Страхослов (сборник) - Коллектив авторов - Страница 31

И тогда Даррен засмеялся. Он упал на колени, обхватив руками залитые кровью плечи. Через минуту они все разойдутся, эта толпа тупых уродов, и тогда он решит, что делать дальше. Как воспользоваться этим проклятием. Раньше он всегда находил способ воспользоваться тем, что предлагала жизнь Даррену Лоури.

Он смеялся и тогда, когда полицейские повалили его лицом в асфальт и надели наручники, надавив коленом на спину и что-то вопя ему в ухо. Маниакальный смех все звучал.

Прошло четыре месяца с тех пор, как Даррена приговорили к принудительному психиатрическому лечению в исправительном медицинском учреждении, когда его врачу удалось совершить прорыв.

Мир быстро утратил интерес к вскоре сошедшим на нет заголовкам об актере, который якобы избавился от наркотической зависимости, а потом варварски зарезал какую-то бездомную старушку. Жертву так и не удалось опознать: было установлено, что по происхождению она из Восточной Европы, но в результате убийства тело было так изуродовано, что установить ее личность не представлялось возможным.

Имя Даррена упоминалось в прессе редко, если вообще упоминалось, а бледный комик-северянин стал политическим любимцем молодежи благодаря выходке, проделанной на транслировавшейся в прямом эфире церемонии награждения, во время которой комик оголился перед спонсировавшими мероприятие главами корпораций, продемонстрировав антикапиталистический слоган, написанный маркером на его гениталиях.

Страничку Даррена в Википедии восстановили, но вскоре пришлось удалить ее из-за постоянных случаев вандализма при правках. У него осталось несколько сотен фолловеров в твиттере, но если их сообщения действительно отражали их характер и взгляды, едва ли кто-то захотел бы встретиться с этими людьми лично.

Теперь же, спустя месяцы интенсивнейшей работы с одним из самых сложных пациентов-шизофреников, с какими ему только доводилось сталкиваться, доктору Бернадру П. Бассету удалось добиться от него момента просветления.

Но уже через пару минут после начала того ключевого для лечения сеанса психиатр был вынужден вызвать санитаров: Даррен наконец-то признал – целиком и полностью, окончательно и бесповоротно, – что когда он убил «ведьму», то этим избавился от «проклятия». Теперь он не был предан забвению. Но помнить о нем будут только то, как он сошел с ума, утратил все, потерпел поражение.

Когда вопящего в истерике пациента увели, доктор подобрал сломанные очки и обвел взглядом следы разрушений, оставшиеся после припадка ярости его пациента. Но даже собирая разбросанные Дарреном книги с разорванными обложками, обломки стульев и сорванные занавески, доктор улыбался.

Да, это был поистине удивительный случай, и когда он напишет об этом, то его имя прогремит по всему миру. Наконец-то пришло время доктору Бернарду П. Бассету обрести признание и славу за всю проделанную работу, и уж теперь-то он позаботится о том, чтобы это достижение связывали с его именем, – и только с его именем.

Он уничтожит материалы своего младшего коллеги, посвященные этому же пациенту, он докажет, сколь незаслуженно этому молодому выскочке присудили Стернбекскую премию за монографию о психопатии, сколь ничтожна эта книжка по сравнению с его собственным монументальнейшим трудом. Наступит его звездный час. Он оставит свой след в истории медицины, и его имя будут помнить всегда.

За дверью кабинета ведьма, много лет тихо и трудолюбиво проработавшая в больнице, перестала мыть пол, подняла голову и вздохнула. От нее запахло лакрицей. Она почувствовала опасность и, загрустив, прислонилась лбом к рукоятке швабры.

Пришло время убираться отсюда.

КОШМА́Р и (устар.) кошемар, кошемара, муж. (франц. cauchemar). Тягостный сон с ощущением удушья. || перен. Что-нибудь отвратительное, очень плохое, тягостное (разг. фам.).

Ближайшая этимология: Из франц. cauchemar – то же, от лат. calcāre «сжимать, выступать наружу» и д.-в.-н. mara «удушье, кошмар».

