Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти - Броули Луис - Страница 12
- Предыдущая
- 12/27
- Следующая
«Вы собираетесь стать чудесным человеком завтра! Но если что-либо должно случиться, оно должно случиться сейчас!»
Он видел все приходящее и тут же прихлопывал его как клопа.
За два дня до того как покинуть город, мы с Йогиней пошли на прогулку по альпийским лугам и устроили небольшой пикник. Обстановка была романтической, компания изысканной, и после пикника мы вернулись в ее комнату, чтобы немного вздремнуть. Она пригласила меня к себе на кровать, и мы кувыркались с ней в простынях как подростки. Ситуация разворачивалась словно сон, происходящий в неправильное время в неправильном месте. Помню, я выглянул из окна швейцарского шале с мыслью о том, что все слишком идеально – так же идеально, как сцена в конце фильма «Синий бархат», где маленькая птичка, поющая на кухонном окне, будучи освещенной лучом голливудского солнечного света, оказывается деревянной игрушкой. К тому времени, когда мы вернулись в комнату, меня слегка подташнивало.
Однажды вечером в отеле я веселил Нарендру и Андре пародиями на людей. Юджи прознал о моих способностях к мимикрии, и едва я переступил порог его комнаты на следующий день, эта тема всплыла. Он потребовал представления, и это меня несколько напрягло. Я попросил разрешения отлучиться на несколько минут, но он ясно дал понять, что мне от его просьбы не отвертеться. Тогда я спародировал для него нескольких находящихся в комнате людей. Смех зрителей придал мне уверенности, и в итоге кто-то попросил меня спародировать Юджи. Он тут же ухватился за эту возможность: «Да! Да! Покажи меня!» У него была привычка теребить приколотый к внутреннему карману ключ и поглаживать себя по лицу, когда он сидел в кресле. Я показал ему его, и он хохотал вместе с остальными. Это было так здорово, что я даже не ожидал; он помог мне расслабиться. Так или иначе это открыло дверь, которую он, конечно же, заметил и впоследствии вовсю использовал.
На обратном пути домой, в аэропорту, меня вдруг накрыло леденящее чувство. Все выглядело и ощущалось хрупким, как стекло. Я чувствовал себя привидением, находящимся за пределами окружавшей меня реальности. Это было очень волнующее и сильное ощущение.
Оно исчезло к тому времени, когда я добрался до Нью-Йорка.
Глава 10
«Я не имею права говорить что-либо против кого-либо в Индии, потому что я здесь не работаю».
Жаркой сентябрьской ночью 2002 года я прибыл в Мумбай. Чудовищные качающиеся тени пальмовых деревьев над головой, вырастающие в темноте из тягучей плотной влажности, напоминали мне размытые пейзажи Сутина. В воздухе витали совершенно незнакомые запахи: какая-то смесь пыли, плесени, дерьма, специй и пота. Едва я занес ногу, чтобы сойти с тротуара, толпа нетерпеливых таксистов тут же кинулась ко мне. Борясь с головокружением и усталостью после долгого перелета, я выбрал одного из них, чтобы доехать до отеля, заранее забронированного онлайн. Шоссе, с которого мы начали свой путь, вскоре превратилось в клубок запутанных грунтовых дорог, чередующихся с широкими людными улицами. По обеим сторонам открытого заднего сиденья тесного трехколесного тук-тука взмывали вверх огромные ветхие здания. После небольших чертыханий и ворчания водитель нашел наш отель на грунтовой дороге в самом центре города. Слово «потеряться» приобрело для меня новый смысл, когда, прибыв в отель, я понял, что ожидавшие меня люди понятия не имели о моем местонахождении.
Проснувшись в Индии, я обнаружил, что специфический запах приобрел новые оттенки: в нем чувствовалась примесь дезинфицирующего средства и табака. Никакого желания выходить на знойную, кишащую людьми улицу у меня не было, поэтому после вполне сносного завтрака в отеле я, сколько мог, скрывался в помещениях с кондиционерами и кабельным телевидением. По телевизору не шло ничего, кроме индийских фильмов и соревнований по крикету. Мало-помалу индийские песни и выкрики, которых я не понимал, стали действовать мне на нервы и в конце концов выгнали меня из отеля в уличную жару. Не мог же я сидеть в помещении целый день, уткнувшись в телевизор, который лишь нагонял на меня тоску по дому. Пришло время встретиться с музыкальным хаосом Бомбея. В любом случае до приезда Юджи было еще минимум пару дней, и мне нужно было как-то их убить.
