Бог войны - Реза Ясмина - Страница 8

Вероника пытается вырвать у него бутылку, он не дает.

Аннет. Да что с вами, Мишель?!

Мишель. А что случилось? Вы пейте, пейте, все в порядке.

Аннет. Вы не переносите алкоголя?

Вероника. Да отлично я все переношу!

Вероника всхлипывает. Пауза.

Ален. Ну… я не знаю…

Вероника. Послушайте, мсье…

Ален. Ален.

Вероника. Да, Ален… вы мне не подружка, чтобы вам исповедоваться, но попытайтесь понять. Я живу с человеком, раз и навсегда записавшимся в неудачники. И вся его жизнь такая. Очень трудно жить с человеком, который утешается этой мыслью, который не надеется ничего изменить, который скептически смотрит на любые попытки…

Мишель. Да плевать он хотел на твои откровения. Ему глубоко плевать, ты не видишь?

Вероника. Но надо же верить… надо же стремиться, нет?

Мишель. Учти, он последний человек, с которым стоит об этом говорить.

Вероника. С кем хочу, с тем говорю, понятно?!

Звонит городской телефон.

Мишель. Кто там еще?! Да! Да, мама! Отлично. Лишился зубов, но отлично. Ну, больно, да. Что ж такого. Я занят, мама. Я перезвоню.

Аннет. А зубы еще болят?

Вероника. Нет.

Аннет. Зачем тогда беспокоить маму?

Вероника. А он не может иначе. Ему всегда надо ее накрутить.

Мишель. Слушай, Вероника, хватит! Кончай эту психодраму!

Аннет. Вероника, да всем плевать, что творится вокруг, но все надеются на личное счастье. На счастье, которое уж точно не обойдет их стороной. Но чудес не бывает. И выходит так, что одни просто пашут, как лошади, это их крест, другие одуряют себя чем попало, чтобы не замечать, как уходит время … как тают их шансы стать счастливыми… Но человек пытается этому сопротивляться, пока жив. И находит себе разные игрушки — просвещение, тайны мироздания… Вы вот пишете о Дарфуре, об этой негритянско-арабской резне, в которой уже даже они сами не знают, кто прав, кто виноват и кто начал… отлично, могу понять, вы говорите себе — это мой выбор, я пишу о зверствах, из которых состоит история… Короче, каждый спасается, как может.

Вероника. Я пишу не для того, чтобы спасаться. Вы даже не открывали эту книгу, откуда вам знать, о чем она?!

Аннет. Какая разница…

Пауза.

Вероника. До чего мерзко воняет «Куро»!

Мишель. Жутко.

Ален. Вы переборщили.

Аннет. Мне ужасно стыдно.

Вероника. Вы ни при чем, я действительно брызгала без остановки, как сумасшедшая… Господи, почему мы не можем жить легко, почему нам все мешает?

Ален. Вы слишком много думаете. И не только вы — женщины вообще.

Аннет. Оригинальное замечание, прямо озарение.

Вероника. Много думаете? Что значит «много думаете»? Я вообще не понимаю, какой смысл жить, если не выработать в себе какую-то нравственную систему ценностей..

Мишель. Видите, как я живу?

Вероника. Заткнись! Прекрати! Ненавижу эти фальшивые подмигиванья! Ты не понимаешь, что оскорбляешь меня?

Мишель. Да я пошутил!

Вероника. Да ты кретин!

Мишель. Я всегда говорил, что супружество — тягчайшее испытание, какое только может послать тебе Господь.

Аннет. Приехали.

Мишель. Супружество и отцовство.

Аннет. Знаете, Мишель, совершенно необязательно посвящать нас в вашу философию. Я нахожу это несколько неучтивым…

Вероника. Его это совершенно не волнует.

Мишель. Вы хотите сказать, что не согласны?

Аннет. Ален, скажи что-нибудь.

Ален. У нас свобода мнений.

Аннет. Но зачем их озвучивать?

Ален. Ну, да, может, и незачем…

Аннет. Что нам за дело до их супружества? Мы здесь для того, чтобы разобраться с детьми, а не обсуждать вопросы супружества и отцовства!

