Страхослов (сборник) - Коллектив авторов - Страница 45

Минни не завидовала Эмме из-за ее популярности, ее друзей и ухажеров – сама мысль о кутерьме высшего общества утомляла ее. После жизни в городе, когда она ни на минуту не оставалась одна, Минни была рада наконец оказаться дома, где можно было закрыться в своей комнате и никому ничего не объяснять. Мачеха по-прежнему периодически стучалась то в одну, то в другую дверь, непрерывно что-то требуя от девушки, но пока Минни не отпирала двери, она была в безопасности.

Комната, в которой она жила, была единственной в доме, где не было ни одного окна. В ней было пять разных дверей – большинство из них вели в соседние спальни, – и мать Минни использовала ее как гардеробную. После того как мать умерла, Минни настояла на том, чтобы ее кровать и все ее пожитки перенесли в эту странно расположенную комнату. Даже после того, как братья обзавелись собственным хозяйством и съехали, освободив две спальни, Минни предпочла остаться там, где жила.

Никто не знал, для чего эта комната изначально была построена, – человек, который строил этот дом, умер до того, как заселился, и мистер Лоури купил его по дешевке на аукционе.

Когда Минни хотелось компании, она тихонько покидала комнату и пробиралась в кабинет отца. Пока она вела себя тихо – а она всегда вела себя тихо, – он не возражал. Поглощенный чтением, мистер Лоури часто вообще забывал, что Минни находится в одной комнате с ним.

Минни наблюдала за отцом, сидя в уголке, и видела, насколько он изменился. На первый взгляд все было как раньше: он часами сидел, зарывшись в книги, иногда замирая, глядя перед собой и беззвучно шевеля губами, будто пытался отвечать прочитанным строчкам. Но не только книги изменились – теперь это были труды Сведенборга и других, еще более непонятных мистиков, – но и его поведение. Раньше мистер Лоури был спокоен и задумчив, теперь же словно охвачен лихорадкой – вместо неторопливых исследований он будто был вовлечен в гонку со временем, стремясь найти ответ до собственной смерти.

Минни никогда раньше не думала о том, что ее отец может умереть (лишь мысли о грядущей смерти мачехи грели ей сердце), но пережитое состарило его и отняло жизненные силы, и пусть даже встреча с миссис Добсон и труды Эммануила Сведенборга вернули ему присутствие духа, здоровье мистера Лоури было подорвано. Его руки тряслись, он сутулился при ходьбе, и хотя к нему вернулся аппетит, он не мог возместить потерю веса.

Зима сменилась весной, за ней пришло лето. В июле все говорили, что это самое жаркое лето, которое им доводилось видеть. В середине дня стояла такая жара, что ни работать, ни думать было невозможно. В субботу, пятнадцатого июля, дома были лишь Минни и мистер и миссис Лоури. Эмма с друзьями отправилась на озеро, а горничной предоставили выходной, чтобы она могла навестить сестру. После обеда, состоявшего из холодной ветчины и картофельного салата, мистер Лоури вернулся к своим книгам. Минни и ее мачеха убрали со стола и вымыли посуду, прежде чем направиться в свои комнаты.

– Дорогая, может, тебе лучше устроиться на крыльце? – спросила миссис Лоури, поднимаясь по ступенькам. – Шезлонг так же удобен, как и кровать, и я уверена, что тебе будет лучше на свежем воздухе… Представить себе не могу, как ты выносишь духоту в своей комнате.

– Прошу, не беспокойтесь обо мне.

В словах мачехи была правда: в комнате Минни было так жарко, что нынешним днем она казалась раскаленной печью. Но даже если спать было неудобно, она могла спокойно дремать без того, чтобы постоянно оглядываться в страхе перед возможными наблюдателями, если бы лежала на крыльце.

Часом позже сквозь полудрему Минни услышала тихие звуки – это ее мачеха спускалась вниз. Стук, звук открывающейся двери внизу, приглушенные голоса. Затем – отвратительный звук, хруст, вскрик, стук…

Минни вскочила на ноги, встала, озадаченно моргая и прислушиваясь к бешеному биению сердца в груди. Что это было?

Затаив дыхание, девушка подождала, но после непродолжительного шума дом окутала тишина, тяжелая, как летний зной.

Ничего. Ни раздражающего скрипучего голоса мачехи, ни размеренного тона отца.

