Жили-были (СИ) - Риз Екатерина - Страница 48
- Предыдущая
- 48/91
- Следующая
— Мама, смотри, как я умею!
Митька лишь полчаса назад появился дома, а от него все эти полчаса было невероятно много шума и необъяснимого позитива. Он что-то рассказывал ей громко и воодушевлённо, носился по квартире, что-то искал, снова бежал к ней, занимая всё Сашино внимание. А потом позвал её из своей комнаты, и Саша пошла на его голос. Дверь открыла и замерла, глядя на сына, свешивающегося вниз головой с перекладины турника. Митька ещё руки отпустил и поболтал ими, матери улыбался.
— Смотри, как я могу!
— Замечательно, — согласилась Саша, потом сына под спину подхватила, помогая приподняться, а затем и спрыгнуть на пол. — Только я просила тебя так не делать, особенно, когда ты один, Митя. Мало ли…
— Но ты же дома!
— Я не могу стоять рядом с тобой. Слезай.
— Да я уже слез, — вздохнул Митя. — Мам, кушать будем?
— Да, сейчас… — Сашин взгляд остановился на фотографиях сына, и её в который раз за последние несколько часов, прострелило, прожгло огнём насквозь, и на одну секунду она потерялась в этом, совершенно позабыв, что сын за ней наблюдает. С трудом заставила себя улыбнуться. — Чем ты у бабушки занимался?
— Книжку почитал, потом в телефон поиграл… Чем у неё ещё заниматься можно? Она только сериалы смотрит. Про какую-то Машу, потом про волка.
— Какого волка?
— Так одного мужика называют, который с плохими людьми сражается. Крутой такой, мускулы знаешь какие? — Митя руку в локте согнул, показал матери, какие примерно мускулы были у героя в сериале. По мнению Саши, в природе таких существовать не могло, но она не специалист в этом вопросе.
Они перешли на кухню, Митя за столом устроился, взял вилку и принялся зубцом вырисовывать какой-то узор на скатерти.
— Бабушка пончики жарила?
— Ага. У неё и сгущёнка была. Вкусно.
Митька изъяснялся короткими предложениями, явный признак того, что чем-то занят, Саша через плечо обернулась, посмотрела на него и одёрнула:
— Митя, перестань ковырять скатерть. Знаешь, сколько она стоит? А ты дырки ковыряешь.
Мальчик вилку отложил. Голову рукой подпёр.
— А ещё тётя Лика приходила.
Саша неизвестно почему насторожилась.
— Когда?
— Утром сегодня.
Кивнула, хотя ничего особо толкового по этому поводу не думала. Просто заволновалась. А для сына проговорила:
— И замечательно. Пусть почаще приезжает.
— А я в окно смотрел, мам, — вдруг хихикнул Митя. — Её дядька какой-то увёз на машине.
Саша газ выключила, снова к сыну повернулась, взглянула непонимающе.
— Какой ещё дядька?
— Не знаю, носатый такой.
— А ты и нос его рассмотрел?
Митя плечами пожал и невинно улыбнулся.
— А бабушка сказала, что у тёти Лики беспокойная натура! — сдал всех ребёнок и победно улыбнулся.
Саша же головой качнула, совершенно растерявшись.
— Ничего не понимаю…
Лика с Ефимовым расстались несколько дней назад, он этим утром проснулся в одной постели с ней, Сашей, а Лика… разъезжает на машине с каким-то незнакомым мужиком? Что, вообще, у людей с моралью? И у неё в том числе? Напиться до такой степени, чтобы привести в дом мужчину, даже не помня этого, и уснуть беспробудным сном. «Белый русский», чтоб его…
— А машина у него ничего так, — сказал Митя. — «Кашкай».
— Очень рада за тётю Лику, — пробормотала Саша и потёрла лоб, при этом болезненно поморщившись. Голова всё ещё болела, даже таблетка обезболивающего не помогала. Или это мысли о Ефимове так на неё действовали?
Митя вдруг хлопнул ладонями по столу.
— Мама, давай есть!
— Давай, милый, — рассеянно отозвалась она.
А когда ставила перед сыном тарелку макарон с сыром, невольно представила рядом Толю. Две одинаково русые курчавые макушки, похожие улыбки и уж точно одинаковый аппетит. По позвоночнику пробежал холодок, и Саша поторопилась отвернуться.
— А как ты сходила в ресторан? Там вкусно кормили?
— Не слишком.
— А торт был?
Саша провела ладонью по отрастающим волосам сына.
— Нет, Митя, не было торта.
