Страхослов (сборник) - Коллектив авторов - Страница 40

Остаток страницы был весь покрыт крестиками, символизирующими поцелуйчики.

Утром в то воскресенье часов в десять пришел Мартин. На самом деле он актер, но бо́льшую часть времени не может найти работу по профессии, так что я плачу ему за помощь в бизнесе. В основном ему приходится двигать мебель, делать ставки на аукционах и выполнять прочую работу мальчика на побегушках. Сегодня он должен был помочь мне забрать из квартиры Хьюберта стол и остатки его вещей.

Мартин – один из тех людей, которые не могут сразу начать работать. Ему нужно выпить кофе, поболтать, выкурить одну из вонючих сигарет прежде, чем он начнет что-то делать. Я позволяю ему это, потому что берет он недорого и не жалуется, когда я зову его в неурочное время. Этим утром я хотел как можно быстрее отправиться в квартиру дяди, вывезти все и покончить с этим, поэтому, пока Мартин, продолжая болтать, цедил свой кофе, я сгорал от нетерпения. Прежде чем мы отправились в Инслингтон, он захотел посмотреть, что я уже вывез из квартиры.

Потягивая кофе, он вошел в гостиную.

– Немного тебе оставил этот старик, да?

Матрин замер перед картиной «Л. В. в роли Джульетты», рассматривая ее в тишине. Мое терпение было на исходе.

– Узнаешь ее? – спросил я. – Это вроде как какая-то актриса.

– Это не Лейла Винстон?

– Она актриса?

– Да. Была еще до моего рождения. Шестидесятые, начало семидесятых. Какое-то время была известной. Ну, знаешь, «Выводок дьявола».

– Что это?

– Ты не слышал о «Выводке дьявола»? Это фильм ужасов. Конец шестидесятых. Стал культовой классикой. Вообще-то фильм, конечно, говно, но там есть одна сцена…

– Что с ней стало?

– С кем?

– С Лейлой Винстон.

– Без понятия. Воспоминания о ней потускнели и позабылись, как позабудемся все мы.

– Можешь выяснить, что с ней стало?

– Это еще одна работа?

– Да, если хочешь.

– О’кей. Работа детектива. Я это сделаю.

Вскоре я заметил перемены в поведении Мартина, примерившего на себя роль частного детектива. Он шатался по моей гостиной, кругом суя нос и хмурясь. Он начинал всерьез раздражать меня.

Как ни в чем не бывало, Мартин поднял альбом с 3D-фотографиями.

– Положи! Не трогай! – закричал я.

– Ладно, ладно… – Мартин выглядел шокированным.

– Идем, – сказал я. – Нам пора. Хватит терять время.

Разнообразия ради, когда мы добрались до Ислингтона, Мартин не стал тянуть с работой. Мы забрали все пожитки дяди и затащили стол в фургон. Когда мы уже ехали к домовладельцу, чтобы отдать ему ключи, Мартин, необычайно тихий, сказал:

– Странное место. Видел этих женщин на лестнице?

– Каких еще женщин?

– На лестнице из квартиры. Две или три. Я не разглядел их лиц, но они так странно тянули ко мне руки. Они проститутки – или что?

– Понятия не имею, – резко ответил я. – Я никого не видел.

Это была не вполне правда.

Я остановился снаружи дома Берри, который был в нескольких улицах от квартиры дяди, и пошел относить ключи, оставив Мартина внутри. Берри жил в подвале одного из своих домов. Он пригласил меня в гостиную, самым заметным элементом которой был гигантский плоскоэкранный телевизор на стене. Как раз шел футбольный матч, и зелень футбольного поля с перемещающимися по его поверхности красными и синими пятнами заставляла все другие цвета в комнате казаться тусклыми.

Берри жил в атмосфере обветшалой роскоши. Напротив яркого экрана стояло огромное рассохшееся кресло, такое же бесформенное, как и он сам. На столе лежали пакеты чипсов и других вредных закусок и стояла наполовину опустошенная упаковка из шести банок «Лагера». Берри, казалось, был вполне горд своим обиталищем. Он предложил мне сесть в другое, столь же рассохшееся кресло. Я отказался и протянул ему ключи.

– Так значит, вы все вывезли, – сказал он, записывая что-то в блокнот. – Стол забрали?

Я кивнул.

– Смогли открыть его?

– Я нашел ключи.

– А-а… – сказал он, падая в кресло. – А картина? Забрали ее?

– Забрал.

