Жили-были (СИ) - Риз Екатерина - Страница 54

Пока Митька под его присмотром решал пример, Толя сидел на соседнем стуле и перебирал его тетради и учебники. Пролистывал их, удивился островатому Митькиному почерку, обычно дети в этом возрасте пишут округлые буквы, а он водил ручкой по бумаге резко и отрывисто. И аккуратистом не был, это точно. В тетрадях то и дело попадались исправления, на полях в дневнике были нарисованы машинки и танчики, за что Митю, по всей видимости, ругали и даже писали замечания всё в том же дневнике, но Ефимов почему-то знал, откуда вся эта неаккуратность в мальчике берётся — от переизбытка энергии. Отсюда и почерк нервный, Мите не терпелось закончить с домашним заданием, вскочить из-за стола и сделать что-нибудь бесшабашное.

— А какой предмет ты любишь?

— Физкультуру, — без всякой заминки сказал Митя, и Толя понимающе улыбнулся.

— А ещё?

— Я читать люблю. Но не то, что в школе.

— А что?

Вот тут мальчик с ответом помедлил, писать перестал, носом шмыгнул.

— Истории всякие интересные. С приключениями и волшебством.

— О, — Ефимов с уважением кивнул. Попытался быть в теме. — Этого… как его, Гарри Поттера?

— Про него я кино смотрел, читать его долго, мы с мамой никак первую книгу не дочитаем. Она, знаешь, какая толстая?

— Не знаю. Но любопытно.

Митя в затылке ручкой почесал, и без всякого перехода, спросил:

— А ты зачем пришёл?

Толя глаза от его прописей поднял, всё же удивлённый, и вопросом, и тоном.

— В гости. Ты против?

— Не знаю, — честно признался Митя. — К нам в гости только бабушка и тётя Алёна приходит.

— И всё?

— Ну… Иногда тётя Лика или дядя Миша. Но это очень редко, на мамино день рождения.

— А вот теперь я пришёл. Это плохо?

— К маме? — уточнил Митя.

Толя свой ответ обдумал.

— К вам обоим. Вы же здесь вместе живёте?

— Вместе. — Митя всё-таки растерялся и призадумался. — Но я тебя не знаю.

— Вот и познакомимся. Знаешь, как говорят? Тот, кто однажды преломил вместе хлеб, незнакомцами уже не будут.

Митя мотнул головой.

— Я не понял.

— Если мы вместе поужинаем, то станем друзьями.

— Прямо друзьями?

— А что?

Митька фыркнул.

— Я в школе знаешь, со сколькими в столовой обедаю? И они не мои друзья.

— Ну, то столовая, Митя. А тут дом, мама ужин готовит… с любовью. Это совсем другое.

— Почему с любовью? — Митя окончательно позабыл про математику, и на Ефимова смотрел, открыв рот. Оказалось, что разговаривать с детьми не так просто, у них возникает куча вопросов на ровном месте, после невинно оброненного слова. И приходилось искать ответ под требовательным взглядом.

— Потому что мама… мамы, они такие. Они всех любят. Тебя любят, готовить любят… — «Меня», хотелось ему добавить, но это было бы преждевременно. Носом повёл, посмотрел на мальчика, потом ткнул пальцем в его открытую тетрадь. — Пиши.

Следующие пару минут Митя примерно выводил ручкой цифры в тетради и раздумывал над правильностью решения. Было видно, что томится. Потом придвинул к нему тетрадь.

— Правильно?

Толя заглянул, кивнул.

— Всё верно. Видишь, всё не так трудно.

— Зато скучно.

— Что ж, бывает и скучно. Но только иногда.

— Мама! — неожиданно выкрикнул Митька. — Я всё сделал!

— Молодец, — отозвалась Саша из кухни, но голос особо воодушевлённым Толе не показался.

А Митька тут же из-за стола выбрался, забрался по лестнице спортивного уголка и повис на перекладине. И смотрел на Ефимова теперь с умыслом, шкодливо. Толя понял, что сейчас задаст вопрос, который ему не понравится. Так и вышло.

— А почему ты не пришёл с тётей Ликой?

Действительно, почему?

— Тётя Лика занята сегодня.

— Чем?

— Не знаю. Своими обычными делами.

— Разве ты не её муж?

— Муж? — Ефимов попытался изобразить изумление. — С чего ты взял? Мы с тётей Ликой только друзья.

— А-а. — Митька поболтал ногами и спрыгнул на пол. Уселся, по-турецки скрестив ноги. — А с мамой ты тоже дружишь?

— Очень стараюсь.

