися, чтобы их можно было объяснить подобным образом. Я полагаю, что индоевропейцы получили навыки скотоводства и металлургии, а также, возможно, некоторые элементы своей религии, непосредственно или косвенно от представителей той великой цивилизации, которая процветала в Месопотамии в 4-м тысячелетии до н.э. Если наше предположение верно, то это очень важный ориентир не только для идентификации археологической культуры индоевропейцев, но также и для определения границ их прародины; месопотамское влияние, хотя оно и доминировало по всей Азии, не может быть отчетливо прослежено в континентальной Европе на территориях западнее Южной России. Более того, только в этом районе и в Анатолии влияние цивилизаций Месопотамии накладывалось на влияние цивилизации Эгеиды.

• Предыдущая
• 24/58
• Следующая