– Знаете, я предлагал за эту картину хорошие деньги, когда он был еще жив.

– Когда он был уже мертв, вы вряд ли смогли бы это сделать.

– Нет-нет, я имел в виду, что его положение не было таким, чтобы можно было отказываться от подобного предложения. С арендной платой он всегда опаздывал. В любом случае, он говорил, что я могу забрать ее, когда он умрет.

– Правда? – сказал я, не скрывая недоверия в голосе.

– Точно, – ответил он и немного помолчал. – Вообще-то, он говорил много ерунды. Сказал мне, что сам ее нарисовал.

– Так и было.

– Серьезно? Ну… Сложно было понять, когда он говорит правду. Все время нес какую-то херню. Рассказывал байки о том, что был каким-то знаменитым фотографом.

– Он и был.

– О… Вот как… – Берри, похоже, упал духом. – Тогда скажите-ка мне, как он оказался на дне гребаного Ислингтона?

Я пожал плечами и посмотрел мимо него на плоский экран телевизора. Экран больше не был зеленым, он был серым, и на этом фоне двигались тени, силуэты истощенных обнаженных женщин. Берри что, случайно переключил на какой-то порноканал? Женщины сидели на корточках или ползали на четвереньках и вытягивали руки в умоляющих жестах, будто просили о чем-то.

Берри схватил пульт и принялся давить на кнопки.

– Гребаная штуковина! – заявил он.

И вдруг телевизор снова загорелся ярко-зеленым и раздался оглушительный рев толпы. Я ушел.

На следующий день мне нужно было отправиться в Вест-Энд, чтобы повидаться с клиентом. Я договорился встретиться с ним за ланчем в моем клубе «Бруммельс» в Сент-Джеймсе, и мы успешно поговорили о делах. После ланча я решил прогуляться и без какой-либо определенной цели направился в сторону Пиккадили и Шафтсбери-авеню. Тогда-то я и вспомнил о визитке дяди – одна из них лежала у меня в кармане. Сохо был не так далеко отсюда. Я могу найти этот адрес на Дин-стрит и посмотреть, что стало с его студией.

Полагаю, я так и не избавился от мыслей о дяде Хьюберте. Даже за ланчем они посещали меня в самые неподходящие моменты. Я говорил себе, что это не должно превращаться в одержимость, тем не менее чувствовал, что остались неразрешенные вопросы. Например, почему в газетах не было некрологов?

Я дошел до Шафтсбери-авеню и свернул налево на Дин-стрит. Проблем с тем, чтобы найти нужный адрес, не возникло. Каким-то образом это оказалось там, где я думал, но неожиданностью стало то, что в этом доме все еще располагалась фотостудия. Через двойные стеклянные двери я вошел внутрь.

Сидевшая за полукруглым столом ресепшена молодая девушка была занята тем, что красила ногти в темно-фиолетовый цвет. Я вежливо кашлянул, привлекая ее внимание, и объяснил, что пишу книгу о Сохо шестидесятых годов и был удивлен, узнав, что фотостудия располагается на этом месте с того самого времени.

– О, правда? – с безразличием ответила девушка, будто демонстрация интереса или энтузиазма была бы с ее стороны нарушением профессионального этикета.

– Я подумал… – начал я.

К этому времени девушка перестала даже смотреть на меня и полностью погрузилась в маникюр.

– Я подумал, может, остался кто-то, кто работал здесь в шестидесятых или семидесятых?

– Не, – не поднимая глаз, сказала она. – Не думаю.

– Подождите-ка… – остановился направлявшийся в сторону выхода приятной наружности секретарь. – А как насчет Кэмпа Кита?

– О, точно, – ответила девушка и, к моему удивлению, тут же нажала кнопку микрофона на столе. – Кита, пожалуйста, – скучным голосом произнесла она. – Не мог бы он подойти на ресепшен? К нему пришли.

– Огромное вам спасибо, – сказал я. – Премного благодарен.

Губ девушки коснулась самая мимолетная из всех улыбок, прежде чем лак для ногтей вновь безраздельно овладел ее вниманием.

Когда пришел Кит, он оказался именно таким, как я ожидал, – толстяком с крашеными волосами и вялым рукопожатием. Он носил одежду темных тонов, но золотые браслеты на руках и медальон на шее напоминали о шестидесятых и семидесятых. Я пересказал ему свою наспех придуманную историю, и он оказался более чем рад поговорить об этом. И предложил «свалить» в кафе напротив студии.