Ленон и Гаузен: Два клевых чужака (СИ) - Кочетов Сергей Николаевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/111
- Следующая
— Мерзавцы, — только и смог, что произнести Гаузен. Ему было не столько жаль погибшего незнакомца, сколько он ненавидел тех негодяев, которые покусились на жизнь его спутницы. Юноша, немного помолчав в знак сочувствия, подумал, что настал подходящий момент снова предложить свою помощь.
— Я вполне могу сопровождать тебя дальше, если нам по пути, — произнес Гаузен и решил, что не следует сильно спешить докладываться Леканту. Если принц узнает, что задание выполнено раньше срока, то может подумать, что Гаузен поработал не совсем добросовестно.
— Сюда я добралась одна, и дальше тоже как-нибудь сама управлюсь. Да и много ли от тебя будет толку? — скорее утверждала, чем спрашивала девушка.
— Но ведь я помог! — возмущенно откликнулся Гаузен.
— Помог ты только тем, что посветил в пару щелей! А в остальном ты вел себя просто отвратительно. Ты чуть все не испортил! — не согласилась с ним девушка.
— Ну, знаешь… Ты еще не видела меня в действии! Дай мне второй шанс! — не сдавался Гаузен, не признавая за собой ошибок.
— В подземелье у тебя их было сколько угодно! — настаивала девушка.
— А вдруг меня схватят и будут пытать, чтобы выведать, куда ты направляешься? А вместе мы скорее отобьемся, чем поодиночке! — пустил в ход свой последний аргумент юноша.
— Ладно, вояка, уговорил. Но только чтобы никаких непредвиденных остановок, — согласилась наконец девушка. Но нельзя было сказать, что она сильно обрадовалась своему решению.
Девушка вскочила на белую лошадь, а Гаузен — на черную, и оба устремились в дальнейший путь. Остатки плаща юноши нелепо развивались на ветру, неприятно натягиваясь на шее, так что юноша просто снял его и засунул в сумку.
— Слушай, красавица, а ведь я не знаю, откуда ты и как тебя зовут? — вспомнил юноша.
— Я Фелиндия… Из Альдории, — представилась девушка и снова равнодушно стала смотреть куда-то вдаль.
Через некоторое время Гаузену захотелось продолжить разговор, но он не знал как. Так что он просто смотрел на девушку, ожидая, что ей самой захочется чего-нибудь спросить или рассказать.
— Чего уставился? — наконец повернула голову Фелиндия.
— Никто не говорил тебе, что у тебя прекрасные… глаза, — неумело попытался сделать комплимент юноша.
— Много раз, — согласилась девушка. — У нашего архивариуса слабое зрение, и он часто просит меня прочитать неразборчивые места в манускриптах.
Гаузен не знал, что на это ответить, но через некоторое время решился на новую попытку:
— Так ты монашка? — неуверенно спросил Гаузен, глядя, как лихо девушка скачет на лошади.
— То, что я состою в ордене… Конечно налагает на меня обязательства, но не такие, которые мешают выполнять мои обязанности, — уклончиво ответила Фелиндия.
— А вот я вырос в монастыре, — с наигранным простодушием признался Гаузен, стараясь выиграть доверие девушки и поддержать разговор.
— Так ты… монах? — с улыбкой поинтересовалась девушка, и Гаузен решил, что нашел в девушке общую точку соприкосновения.
У юноши возник соблазн ответить утвердительно, тем самым, надеясь добиться от девушки большего расположения. Но в ее вопросе звучало некоторое недоверие, ведь на монаха Гаузен ну никак не походил. Да и подобное признание накладывало на себя определенные ограничения в общении с девушкой.
— Нет, я там только воспитывался, — честно ответил Гаузен.
— Что-то незаметно, что ты воспитанный! — едко возразила девушка.
— Вот видишь! — не обиделся юноша. — А ведь я сказал правду. Значит, моей вины тут нет! Это все вина воспитателей! — тут на Гаузена накатила череда воспоминаний о не то чтобы уж очень счастливом, но точно, куда более безбедном детстве. Но он решил, что лучше о них промолчать.
— Ты что, всегда во всем винишь только окружающих? — возмутилась девушка.
— Что, правильней будет за все винить только себя? — парировал Гаузен.
— Хотелось бы мне знать, — немного задумавшись, неожиданно помрачнела Фелиндия и замолчала.
— А могу я звать тебя просто Лин? — попросил спустя некоторое время Гаузен.
— Лин? К чему эта фамильярность? — насторожилась девушка.
