Последнее звено - Каплан Виталий Маркович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/84
- Следующая
Здешняя дворня отличалась поразительным немногословием. Нас с Алешкой приняли спокойно, выделили место в людской, растолковали порядки – и предоставили самим себе да милости управляющего.
Все-таки я совершенно не понимал, зачем этот Дзыга потратил на нас княжебоярские гривны. При таком плюшкинизме покупать, да еще не шибко и торгуясь, двух новых холопов, когда и от старых-то в глазах рябит…
Я постоянно возвращался памятью в тот день. Последний день кучепольского бабьего лета. Светило солнышко, воздух был прозрачен, как слезинка невинного ребенка, на ошеломительно синем небе – ни облачка. И шуршат под ногами опавшие, но еще не потерявшие цвета листья. Береза, дуб, клен… И мы – бывшая челядь боярина Волкова – шагали по этим листьям на базар, в специально для того отведенные холопьи ряды. Сопровождали нас двое – чиновник Разрядного Приказа, с неприятнейшего вида шишкой на лбу и маленькими бесцветными глазками, и данный ему в помощь стражник, средних лет мужик в форменном синем кафтане и при сабле у пояса. Чувствовалось, как ему безмерно скучно.
Естественно, никто и не помышлял о побеге. Никому не хотелось портить и без того обрушенную линию. По-моему, не будь с нами этих сопровождающих, мы столь же дисциплинированно явились бы на продажу. Прямо как в любимом анекдоте моего папы про веревочку, которую «с собой приносить или там выдадут?».
Хлюпал носом Алешка, поблескивали глаза у Светланы и Антонины, остальные держались спокойно. Бодрее всех казался дед Василий. Он, обычно хмурый и немногословный, суетился, сыпал прибаутками и вообще изображал из себя уверенность в завтрашнем дне.
…Холопьи ряды не слишком напоминали тот «магазин» в недрах Уголовного Приказа, где сбывалась лазняковая контрабанда. Это был длинный, метров, может, в пятьдесят, дощатый помост, над которым крепился на столбах покатый навес. Гуманно – защищать живой товар от дождя. Для покупателей условия заметно хуже – им предстояло прохаживаться вдоль помоста под открытым небом.
Двое сонных стражников с бердышами сидели на чурбачках по обе стороны помоста, в левом углу примостился столик писца-регистратора. Приглядевшись, я обнаружил у него традиционную чернильницу с не менее традиционным пером. Понятное дело, здесь вам не тут, здесь контрабандными вещицами не пользуются.
Видимо, на сегодня место было для нас забронировано – кроме волковской челяди, больше никого не выставили на продажу.
Я хмуро разглядывал потенциальных покупателей. В уме по-прежнему не укладывалось, что кто-то из них сейчас приобретет меня в собственность. А вероятность, что достанусь гуманисту-философу вроде боярина Волкова… Ну как ее оценить, эту вероятность? По сути, я же тут ничего и не видел. Все сведения об этом мире – только из рассказов Алешки и Александра Филипповича. Первый – мелкий еще, мало что знает. Второй – знает много, а еще больше недоговаривает…
Нельзя сказать, чтобы спрос тут заметно превышал предложение. Покупатели особо не задерживались, кто-то интересовался ценой у распорядителя, услышав ответ, недовольно уходил. Примерно через час, когда у меня уже ноги стали затекать, продали Светлану. Она приглянулась прилично одетому типу, по виду – купцу среднего пошиба. Толстый дядька долго выспрашивал что-то у распорядителя, интересовался у Светланы, как она готовит заячьи потроха, тушенные в капусте, и наконец решился. Еще минут пятнадцать вялотекущего торга – когда мы с Алешкой покупали барабан, было заметно веселее, – и регистратор принялся выписывать на Светлану документ.
Потом вновь наступило затишье, и я совсем уж решил, что на сегодня у шишконосца выйдет облом, как пришли по мою душу. Ну и, как оказалось, по Алешкину тоже.
Дзыга явился на торг в сопровождении двух плечистых холопов. Сам он – невысокий, лысеющий, рябой – не производил особого впечатления. Мужик под пятьдесят, одежда добротная, но явно не писк здешней моды.
Дзыга не спеша прошелся вдоль помоста и обратно, цепко оглядел Митяя, потребовал напрячь бицепс. Остался доволен результатом – ну, еще бы, Митяй парень от природы мощный, мне таким никогда не стать, сколько ни качайся. Поинтересовался навыками, скривился при словах об уходе за лошадьми.