Синонимы: сновидение, ужас, сон, нечто ужасное.

Пример: Вы очутились в пространстве кошмара, когда невероятным образом заблудились – и не можете найти дорогу назад…

Рэмси Кэмпбелл недавно отметил пятьдесят лет со дня публикации первого произведения. Последние его издания – «Видения города Бричестер», второй его сборник рассказов по Мифу Ктулху; расширенное переиздание эссе, объединенных в антологию «Рэмси Кэмпбелл или вроде того», и новый роман «Тринадцать дней у Сансет-Бич»[171]. В 2015 году за выдающийся вклад в литературу Рэмси Кэмпбелл был удостоен звания почетного члена Ливерпульского университета им. Джона Мурса.

Покинув гостиницу, они проехали всего пару миль, когда Лоуренс сказал:

– Есть еще одно местечко, куда я, бывало, ходил.

– «Пристанище странников», – прочитала Вайолет на дорожном знаке на обочине автострады. – Какое местечко, Лоуренс?

– Оттуда открывается вид на всю долину. Я мог бы его показать, если хочешь.

– А туда далеко ехать? – Она сразу пожалела о том, что в ее голосе явственно слышалось отсутствие энтузиазма. – Конечно, давай съездим туда, если это место важно для тебя.

– Только если тебе тоже будет интересно. Может быть, нам удастся все-таки привнести немного волшебства в эти выходные.

– Я думала, тебе тут нравилось.

– А я считаю, что мы могли бы провести их и лучше, если бы не эта толпа.

А ведь Вайолет считала, что Лоуренс разделяет ее ироничное отношение к происшедшему. Похоже, он просто скрывал свои чувства, чтобы не расстраивать ее. В гостинице, которая запомнилась ему в детские годы, теперь отдыхала целая толпа каких-то стариков. Они заполонили это место, точно замедляя в нем течение времени, подстраивая его под свою скорость, отчего в коридорах с выцветшими обоями пахло затхлостью и слышались их шаркающие шаги и натужное дыхание. Лоуренс хотел вспомнить здесь детство и поделиться этими воспоминаниями с Вайолет, но вместо этого они столкнулись с образом того, что ждет их в будущем. Днем они отправлялись на прогулку в холмы, но гостиница стояла в глуши, и вечером сбежать было некуда, поэтому они оказались в ловушке: приходилось либо мириться с караоке в баре, либо сидеть в битком набитой комнате отдыха и лицемерно посмеиваться, глядя по телевизору невероятно старые комедии, – их соседи по гостинице пристально следили, присоединяется ли эта пара к всеобщему веселью.

– Малыш… – передразнивая их, повторил Лоуренс, будто это слово подводило итог всех их мытарств.

– А я и не знала, что тебе не нравится, когда тебя так называют, – улыбнулась Вайолет. В конце концов, некоторые старики и ее называли малышкой. – Надеюсь, ты хотя бы мой малыш.

– Мне не нравится, когда со мной говорят снисходительным тоном. Староват я уже для этого.

Он жаловался или хвастался? С тех пор как они оба вышли на пенсию, Лоуренс, казалось, почувствовал неуверенность в себе и, чтобы компенсировать это, стал вести себя агрессивнее. Словно строгость, с которой он относился к студентам, была чем-то вроде брони, скрывавшей его ранимость. Вайолет полагала, что теперь, когда они оба уже не тратят время на чтение лекций, они смогут по-настоящему сблизиться. Нельзя замыкаться в себе – особенно, если это приведет к чувству отчужденности друг от друга. Включив поворотник, она свернула с шоссе.

– Давай полюбуемся тем твоим видом, – сказала она.

Январское солнце спряталось за огромным косматым облаком, и в его холодном свете чернели обнажившиеся останки былого пейзажа. Дорога вилась среди голых полей, с двух сторон от нее темной громадой нависали живые изгороди, ощетинившиеся шипами. Иногда в переплетении ветвей Вайолет замечала птицу-другую – а может, то метались от ветки к ветке жухлые листья, подхваченные холодным ветром, задувавшим и в машину. Когда дорога обогнула последнее поле, Лоуренс подался вперед.