Знаменитые расследования Эркюля Пуаро в одном томе (сборник) - Кристи Агата - Страница 51

– И что, это действительно серьезно? – поинтересовался я.

Юноша кивнул.

– На этот раз я здорово попал, – мрачно признался он.

Не свойственная ему серьезность в голосе подсказала мне, что он говорит правду.

– Честно говоря, – продолжил Ральф, – я не понимаю, куда двигаться дальше… Будь я проклят, если мне это известно.

– Если я могу чем-то помочь… – с готовностью предложил я.

Но он очень решительно покачал головой.

– Спасибо, доктор, но я не могу вам ничего рассказать. В эту игру я должен сыграть в одиночку. – Помолчал, а потом повторил уже другим тоном: – Да, я должен сыграть в одиночку…

Было чуть меньше половины восьмого, когда я позвонил в парадную дверь «Фернли-парк». Дверь была открыта дворецким Паркером с похвальной быстротой.

Вечер был настолько хорош, что я решил прогуляться пешком. Когда я вошел в большой квадратный холл дома, Паркер освободил меня от легкого пальто. Именно в этот момент секретарь Экройда, приятный молодой человек, которого звали Реймонд, прошел через холл с кучей бумаг, направляясь в кабинет хозяина.

– Добрый вечер, доктор. Пришли на обед? Или по делам?

Последнее было намеком на мой черный саквояж, который я поставил на дубовый сундук.

Я объяснил, что меня в любое время могут вызвать на роды, поэтому я пришел, готовый к срочному вызову. Реймонд кивнул и пошел своей дорогой, бросив мне через плечо:

– Вы знаете, где находится гостиная. Дамы спустятся через минуту. Я должен отнести эти бумаги мистеру Экройду и предупрежу его, что вы пришли.

При появлении Реймонда Паркер исчез, поэтому я остался в холле в одиночестве. Посмотревшись в большое зеркало, висевшее на стене, поправил галстук и прошел к двери прямо перед собой, которая, как я знал, вела в гостиную.

В тот момент, когда я поворачивал дверную ручку, из комнаты послышался какой-то шум – мне показалось, что кто-то захлопнул окно. Должен сказать, что отметил я его чисто механически, не думая в то время, что это может оказаться важным.

Я открыл дверь и вошел. В дверях я почти столкнулся с мисс Рассел, которая как раз выходила из комнаты. Мы оба извинились друг перед другом.

Первый раз в жизни мне пришло в голову, что в молодости домоправительница была, должно быть, красивой женщиной – она и сейчас, без всяких сомнений, была таковой. В ее темных волосах еще не было видно седины, и когда на ее щеках играл румянец, то взгляд терял свою обычную строгость.

Совершенно подсознательно я задумался, выходила ли она на улицу – дыхание женщины было учащенным, как будто она только что бежала.

– Боюсь, что я пришел на несколько минут раньше, – сказал я.

– Да нет, я так не думаю! Сейчас уже больше половины восьмого, доктор Шеппард… – И после паузы она добавила: – Я… я не знала, доктор, что вы сегодня обедаете у нас. Мистер Экройд ничего мне не сказал.

У меня появилось смутное впечатление, что мое присутствие на обеде чем-то ее расстроило, но я не мог понять, чем именно.

– Как ваше колено? – поинтересовался я.

– Благодарю вас, доктор, без изменений. А теперь мне надо идти. Через минуту спустится миссис Экройд. Я… я просто пришла проверить, правильно ли расставлены цветы.

Она быстро вышла из комнаты. Я направился к окну, размышляя над ее очевидным желанием каким-то образом оправдать свое присутствие в комнате. Подойдя к окну, я увидел то, что должен был бы знать уже давно, если б дал себе труд обратить на это внимание, а именно – окна в гостиной были высокими, французскими, и выходили они на террасу. Поэтому тот звук, который я услышал, не мог быть звуком захлопываемого окна.