– Таких умельцев у нас что грязи, – сплюнул он в пыль и направился дальше. Возле меня остановился, внимательно осмотрел. – Звать как? – Голос у Дзыги был какой-то шершавый. Таких не берут в оперные певцы.
– Андреем, – отозвался я.
– Зубы покажь!
Ну, не заводиться же. Сыграю роль товара, не рассыплюсь.
Я оскалил зубы – типа, смотри, дядя, если что, пасть порву.
– Мышцу напряги!
Ощупав мои бицепсы, он скептически пожевал губами.
– Хвори какие есть?
– Преждепамятная, – с удовольствием выложил я свой козырь. Дядька мне сразу не понравился, вот пусть и идет лесом. Кому нужен такой нездоровый на голову раб?
– Ниче, полечим, – усмехнулся Дзыга. – Лет сколько?
– Двадцать, – буркнул я. Как-то незаметно прошел в конце сентября мой день рождения. Тренировки, тренировки, ножи, сабли, рукопашка… Дух было не перевести, я сам только к вечеру вспомнил… да и то не факт, что свой мысленный календарь все это время вел без ошибки. Подарков, конечно, не было…
– Что делать умеешь?
– Ну… – я с неприязнью уставился в темно-серые Дзыгины глаза. – Могу копать… могу не копать… Деревья поливал, сорняки дергал…
О своих тренировках в Уголовном Приказе я решил не распространяться. Вдруг это улучшит мой товарный вид?
– Слышь, – грубый Дзыга жестом подозвал распорядителя. – Сколько за этого?
Ругались всего минут пять, сошлись на двух больших гривнах серебра. Но Дзыга не удовлетворился одним мною. Скучающе обвел взглядом остальных, зацепился на Алешке.
– Мелкому лет сколько? – спросил у распорядителя.
– Летом двенадцать минуло, – сверившись с амбарной книгой, ответил тот.
Далее процедура повторилась – осмотр зубов, ощуп мышц… Какие там могут у мальчишки мышцы быть?
– Чему обучен? – Дзыга наконец соизволил обратиться непосредственно к Алешке.
– Я… это… Я мало чего умею… – забормотал пацан. – Яблоки собираю, воду ношу с колодца…
Естественно, ему тоже не хотелось продаваться такому хамлу.
– Ладно, сойдет, – решил Дзыга и начал сговариваться с распорядителем о цене. И в этом случае торг оказался недолгим. Похоже, шишкастый и не рассчитывал много выручить за пацана.
Алешка, сообразив, что судьба его таки решилась, вдруг взвыл и. бросившись к Митяю, ухватился за него.
– Не хочу-у-у!!! – орал он, цепляясь за брата. – Не пойду-у-у!
У Митяя вздулись желваки. А ведь запросто может сейчас открутить головы и покупателю, и его сопровождающим. Видел я, как он здоровенные гвозди в бревна одним ударом обуха вгонял. Я бы над каждым таким гвоздем полчаса корячился и погнул бы в итоге.
– Что ж поделать, Алеша, – прижал его к себе Митяй. – Линия вот так вывернула… Против Равновесия-то не попрешь… Ну, иди, пусть она у тебя выровняется…
И Алешка, побледнев так, что на фоне лица все его веснушки показались едва ли не черными, тихо сошел с помоста.
Я взял пустое ведро и не так чтобы бегом, но и не слишком медля направился в поварню. Если Дзыга увидит кого из холопов отдыхающим, вони не оберешься. А то и чего похуже. По-моему, тут ему постукивают. Чем еще объяснить такую поразительную осведомленность о каждом?
В первый же день, едва только мы оказались в тверской усадьбе князя Лыбина, я понял, что дело пахнет керосином – пускай тут и слова такого не знают.
Все три дня, что мы добирались на телегах до Твери, с нами никто не разговаривал – ни Дзыга, ни его подручные. На стоянках кормили не сказать чтобы очень щедро, но животы от голода не сводило. А вот что про князя-боярина, что про порядки в его усадьбе – никто и не думал нас просвещать. «Там узнаете», – выдавил Дзыга в ответ на мои осторожные расспросы и более не замечал нас с Алешкой. Правда, ему и не до нас было – в Тверь он вел целый обоз, я насчитал телег двадцать. Видно, хорошо закупился в столице – тканями, маслом для свет-факелов, прочей полезной в хозяйстве утварью… ну и двумя рабами для полного комплекта.
- Предыдущая
- 28/84
- Следующая