Ален. Так-то оно так…

Аннет. Что «так-то оно так…»?

Ален. Есть связь…

Мишель. Именно, именно! Прямая связь!

Вероника. Связь между выбитыми зубами Брюно и нашим супружеством?!

Мишель. Самая прямая.

Аннет. Мы так не думаем.

Мишель. Дети пожирают и коверкают нашу жизнь. Дети втягивают нас в свои ссоры, вешают на нас свои проблемы, это неизбежно! Дети собой вносят вражду между отцом и матерью, и когда видишь все эти смеющиеся парочки у моря, во время медового месяца… дураки, думаешь ты, дураки, вы же еще ничего не знаете! И ведь никто не предупреждает, вот в чем штука. У меня одноклассник — он собирается с новой подружкой завести ребенка. Ты с ума сошел, сказал я ему, в наши годы?! Тебе осталось десять-двенадцать лет до рака или инсульта, и ты хочешь отравить их этой фигней?!

Аннет. Вы сами не верите тому, что говорите.

Вероника. Верит, верит.

Мишель. Конечно, верю. Это я еще мягко выражаюсь.

Вероника. Он еще хуже.

Аннет. Вы клевещете на себя, Мишель!

Мишель. Да ну?! Ха-ха…

Аннет. Перестаньте плакать, Вероника, вы же видите — это его только раззадоривает…

Мишель(Алену, подливающему себе рому). Давайте, не стесняйтесь. Отличная же штука, да?

Ален. Отличнейшая.

Мишель. А сигарку?

Вероника. Никаких сигарок!

Ален. Жаль.

Аннет. Ты же не куришь сигары, Ален?

Ален. Я делаю, что мне хочется, Аннет. Захочу угоститься сигарой — угощусь сигарой. А если не угощусь, то исключительно потому, что не хочу беспокоить Веронику, которая, впрочем, и так уже обеспокоена сверх меры… Кстати, Аннет права, хватит плакать, когда женщина плачет — это всегда провоцирует мужчину на новые гадости… Хотя должен добавить, что точка зрения Мишеля вполне справедлива, вполне. (Его мобильник жужжит). Да, Серж, да. Назначай. Париж, день и час…

Аннет. Черт-те что!

Ален(отходя и понижая голос, чтобы ее не злить). Да, отсылай скорей, с пылу с жару. Что значит «Мы удивлены»?! Никакого «Мы удивлены», это слюнтяйство. Мы с негодованием отвергаем!

Аннет. И вот так каждый день, с утра до ночи, с утра до ночи! Этот мобильник разрушил мою жизнь, я живу от звонка до звонка!

Ален. Э… минуточку. (Прикрывает трубку). Аннет, это в самом деле очень серьезно.

Аннет. Серьезно! Все серьезно, кроме семьи…

Ален(в телефон). Да, поехали дальше… Не «процедура», ни в коем случае не «процедура»! Напиши «маневр». Когда до совета директоров оставалось всего две недели, компания предприняла маневр. Так лучше, а?

Аннет. И так везде — за обедом, на улице… Ему же все равно, где.

Ален(в телефон). «Газету» поставь в кавычки. Слышишь? В кавычки!

Аннет. Ни слова больше ему не скажу. Ни слова! Все, я сдалась. Меня уже тошнит, тошнит от всего этого!

Мишель. Где таз?

Вероника. Не знаю.

Ален(в телефон). «Это просто безнравственная попытка конкурентов обрушить цену…»

Вероника. Вот он. Выйдите, выйдите отсюда!

Мишель. Рони!

Вероника. Что — Рони? Опять мыть Кокошку? У нее есть таз.

Ален. «Обрушить цену и опорочить моего клиента», заявляет адвокат Рей, юрист компании «Веренц-Фарма». Да, в «Ассошиэйтед пресс», в «Рейтер», в еженедельники, в медицинские издания, далее везде. (Прячет мобильник).

Вероника. Ее сейчас снова вырвет.

Ален. Что с тобой?

Аннет. Тронута твоей заботой.