— А у меня от «Фелиндия» нос чешется, — нашелся юноша.
— Ты что, носом говоришь? — удивилась девушка.
— Когда я выдыхаю «пфе», то струя воздуха кончик носа щекочет. Как будто табак нюхаю, — пояснил Гаузен.
— У вас мужчин один табак и выпивка на уме, — сердито пожаловалась девушка.
— Да нет же! — не согласился Гаузен. — Мне просто будет приятней звать тебя Лин. Фелиндия — это имя одной из воспитательниц в монастыре, где я рос. Каждый раз, когда я произношу это имя, я морщусь.
— Как от табака? — не упустила момент поддеть Гаузена девушка.
— Ну чего ты привязалась? — обиделся юноша. — Да вообще у меня была только одна вредная привычка, — смущенно произнес Гаузен и, вспомнив детство, попытался сменить тему. — Но я от нее давно избавился!
— Что за привычка? Воровство? — съязвила девушка.
— Да как ты могла подумать! Помогаешь тут всяким, а тебя за проходимца какого-то держат, — разобиделся Гаузен.
— Ну, тогда, наверное, чего похуже? — не отступала девушка, и Гаузен понял, что если он не расскажет ей всю правду, то она от него не отстанет.
— В детстве я рос в монастыре водного бога Катапака, — немного смутившись, начал юноша. — И когда мне сильно хотелось по малой нужде, то зачастую я не бежал в отхожее место, которое находилось далеко во дворе, а пользовался ближайшим источником для омовения рук. Ну, просто подходил вплотную и делал вид, что мою руки. И тут подходит воспитательница Фелиндия, а я уже не могу остановиться и убежать, но делаю вид, что все нормально. А она сразу-то и не разглядела и говорит мне: Молодец, Гаузен, ты мой маленький чистюля, можно и мне на руки полить… А как подошла поближе, так заорала! Я чуть не оглох. Я месяц потом по ночам в кровати, кхм, кошмарами мучился, — тут юноша спохватился, что наговорил лишнего, но увидел, что девушка впервые за время их встречи смеется во весь голос. Гаузен, несмотря на всю неловкость ситуации, с радостью подумал, что между ними больше нет того недоверия, которое было вначале.
— Наверное, — борясь с последними приступами смеха, предположила девушка, — она тебе до сих пор по ночам является.
— Теперь ты понимаешь, какие воспоминания у меня от этого имени? — попытался вызвать сочувствие у девушки Гаузен.
— А по тебе ведь и впрямь не скажешь, что ты любишь умываться, — все еще улыбаясь, заметила Лин.
— О чем это ты? — насторожился Гаузен.
Девушка показала пальцем на его лицо. Гаузен провел по нему рукой и увидел, что она вся запачкалась. Похоже, что он оброс грязью еще в подземелье, когда рылся в книгах и попал в вихрь, устроенный призраком.
— Надо остановиться и поискать источник или реку, — спохватился юноша.
— Лучше ополоснись из фляжки, — посоветовала девушка.
— Там не осталось воды, — уклончиво ответил Гаузен. Он не хотел, чтобы девушка узнала, что там вино и обвинила его в пьянстве.
— Тоже мне беда, — пожала плечами девушка. — До этого не замечал, и сейчас не обращай внимания.
— Легко тебе говорить! Ты же не запачкалась! — возмутился юноша.
— Ну, может быть, правду люди говорят, что свинья всегда грязь найдет! — отозвалась Фелиндия.
— Я же шел впереди. Можно сказать, защищал тебя от пыли и грязи. Давай найдем ручей! У нас в Велитии бог воды — самый главный бог. Он грязнуль не любит! — продолжал упрашивать Гаузен.
— Мало ли в наше время немытых по миру шляется? А к чистому всегда больше подозрений. Если человек может позволить себе мыло, то у него могут быть деньги, а уже это может привлечь внимание разбойников. Уж кто-кто, а бандиты знают: Кто за собой следит, тому есть чего терять, — не переставала поучать Гаузена девушка.
— Ну, по тебе не скажешь, что ты за собой не следишь, — попытался возразить и одновременно сделать комплимент Гаузен.
— Я же девушка, — хмыкнула Фелиндия, пропустив похвалу мимо ушей. — Если будет возможность по пути, то остановимся. Я, конечно, служу другому ордену и не знаю всех ваших обычаев, но думаю, что ваш Катапак не такой сердитый, чтобы карать каждого неумывайку. Да и вообще, куда ты так торопишься? Почему тебе так хочется умыться непременно сейчас?
- Предыдущая
- 27/111
- Следующая