Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти - Броули Луис - Страница 20

Как-то вечером, когда некоторые из присутствующих стояли вокруг обеденного стола, она спросила, обращал ли кто-нибудь внимание на то, какие грязные у меня пародии. Никто не произнес ни слова. Она сама всегда смеялась вместе со всеми. Я редко пародировал ее, а когда делал это, старался быть особенно аккуратным. Вызвать смех, показывая ее движения балерины и исключительную йогическую гибкость, было очень просто, и она веселилась так же, как и все остальные. В чем-то она казалась очень сдержанной и хрупкой, а в чем-то – жесткой, как сталь. Она была постоянно меняющейся загадкой. В каждом ее движении присутствовал некий танец, тело выражало такую уверенность и победоносность, что это даже пугало. Ее ограниченный словарный запас был скомпенсирован набором рафинированных выражений лица, которые могли заставить любого почувствовать себя персоной на миллион баксов или же куском дерьма – достаточно было лишь одного ее мимолетного взгляда или недовольно надутых пухлых губешек.

В то лето приехал ее отец, и Юджи справился с ситуацией профессионально. Ее отец был бизнесменом с довольно консервативными взглядами, и то, что она осмелилась привести его к такому человеку, как Юджи, восхищало меня. Правда, иногда я сомневаюсь, была ли это смелость или расчет. Когда он вошел, Юджи вскочил и с распростертыми объятиями направился через комнату, чтобы поприветствовать его у двери. Он тут же сделал ход конем: «Она такая талантливая девушка! Как вы позволили ей оставить карьеру балерины? Посмотрите, она пришла к тому, что тратит свою жизнь на эту дурацкую йогу!»

Ее ошарашенный отец ничего не сказал и только улыбнулся, но Юджи произвел на него неизгладимое впечатление. Он тут же расслабился в этом театре абсурда, почувствовав себя среди абсолютно незнакомых людей так, словно воссоединился с семьей, и даже внес свой вклад в Максимы о деньгах, которые диктовал Юджи: «Скучен человек, который только и знает, как зарабатывать деньги», – весьма скромное заявление для человека, положившего жизнь на преумножение капитала с помощью одной лишь усердной работы и решимости.

Юджи тут же перевернул это утверждение с ног на голову: «Скучен человек, который не знает, как зарабатывать деньги».

Ее отец был вполне приличным человеком, но я несколько стеснялся знакомиться с ним. Он напоминал мне о моем отце, в том смысле, что вместе с его появлением здесь появилось все то американское, что заставляло меня чувствовать себя не в своей тарелке. Конечно же, я столкнулся с ними прямо на улице, в кафе, где они пили кофе. Заметив меня, Йогиня вскочила с места и представила своему отцу. Из-за нервозности я завел обычную нудную светскую беседу, описывая все красоты, которые можно увидеть, гуляя пешком по городу. Я болтал без умолку как идиот. Когда я закончил, она выдержала паузу и спросила с легкой улыбкой:

– Ты когда-нибудь сам совершал хоть одну из этих прогулок?

– Нет, конечно же, нет!

Мы все втроем рассмеялись, и он пригласил меня присоединиться к ним. Я собирался вернуться к Юджи, поэтому, пообещав составить им компанию в следующий раз, пошел назад, чувствуя себя как-то глупо.

Отец Йогини пробыл у нас выходные и в понедельник полетел назад. Он был настоящим тружеником.

В конце каждого дня, разминая затекшие после долгого сидения ноги, я подолгу бродил по городу вдоль реки Саанен. Проходя мимо квартиры Йогини, я обычно замечал ее на балконе, где она постоянно возилась с цветами, и она приветливо махала мне рукой. Бывало, прямо за углом ее дома, под уличным фонарем, я видел лису, мягко и грациозно исчезавшую в кустах, когда я подходил ближе.

Не только я не мог перестать думать о Йогине, хотя в то время я о других не знал. Она не была невзрачной серой мышкой, которую можно было не заметить.

Тем летом Юджи диктовал Максимы денег. Он начал диктовать их Синди. Синди была «духовной» дочерью Преподобного (Рэя) и фактической дочерью Шарон, его молчаливой партнерши. Он начинал с черновых вариантов, затем тщательно шлифовал их до блеска – так, чтобы каждое высказывание касалось исключительно денег и ничего больше.

