Ленон и Гаузен: Два клевых чужака (СИ) - Кочетов Сергей Николаевич - Страница 14
- Предыдущая
- 14/111
- Следующая
— И как у него только сил хватило? — задумчиво оглядел нанесенный парку ущерб Ленон. Тут он спохватился, вспомнив, что у слова «разбить» есть еще и другое значение.
— Он построил его в начале прошлого века, вложив в него все свои силы и средства. Он посадил здесь самые красивые цветы и редкие растения и пригласил самых талантливых артистов и музыкантов, чтобы они развлекали горожан. Но потом к власти пришли люди, которые захотели смены сложившегося порядка. Они объявили эпоху справедливости и обещали, что после нее наступит эра милосердия. Но эра милосердия так и не наступила, да и справедливости тоже почти не было, — печально произнесла Руфи и вернулась к судьбе своей семьи. — Какие-то бандиты отняли у прапрадедушки парк, а его самого расстреляли.
— Твоему прапрадедушке надо поставить памятник, — произнес Ленон, думая больше не о парке, а том, что если бы не ее далекий предок, то они бы с ней никогда не встретились. Девушка подняла на юношу глаза, в которых смешалось удивление и благодарность. Но Ленон не решился поделиться своими мыслями вслух.
— Всем прапрадедушкам, — добавил он. — За то, что их линия не оборвалась на них и на их детях…
— Если любимые больше не с нами, то это не значит, что они перестали быть нам дороги, — грустно покачала головой девушка и продолжила свою историю:
— Все эти годы моя семья следила за состоянием парка. А недавно дедушка заболел, и я его заменяю. Надеюсь, я не слишком переусердствовала?
— У тебя отлично получается, — успокоил ее Ленон, втайне радуясь, что она не настолько богатая, чтобы ее положение в обществе было для него недосягаемым.
— Это очень важно, особенно в последнее время. Филимон Зеленых будто с цепи сорвался. Для него парк — всего лишь лакомый кусок недвижимости. Он всеми силами желает захватить его, а потом уничтожить. Но ведь люди должны гулять где-то, встречаться, проводить время?
— Дома не особо-то и разгуляешься, — согласился Ленон. Тут ему вспомнилась одна важная деталь в истории семьи Руфи.
— Если твой прапрадедушка был щедрым благодетелем, значит, ты благородного происхождения? Можно сказать, голубая кость, — толком не подумав, захотел сделать комплимент девушке Ленон.
— Да нет же! Говорят наоборот! Белая… — хотела поправить его Руфи, но он решил опередить ее.
— Белая кровь? То-то ты такая бледная как… — тут Ленон чуть не сболтнул лишнего, но вовремя успел поправиться. — Как дворянка. В смысле, твоя бледность очень благородная.
При этих словах Ленон спохватился, что при встрече девушкам, особенно благородным, надо что-то дарить, но ни цветов, ни конфет у него при себе не было.
— Жаль, что я ничего не принес тебе, Руфи, — неловко извинился за свою недальновидность Ленон.
— Ну, по крайней мере, ты на этот раз без колбасы, — пошутила Руфи, ничуть не расстроившись. Порывшись в сумочке, она достала яблоко и прижала его к своим губам. После этого девушка протянула фрукт юноше. Ленон, обрадовавшись, что может оказаться полезным, вынул раскладной ножик. Тут он спохватился, а помыл ли он нож после того, как резал колбасу? Он уже хотел понюхать лезвие, чем бы, наверное, неприятно удивил девушку, но все-таки вспомнил, что ножик чистый. Он вообще старался тщательно следить за ним. После этого он разделил яблоко и половину отдал Руфи. Девушка, принимая угощение, изобразила такую благодарность на лице, будто и не она принесла яблоко. Ленон, заметив это, обрадовался еще больше, и чувство неловкости в его душе почти улеглось. Он поднес к щеке свою половину яблока, которое, как ему показалось, сохранило тепло прикосновения Руфи.
— Я очень люблю яблоки, — признался Ленон, про себя добавив, — Когда я могу их себе позволить.
— А стихи ты любишь? — спросила вдруг Руфи.
— Обожаю, — ответил Ленон, вспомнив, как вчера зачитывался приключениями поэтов и писателей.
