Десантники «Сил Спасения» - Каплан Виталий Маркович - Страница 43

И жгла досада оттого, что ничего уже не изменишь. Что было, то было. Время, к несчастью, необратимо, и сие есть основной закон, верный во всех мирах. Даже Благодетелям с их возможностями – и тем не под силу. А возможности у них и впрямь нечеловеческие. И даже не просто нечеловеческие, а прямо-таки сверхъестественные. Или – противоестественные. Неужели и сейчас, за шаг до гибели, он так и не решится понять, кто же они такие? Что ж, стесняться уже некого, пора вытащить из подсознания свои тайные догадки. Те догадки, что страшнее всех здешних свинств и обманов, догадки, которые он гнал беспощадно, топил в глубине. Время от времени они всплывали на поверхность, а он вновь избавлялся от них: нечего забивать себе голову мистикой.

Но сейчас, сидя на стальном полу камеры, Сергей понимал, что без мистики тут не обошлось. И мистика-то была тёмная, липкая. Он хмыкнул. Не лучшая обстановка для прощания с материализмом. Впрочем, а был ли он материалистом? Просто плыл по той же речке, что и все.

Но философствовать вскоре почему-то расхотелось. Вновь дали о себе знать отбитые почки – ярцевские сотрудники сполна выместили на нём горечь поражения. А сам Ярцев стоял рядом и участливо бормотал:

– Ну, не обижайтесь, Сергей Петрович, не обижайтесь, ребят ведь тоже можно понять, им же обидно…

Сейчас он утешал себя лишь тем, что недолго осталось. Хотя с чего он взял? Может, камера – это ещё не конец, будут ещё и уговоры, и угрозы… Однако сомнительно. Они же рационалисты. В чём в чём, а в здравом смысле им не откажешь. Прямо-таки сверхчеловеческая логика. Вот именно что сверхчеловеческая. Стало быть, и нечеловеческая. Чья же тогда? Впрочем, эта мысль уже была. Видно, всё вертится по кругу.

Он встал и прошёлся по камере. Болели ноги, подташнивало, а перед глазами плыли дрожащие синие огоньки. Наверное, поднимается температура. Как и той ночью, в Центре Управления. Сергей до сих пор не мог понять, что же с ним тогда случилось.

Он сидел в чёрном кожаном кресле, перед глазами мутно светился дисплей, и нужно было задать объектный пароль: курсор назойливо мигал, ожидая ввода. От стандартных хакерских уловок загрузочный модуль оказался защищён, а писать специальную программу у Сергея не было времени – в любую минуту могли наведаться Санитары. Может быть, и Костик уже в их лапах?

Нет, с какой стати? Пока ведь ничего не случилось, Белый ещё не начал действовать. Костик сейчас спокойно спит, во сне вырастая из Временного Помощника в Постоянного. Никто его ни в чём не подозревает, на кой шут он сдался ярцевскому ведомству?

Но Сергей вдруг отчётливо, до боли в глазах увидел, как чьи-то крепкие, поросшие рыжим волосом узловатые руки хватают мальчишку, заламывают локти. Как весёлые розовощёкие сотруднички лупят его ботинками под рёбра и те трещат – много ли надо пятнадцатилетнему пацану? А после его вяжут или надевают наручники, матерясь и подгоняя пинками, тащат в гнилые подвалы Санитарной Службы.

От этой картины у Сергея закружилась голова, мышцы сжались, готовые бросить его туда, во тьму, на помощь Костику. Но что он мог? От ощущения собственной слабости его даже затошнило. А потом вдруг заболела голова, да так, что перехватило дыхание. Казалось, кто-то сдавливает виски огромными щипцами и натужно трещит, раскалываясь, черепная коробка.

Воздух перед глазами задрожал, заплясали в нём какие-то мелкие, переливающиеся всеми цветами радуги пятна. И всё громче становился звон в ушах, и жаркое облако обволакивало голову. Мелькнула было мысль: не вовремя как заболел! Но тут же растаяла, потому что уже иное ломилось в мозг. Что-то расплывчатое, непонятное, какая-то странная пустота, но вокруг пустоты почему-то сгущалось сознание. Мутная, склизкая плёнка затягивала мир, но сквозь неё постепенно просачивались образы.