— Странный ресторан.
— Мить, ты думаешь, что люди ходят в рестораны, чтобы торт есть, — всё-таки улыбнулась Саша.
— А разве нет? В ресторане должно быть всё самое вкусное. А потом торт.
Саша рассмеялась, затем кивнула на его тарелку.
— Ешь макароны.
— А печенье у нас есть?
— Есть. Но только к чаю. А не грызть весь вечер, как хомяк. Ешь, тебе ещё два упражнения по русскому делать.
Митя скуксился и ткнул вилку в спагетти, принялся их накручивать. А Саша села на диванчик позади него и руки на груди сложила. Вздохнула. А когда услышала тихую мелодию телефона из комнаты, в досаде поморщилась. Опять звонит, опять… Не могла точно знать, что это Толя, но почему-то была в этом уверена.
Митя, конечно, не знал, не мог знать о том, что у неё на уме и на душе, тем более, отчего у неё нет сил и голова болит. Поэтому после того, как домашнее задание, наконец, закончил, прибежал к ней, принёс ноутбук, и Саша стойко около получаса обсуждала с ним новую историю. Ребёнок же не виноват в её проблемах. С ним нужно быть спокойной и уравновешенной, и улыбаться, чтобы ему даже в голову не пришло, что в их маленькой семье произошло что-то серьёзное и неприятное. Хотя, надо быть честной: по поводу «неприятное» — это ещё неизвестно, нельзя быть несправедливой. Ведь она знает, знает, что тайком Митька размышляет о том, что случилось с его отцом, почему они никогда об этом не говорят и что Саша от него скрывает. Поэтому «неприятно» она старается не произносить, даже мысленно. И опять же ради сына.
Вечером Толя позвонил ещё раз. Митя уже был в постели, досматривал последний разрешённый в это время мультфильм, Саша из его комнаты вышла, и мысленно махнув рукой на доводы разума, да и разозлившись на настойчивость Ефимова, на звонок ответила. Правда, лишь для того, чтобы сказать:
— Перестань мне звонить. У меня ребёнок засыпает.
Толя вздохнул.
— Но ты же днём к телефону не подходишь.
— Толя, если я не подхожу, значит, говорить с тобой не желаю. Ты об этом не думал?
— Перестань, — он явно разозлился на её тон. — Язвительность тебе не идёт, малыш.
— А что мне идёт, по-твоему? Собачья преданность?
— Саша!
Она выдохнула, на секунду зажмурилась. Потом призналась:
— Я не могу с тобой говорить, правда.
— Ты злишься и нервничаешь, — подсказал он.
— И у меня есть повод для этого!
— Не спорю. Но, Сань, я ведь тоже не сижу спокойно на диване. У меня… голова кругом.
— И как ты восстанавливаешь способность трезво мыслить, интересно? Водкой?
— Вообще-то, виски. Но ты язва, причём конкретная.
Саша остановилась перед зеркалом, посмотрела на себя, на пылающие щёки, волосы за ухо заправила.
— Да, не повезло тебе.
Он помолчал, затем другим тоном, более мягким, сказал:
— Малыш, надо поговорить и всё обсудить.
— Что «всё»? — подозрительно переспросила она.
— Саш, прекращай дурить, — всё же не сдержался он, и вот тогда Саша и расслышала в его голосе пьяные нотки. Не слишком явные, но Ефимов принялся растягивать слова, и Саше это было хорошо знакомо.
— Я тебя просила!..
— Не надо меня просить! Я уехал сегодня, чтобы дать нам всем время успокоиться. И обдумать всё.
— Хорошо тебе говорить, — поразилась она. — Мне обдумывать совершенно нечего. — Саша до предела понизила голос, и дверь в свою комнату прикрыла. — Ты строишь свой центр, вот и строй. Мой сын тут причём?
— Не только твой.
— Мой!
— Это к такому решению ты пришла?
— Я ни к чему не приходила, Толя. Необходимости не было. Это ты сидишь в обнимку с бутылкой, и к решениям приходишь, а у меня ребёнок. Его надо кормить, с ним надо учить уроки и укладывать его спать. И все наши решения ему не интересны.
— Ты в этом уверена?
В этом она уверена не была, и это больше всего расстраивало. То, что она не могла с уверенностью сказать, как Митя воспримет новость о том, что в его жизни готов объявиться отец. Настоящий отец. Вот только она также не могла сказать, каким отцом Ефимов стать собирается. И надолго ли. До окончания строительства, а затем редкими наездами?
- Предыдущая
- 48/91
- Следующая