Совершенно бесцельно, больше стараясь отвлечь себя от грустных мыслей, я стал размышлять над тем, что же могло вызвать услышанный мною звук. Треск горящего угля? Нет, звук был на него совсем не похож. Задвигаемый ящик бюро? Опять не то…

Потом мой взгляд упал на то, что, по-моему, называют музейной витриной, – столик с поднимающейся стеклянной крышкой, через которую можно было видеть, что в нем находится. Я подошел к нему и стал изучать содержимое. В нем находились один или два предмета из старинного серебра, детский ботиночек, по преданию принадлежавший королю Карлу I, несколько китайских фигурок из нефрита и довольно большое количество африканских безделушек. Я захотел рассмотреть одну из нефритовых фигурок повнимательнее и поднял крышку. Она выскользнула у меня из рук и упала назад.

Я немедленно узнал тот звук, который слышал ранее. Это был звук крышки музейной витрины, которую осторожно и аккуратно закрыли. Пару раз я открыл и закрыл ее, чтобы убедиться в этом окончательно. После этого я оставил крышку открытой и стал внимательно изучать содержимое витрины.

Когда Флора Экройд вошла в комнату, я все еще стоял, наклонившись над экспонатами.

Многие люди не любят Флору Экройд, но даже они не могут ею не восхищаться. А со своими друзьями она может быть совершенно очаровательной. Если вы видели ее впервые, то в глаза вам сразу же бросалась ее необычная красота. У нее бледно-золотистые волосы, которые чаще встречаешь у жительниц Скандинавии, а глаза голубые, как норвежские фьорды. Кремовая кожа с легким румянцем, угловатые мальчишеские плечи и изящные бедра. Измученному своей работой врачу всегда приятно столкнуться с таким идеальным образчиком здоровья.

В общем, я могу быть немного старомоден, но назвать ее «простой и бесхитростной английской девушкой» мне бы и в голову не пришло.

Флора тоже подошла к витрине и высказала еретическую по своей сути мысль о том, что король Карл I никогда не носил этого ботиночка.

– И вообще, – продолжила мисс Флора, – мне кажется глупостью поднимать шум вокруг той или иной вещи только потому, что кто-то ее носил или пользовался ею. Ведь сейчас они этим уже не пользуются… Взять хотя бы перо, которым Джордж Эллиот написал свою «Мельницу на Флоссе»[89] – ведь в конечном счете это просто перо, и ничего больше. Если вы так уж без ума от Джорджа Эллиота, то почему не купить дешевое издание «Мельницы на Флоссе» и просто не прочитать его?

– Думаю, мисс Флора, что вы никогда не читаете такое старье?

– Вы ошибаетесь, доктор Шеппард, – это одно из моих любимых произведений.

Я был приятно удивлен, услышав это. То, что в наши дни читают молодые женщины и чем они восторгаются, положительно приводит меня в ужас.

– А вы еще не поздравили меня, доктор Шеппард, – сказала Флора. – Разве вы ничего не слышали?

Она протянула мне свою левую руку. На безымянном пальце сверкала одинокая жемчужина в изумительной оправе.

– Знаете, я выхожу замуж за Ральфа, – продолжила девушка. – Дядя очень доволен. Сами понимаете, таким образом я не покину семью.

Я взял ее за руки и произнес:

– Дорогая моя, надеюсь, что вы будете очень счастливы.

– Мы помолвлены уже месяц, – от голоса Флоры веяло прохладой, – но огласили помолвку только вчера. Дядя собирается привести в порядок «Кросс-Стоунз», и мы будем там жить. Будем притворяться, что занимаемся фермерским хозяйством, а в действительности будем охотиться зимы напролет, переезжать в город на время сезона, а потом плавать на яхте. Я обожаю море. И, естественно, буду заниматься благотворительностью и не пропущу ни одного собрания матушек[90].

Именно в этот момент появилась миссис Экройд и рассыпалась в извинениях за свое опоздание.

С сожалением должен признать, что я не люблю миссис Экройд. Кажется, что она состоит из сплошных цепочек, зубов и костей. Невероятно неприятная женщина. У нее маленькие выцветшие жесткие голубые глазки, и как бы она ни фонтанировала словами, эти ее глазки всегда остаются холодными и подозрительными.

Оставив Флору у окна, я подошел к ней. Она протянула мне для пожатия горсть своих костей и колец и немедленно заговорила.