Два. Синяя двойка с лебединой шеей на бескрайнем ледяном поле. Навеки вмёрзший в лёд лебедь… Четыре. Жёлтые тигриные глаза, шершавый розовый язык и снежно-белые, словно отдраенные зубной пастой, клыки. Один. Дерево под ветром, готовое то ли рухнуть, то ли, вырвав из промёрзшей земли свои корни, улететь в низкое дождливое небо. Девять. Медовый пряник, обёрнутый в старую газету, что мама принесла из магазина трёхлетнему Серёжке. Буква «A» – покосившийся телеграфный столб, обвисшие провода, словно бесконечные змеи. И три нуля – огромный, влажный, залитый жёлтым утренним солнцем луг, синие огоньки васильков, розовые головки клевера.

А всё вместе – 2419A000.

Сергей, затаив дыхание, набрал это на клавиатуре. Пальцы плохо слушались, не хотели гнуться, каждое движение, казалось, тянется сотню лет. Но сразу после нажатия последней клавиши на экране возникло окошко: «Объект РС-15. Вход разрешён».

Дальнейшее было элементарным. Через две минуты от программы РС-15 не осталось и следа. И сразу же мир вернулся в обычное своё состояние. Голову отпустило, смолк пронзительный звон, растаял жар. Сергей вновь чувствовал своё тело – здоровое, сильное, готовое драться за Костика с кем угодно.

…Сейчас тот, наверное, уже вернулся в Натуральный Мир. Если так, значит, был смысл во всём этом. Да и в предстоящей казни. Только вот по большому счёту жизнь всё равно прожита зря.

Но почему? Когда же впервые искривилась линия его судьбы? Не запрограммировано же всё было. Слишком уж глупо оказалось бы. Значит, имела место ловушка. И когда же она сработала? Наверное, задолго до Старика. Старик и его компания пришли на готовенькое. Как крысы, объедающие труп.

А ведь отсчёт пошёл ещё тогда, с Ленки. Потом, конечно, всё заросло тканью времени, и даже иногда казалось, что было это с кем-то другим, в каком-то затрёпанном старом романе про наивных студентов, пробующих на вкус жизнь.

Но сейчас душу вновь обдало горячей волной. Как же он тогда перетрусил! Это был животный, пещерный страх. Ведь если логически разобраться, что ему грозило? Смерть? Тюрьма? Неизлечимая болезнь? Да ни фига. Ну, узнал бы отец, ну, беседовал бы с ним долгими зимними вечерами, ну, убедил бы его подать заявление в ЗАГС. Если бы, конечно, Ленка стала искать правду. Или хотя бы поплакалась подругам. Поревела бы в жилетку, как это у них, у девчонок, водится. А дальше – понятно. Пожалели бы девицы-красавицы будущую мать-одиночку, раззвонили бы на всю ивановскую. И отец бы всё узнал, и осуждающе смотрел бы на него долгими зимними вечерами, и Сергей не смог бы не пойти в ЗАГС, зная, сколько отцу осталось жить.

Конечно, накрылся бы медным тазом роман с Верочкой, конечно, пришлось бы отложить аспирантуру в долгий ящик, конечно, после смерти отца они бы с Ленкой развелись, конечно, он исправно платил бы алименты. И ничего страшного, по сути, не случилось бы. Мало ли народу в молодости погорает на такой ерунде? И ничего – живут, устраиваются, делают карьеру, разводятся, снова женятся…

Сейчас-то всё видится иначе, но тогда… Как же он задёргался! Чуть кондратий не хватил. И целую ведь неделю глотал таблетки. Грыз феназепам в зверских дозах, глушил водку, хотя уже тогда она была ему противна.

И что хуже всего – пришлось делать вид, что всё путём, улыбаться, изображать примерного юношу, шутить, ржать над анекдотами, смотреть кино и жевать пломбиры.

Вдобавок ещё и гулять с Верочкой. Гулять и бояться, что та уловит что-то. Не узнает, нет – он принял меры, – но почувствует. И встанет между ними гулкая такая фанерная перегородочка, от которой никогда уже не избавиться, чем бы у них ни кончилось. Даже увенчайся дело свадьбой, счастливой семейной жизнью – они всё равно натыкались бы на эту стенку. Но Верочка, впрочем, ничего не узнала и не уловила. Чуть больше полугода исполнилось их роману – и в Верочкино поле тяготения внесло бравого лейтенанта Сашу. Чёрные усы и южный говор. Сейчас уже, наверное, майор. А то и полковник. У них двое детей, квартира в Измайлово, дача в Шараповой Охоте… Когда Верочка упорхнула в лейтенантские объятия, Сергей даже почувствовал стыдливое облегчение. Кончилась глупая игра, и он остался хоть и раненым, но свободным. Так ему, во всяком случае, казалось.