«Я надиктовал 108 штук с ходу за двадцать минут!» – заявлял он позже, хотя на самом деле ему понадобилось в целом около трех месяцев, чтобы достичь желаемой цифры в 108 максим.

Использование цифры 108 было одной из его причуд, имеющих отношение к «Великому Духовному Наследию Индии». Мантра повторяется 108 раз, во время пуджи называются 108 имен богов, богинь и божеств, 108 – одно из самых благоприятных чисел в индуистской традиции.

Как только возникал какой-то малейший разговор о деньгах, он обычно тут же кричал: «Мадемуазель! Запишите это!», и «потомок Сорбонны» лезла в деревянный шкафчик рядом с диваном, где хранила свой блокнот с черновиками, и начинала все заново.

Максимы денег заставляли народ неожиданно вспоминать о делах, которые им нужно было сделать в срочном порядке. Однажды я улизнул на балкон, забрался назад через окно в коридоре и сбежал из дома. Если он замечал, что кто-то уходит, он кричал: «Эй! Куда это вы собрались? Мне нужна ваша помощь!»

Со вздохом опустившись на свое место, люди были обречены погружаться в философию финансов в сотый раз.

Ему нравилось, как Йогиня произносила слово «деньги», растягивая его особенным образом, и он просил ее повторять его снова и снова.

– Мадемуазель! Скажите его! Скажите слово «деньги»!

Это был его способ вытаскивать ее из апатичного молчания и держать привязанной к себе. Ей это нравилось и она повторяла слово так часто, как он того хотел, произнося его мягко, нарочито протяжно – «маннэй».

Каждый раз они смеялись как дети, а потом за ними следом начинали смеяться и мы, дружно повторяя «маннэй!».

Было приятно видеть ее повеселевшей и немного отвлекшейся.

Он сочинял Максимы денег и дотошно выверял их, стараясь подчеркнуть их абсолютность, их независимость от каких бы то ни было духовных или религиозных тривиальностей. Он уже придумал свои Десять заповедей, точно так же перевернув с ног на голову все, что известно духовно ищущим:

1. Просто трахайся, не говори о любви.

2. Воруй, но не попадайся.

3. Поддавайся искушениям – всяким и разным.

4. Убей соседа, спаси себя.

5. Лучше быть собакой, чем святошей.

6. Ненавидь мать свою – бей суку.

7. Убей всех докторов – каких и как только увидишь.

8. Лучше мастурбируй, чем медитируй.

9. Ешь как поросенок, боров и свинья в одном лице.

10. Исчезни и не появляйся.

В принадлежащей Юджи ламинированной копии Десяти заповедей была размещена также его фотография, где он указывал на дорожный знак с надписью «Дорога в несчастье»; под фото была надпись: «Это не просто место, это твое право по рождению», а еще ниже, конечно же, «Хорошего дня!». Это «специальное издание» высвечивало скрытое предупреждение, которое люди часто не замечали.

Он всегда был ловкачом. Возможно, он перенял эту привычку у своего старого приятеля Джидду Кришнамурти, которого всегда обвинял в том, что тот «бросается абстракциями в людей». Он вывел этот вид спорта на новый уровень.

Несмотря на всю эту ерунду, если когда и существовал источник религиозных идеалов или поведения до того, как его заляпали грязью священники и пандиты, то он, вероятно, существовал в человеке, подобном Юджи. Ключом являлись его живые слова. Его жизнь являла собой подтекст этой явной чуши, и Максимы были всего лишь еще одним упражнением в стирании своей личности с помощью создания чего-то настолько скучного, нудного, примитивного и бессодержательного, что это ее уничтожало. Я их считал раньше и продолжаю считать сейчас удивительно пустыми и озадачивающими, подобно невысоким кирпичным стенам. Его жизнь была полной противоположностью того, на чем он настаивал как на самом важном, и Максимы денег представляют собой иллюстрированное руководство, описывающее реальное поведение человеческих существ за лживой маской разговоров о духовности.