Двигаясь по паутине улиц, я думал, что иду по направлению к железнодорожной станции, однако пыльные повороты и аллейки быстро заглотили меня и выплюнули в какой-то тупик на улице, идущей параллельно магистрали. Было совсем не похоже, что улица, ведущая в противоположную от тупика сторону, идет в нужном направлении, однако, не желая останавливаться, я потащился дальше по пеклу, твердо решив продолжать движение. Остановка была невозможной – от солнца спрятаться некуда, присесть негде. Казалось, остановись я, и все станет только хуже: соберется толпа или я расплавлюсь на солнце.
По ходу слева от меня тянулась бесконечная череда маленьких лачуг, некоторые из которых представляли собой одни лишь стены без крыш. Мужчины в изношенных рубашках и оборванных до колена штанах барабанили по металлу, рубили дрова, двигали камни или просто пытались починить какую-то рухлядь, пережившую, похоже, не одно воплощение. Удивительно, какими трудолюбивыми были эти люди при такой бедности. В Индии переработка отходов – это не столько забота об окружающей среде, сколько экономическая необходимость.
Никто из них не посмотрел на залитого потом чудака с Запада, бредущего по дороге. Тонкие длинные мышцы, навечно приговоренные к труду, были заняты работой с инструментами. Уличную жару пронзали постоянные звуки ударов. Сновавшие тут и там собаки искали себе местечко в тени, устраиваясь под мятыми листами железа и полуразрушенными бетонными стенами. Все дворняги были одинаковыми, все светло-коричневого цвета, все с тревожными глазами.
Я понятия не имел, куда меня к черту занесло и куда я иду. Вперед вела только одна дорога. Вскоре материализовалась улица с мостом и многообещающей тенью под ним, но стойкий запах мочи в тени погнал меня дальше. Продолжай идти! Вон впереди деревья, возможно, под ними менее зловонная тень. То здесь, то там в оконных стеклах осколками отражалась фигура едва волочащего ноги белокожего придурка, совершенно не вписывающегося в окружающий пейзаж.
Наконец я увидел знак Эм-Джи-роуд – главной улицы, которая могла вывести меня куда-нибудь в более приятное место из этой юдоли нищеты. Будучи абсолютно уверенным в бесполезности карты, из-за которой я и потерялся вначале, я, тем не менее, нашел на ней несколько знакомых названий, среди которых был железнодорожный вокзал неподалеку.
На этом месте я решил, что могу со спокойной совестью вернуться в отель после двух часов кошмарной прогулки и освежиться в своей безопасной и относительно чистой комнате. С наступлением сумерек я снова пошел на улицу и направился в Джуху-Бич – район, считающийся в Мумбае престижным. Однако прогулка по престижному району Мумбая сильно отличалась от прогулки по престижному району Нью-Йорка. Небольшое отклонение от маршрута в пользу небольшой и не слишком парадной улочки привело меня к огромному грязному полю, по обеим сторонам которого люди жили в палатках и лачугах. В сгустившейся темноте я еще сильнее ощущал на себе их взгляды, и вызывавшая ужас мысль о том, чтобы спросить дорогу, заставляла меня делать вид, что я, к черту, знаю, куда иду. Вскоре огни магазинов изменили окрестности до неузнаваемости, превратив их в неимоверный пазл улиц и дорожек. Я сам был удивлен, когда в итоге каким-то чудом нашел в темноте дорогу в отель. Решив больше не испытывать судьбу, я переключился на задачу найти что-нибудь съедобное, от чего мне потом не было бы плохо, и на этом день можно было считать законченным.
На следующий день смена временных поясов выгнала меня из гостиницы еще до рассвета. Приятная прохладная тишина окутывала малолюдные улицы, и только обеспокоенные дворняги коричневого окраса бродили там и тут, словно призрачные стражники, да какая-нибудь случайная корова издавала чавкающие звуки у кучи с мусором. Собаки здесь были похожи на стаю суровых койотов, слишком занятых своими внутренними делами для того, чтобы отвлекаться на каких-то представителей человеческой расы. Они были полной противоположностью средней американской собаке, живущей в роскошных условиях и являющейся символом гостеприимства и семейного благополучия. А эта бедная скотина едва выживала в сутолоке людей и безумного городского хаоса. Коровы, обезьяны, козы вплетались в уличное движение, создавая параллельный поток.
- Предыдущая
- 12/27
- Следующая