— У неё и так друзей много, — заявил Митя, в голосе и нотки сомнения слышно не было. Он потянулся к корзине с игрушками, достал робота и легко свернул ему ноги в другую сторону. На Толю больше не смотрел. Тот же усмехнулся. Он же с мальчика глаз не сводил. И даже когда тот намеренно задавал ему провокационные вопросы, ему всё равно не хотелось отвернуться или уйти. Смотрел бы и смотрел. И мысленно себе повторял: мой сын.

— Думаешь, она будет против ещё одного друга?

Митька за плечо своё оглянулся, понял, что матери рядом нет, и тогда негромко сказал:

— Всё ты врёшь.

Толя брови вскинул, на самом деле удивлённый.

— Это что это я вру?

— Всё врёшь. Ты не хочешь с ней дружить.

— Очень интересно. Продолжай.

Митька насупился, губы поджал и стал похож на разозлённого чертёнка. Голову ниже склонил, а на Толю глядел исподлобья. Молчал, и Ефимов решил его подбодрить.

— Говори, мы же одни. Обсудим всё по-мужски.

— У Аньки Лебедевой тоже мама дружила, дружила с одним, а потом взяла и замуж за него вышла. Я всё понимаю, я не глупый и не маленький.

— Никто так и не считает. Но разве это плохо, если Анина мама замуж вышла?

Митька носом шмыгнул, сунул робота обратно в корзину.

— Не знаю. Анька говорит, что ничего хорошего. Они ругаются, а мама плачет.

— Понятно. К сожалению, бывает всякое, Митя. Но я могу тебе пообещать… дать настоящее мужское слово — мы же с тобой мужики? — что я буду очень стараться маму не расстраивать. — Он даже руку ему протянул, для настоящего рукопожатия, вот только Митя свою руку подавать ему не спешил, смотрел скептично, совсем как взрослый. Пришлось дать ещё одно обещание. — Если мама всё-таки будет плакать, ты сможешь меня ударить. Ты же ходишь в секцию? Драться умеешь. И за маму вполне сможешь постоять. Да? — Толя снова руку ему протянул. Ждал, проявлял терпение, но неожиданно понял, что заволновался. Вот именно в этот момент. Ситуация сама по себе странная, разговор с восьмилетним мальцом, который подозревает его в том, что он явился красть его маму и делать её несчастной. И всё бы ничего, пообещал и забыл, если бы не тот факт, что это первое обещание, которое он даёт своему сыну, и его придётся, обязательно придётся сдержать.

Митя, наконец, подал ему руку. Толя её пожал, даже не осторожничал, по-мужски так пожал, и, судя по выражению лица, Митька остался доволен. Даже некоторое превосходство над ним и ситуацией почувствовал. Правда, сказал ему, видимо, для устрашения:

— Я умею драться. Я Коростылёву знаешь, как врезал? У него синяк остался. А он меня выше!

— Здорово. — Толя встал и снова подхватил Митьку под руки, поднял. К себе прижал. Сердце странно и незнакомо барабанило, и чтобы скрыть волнение, принялся оглядывать постеры на стене. — Расскажи мне, какой спорт ты любишь? За какую команду болеешь?

Саша с трудом заставила себя накрыть на стол. Её так и тянуло ближе к комнате сына. Чтобы подсмотреть, подслушать, узнать, о чём Ефимов с Митей говорит. Её волновала сама мысль, что он с ним общается, но ещё больше, прямо до дрожи, беспокоило, что он возьмёт и всё ему расскажет. По непонятным для неё причинам, просто из-за того, что он Ефимов, и потому что так захотел, расставить все точки над «i». Он ведь любит, чтобы лично для него всё было чётко и понятно… В общем, запугивала себя, как могла. Потом вспомнила о том, что мужчины в её доме голодны, и пришлось вернуться на кухню, открыть холодильник и начать хоть что-то соображать. Из Митиной комнаты не слышалось ни громких голосов, ни бурных восторгов, даже смеха не слышалось, и всё это казалось подозрительным и вызывало нешуточные опасения. Саша слишком хорошо знала своего сына, его подозрительность в отношении мужчин (черта, которая тоже досталась ему от отца, по всей видимости, Толя делал стойку всякий раз, как видел рядом с ней особь мужского пола), знала, что Митя никогда не был ребёнком-душкой, которого тискают и целуют в щёчки. У него всегда было, что сказать, что добавить, а порой не ко времени и поперёк кому-то из взрослых, если самого Митю не устраивало, как события развиваются, без его ведома или согласия. Он всегда имел своё мнение и свою шкалу дозволенного и правильного. А вот теперь они с Ефимовым сошлись, двое таких одинаковых. И предугадать реакцию младшего было трудно. Точно, что Толя хотя бы постарается до него достучаться, но оба настолько упрямы…