Затем послышался звук закрывающейся двери – ее закрыли медленно, осторожно. Минни едва услышала шум – скорее, почувствовала вибрацию дома.

Она вытерла вспотевшее лицо и подошла к кувшину и тазу, стоявшим в углу. Вымыв лицо и руки, расчесавшись, спрыснув себя одеколоном, она надела туфли и открыла дверь.

Дверь вела в спальню родителей, и на мгновение Минни замерла на пороге, гадая, почему выбрала именно этот выход. Затем она шагнула вперед. Кровать была застелена, но простыни с одной стороны еще хранили отпечаток тела ее мачехи. Девушка подошла к туалетному столику и открыла лакированную китайскую шкатулку, в которой мачеха хранила свои драгоценности. Она вынула из нее пару опаловых сережек и, поднеся их к окну, поглядела на то, как сверкают камни в лучах солнца. Уже не в первый раз Минни боролась с искушением забрать сережки себе. Ее мачеха никогда их не надевала – она говорила, что опалы приносят несчастье, и по этой же причине никогда бы не согласилась отдать их. Если бы мачеха увидела, что Минни носит эти сережки, у девушки были бы неприятности, и уж конечно не было никакого смысла брать их, если не носить, – тогда она будет не лучше своей мачехи, скупердяйкой, собакой на сене, – так что она закрыла шкатулку и вышла из комнаты через другую дверь.

Спустившись вниз и повернув по коридору к кабинету отца, Минни обнаружила мачеху лежащей на полу. Ее лицо превратилось в кровавую маску, мешанину плоти и костей. Ее голова была раскроена надвое. Она была мертва.

Минни шумно вдохнула. В воздухе пахло медью и сырым мясом, но девушке не стало дурно, она не упала в обморок. Хотя она и была напугана, разум ее прояснился и обострился. Мачеху убили! Вот что за шум она слышала – удар. Но кто это сделал? В дом пробрался чужак. Кто? Безумец, сбежавший из лечебницы? Грабитель, которого мачеха застала на месте преступления? Убийца уже сбежал? Или же все еще прячется в доме? Может, нужно спрятаться и запереться в своей комнате или бежать из дома и звать на помощь?

Минни сделала шаг назад, пятясь от окровавленного трупа, и тут ей в голову пришла мысль об отце. Она вспомнила тихий звук закрывшейся двери. Что, если убийца сейчас в его кабинете? Минни представила себе зловещую фигуру, угрожающе потрясающую оружием, с которого капает кровь, и отца, парализованного ужасом, будто он вновь увидел демона.

Что, если она опоздала? Если отец тоже мертв?

Опасность перестала иметь значение. Если был хоть малейший шанс спасти его, следовало попробовать.

Переступив через труп мачехи, Минни взялась за ручку двери и обнаружила, что она липкая от крови. Ее сердце забилось сильнее, тем не менее Минни отворила дверь и храбро вошла внутрь.

Отец как обычно сидел за своим столом, но перед ним, поверх книг и бумаг, лежал окровавленный топор.

Когда он обернулся и посмотрел на Минни, его улыбка была не похожа ни на что, виденное ею ранее, но она узнала желтоватый блеск в его глазах. Это был тот самый свет, что она видела – они оба видели – в прошлом году, желтый свет злобных глаз демона. Минни мгновенно поняла все. В прошлом году она была так напугана тем, что это существо пробралось в дом, она думала, что нет в мире большего ужаса. Но все стало гораздо хуже: теперь оно овладело ее отцом.

Он нагнулся, берясь за рукоять топора, и Минни поняла, что он собирается убить ее.

Но ее отец был стар. И медлителен.

Минни никогда в жизни не двигалась так быстро. Она схватила топор, сдернула его со стола и замерла, сжимая топорище и уставившись на тварь, что приняла облик отца.

Тот обошел стол и потянулся, чтобы вырвать топор из рук девушки, улыбаясь все той же отвратительной, бездумной улыбкой. Минни крепче взялась за рукоять, обхватила ее двумя руками, отступила назад и в тот миг, как он подошел ближе, взмахнула топором.

Лезвие вошло ему в бок, разрубив окровавленную ткань рубашки и вгрызшись в плоть под ребрами. Минни вырвала тяжелое оружие из раны и взмахнула им снова, на этот раз ударив выше, в шею.