— А что бы ты сейчас предпочел? — поинтересовалась Руфи, наверное, имея в виду, чьи стихи ей лучше прочитать.
— Бутерброд… — ляпнул Ленон, не наевшись половинкой яблока, но, увидев недоумение в глазах девушки, поправился. — Я хотел сказать… Бутербродского… То есть почитай лучше свои, если ты конечно их пишешь, — попытался выкрутиться из неловкой ситуации юноша.
— Ну не знаю, а вдруг тебе не понравится? — замялась девушка, но было видно, что она польщена догадкой Ленона.
— Я постараюсь, чтобы мне понравились, — неловко пообещал юноша.
И девушка, помедлив еще немного, неуверенно начала:
Под конец декабря
Слышу грустное «кря»,
Вот теперь мне уже не до шуток!
И французский батон
Отнесу я не в дом,
А оставлю покушать для уток.
Утка — важная птичь!
Это сложно постичь,
Но, поняв, не забудешь уже ты,
Что твоя доброта
Пусть рисует всегда
Лаской кисти чудные сюжеты.
— Ну, как тебе? — выжидающе спросила Руфи после недолгого молчания.
— На любителя… — робко начал юноша. Услышав эти слова, Руфи расстроено раскрыла рот, но Ленон успел закончить свою мысль. — На любителя прекрасного… Такого, как я… Но ты прекрасней!
От этих слов Руфи смущенно заулыбалась, а Ленон продолжил:
— Ты прекрасна, как Майкл Джексон…
Руфи вновь недоуменно уставилась на Ленона, но он опять досказал не все, что хотел:
— Как Майкл Джексон в исполнении Лондонского симфонического оркестра.
— Никогда не слышала, — заметно охладев, вымолвила Руфи.
— Боже мой, я ведь так доболтаюсь, — подумал Ленон, но все-таки решил сделать еще одну попытку:
— Я имел в виду, что ты прекрасна как принцесса… вегетарианской эпохи.
— Может, викторианской? — поправила девушка.
— Не знаю, я никогда не был в Англии, — честно сознался Ленон.
— Что бы ей еще сказать? — судорожно размышлял Ленон. — У тебя глаза изумрудные, как зеленка?
Тут юноша решил, что если со своими сочинениями у него мало чего хорошего получается, то нужно прибегнуть к помощи признанных классиков.
— Трави все горести попкорном… — попытался процитировать самого главного из них, но от волнения перепутал все слова. — То есть любви…
Ленон решился на вторую попытку, но теперь к нему в голову шли лишь строчки песен:
— Ты не Ванга… но для меня… Но для меня ты стала… слепой? Нет, не то! Все не то! — отчаялся юноша. — Может, прочитаешь еще что-нибудь из своего? — попросил Ленон в попытке загладить неловкую ситуацию.
— Если тебе так хочется, — с готовностью вызвалась Руфи:
Сухарь в глазури — это пряник.
Он черств внутри, снаружи глянец.
Но нрав смягчить его легко,
Макнув немножко в молоко.
— Руфи, — осторожно прервал девушку Ленон. — У тебя все стихи на эту тему?
— Конечно. Все они про любовь… и дружбу, — гордо ответила девушка, польщенная догадкой юноши.
— Нет, я имел ввиду… На хлебобулочную, — проговорил Ленон и ужаснулся сказанному. Юноша вспомнил, что сегодня не позавтракал, а половинки яблока оказалось желудку недостаточно, чтобы замолчать, и теперь тот настойчиво диктует ему свои требования.
В этот момент щеки Руфи вспыхнули от возмущения, но девушка все же нашла силы сдержаться и пояснила:
— Нет, у меня еще есть и эпические мотивы. Вот, например, отрывок из средневековой поэмы, которую я сейчас пишу:
Не ври мне, Гвиневра!
От лжи весь я нервный!
Ах, Ланселот, не лестно столь,
Ты обошелся, друг, со мной!
Сестра моя Моргана!
Ну как ты проморгала?
Приятель мой Мерлин
Хоть ты то мне верен?
— Это что, король Артур вернулся из командировки? — предположил Ленон.
- Предыдущая
- 14/111
- Следующая