Нечеховская интеллигенция. Короткие истории о всяком разном - Акунин Борис - Страница 28

Тут-то настоящие деньги и повалили. Не столько даже от официальных портретов, которые висели в каждом кабинете и учреждении, сколько от почтовых марок, украшенных физиономией вождя.

Два пфеннига с этой марки – Вождю

Но нам с вами, конечно, интереснее история личных доходов наших собственных правителей.

Официальный заработок Первого Лица, как бы оно ни именовалось (предсовнаркома, генсек или президент), является своего рода термометром, по которому можно определить градус меркантильности той или иной эпохи.

Начиналось всё очень по-спартански. После революции Ленин как глава правительства получал оклад в 500 рублей – не выше, чем квалифицированный рабочий. (Иное дело, что во времена военного коммунизма благополучие определялось не зарплатой, а пайком и разными привилегиями.) Помню еще со школы пример личной скромности Ильича: когда в 1918 году в связи с инфляцией ему увеличили оклад до 800 рублей, чиновник-самоуправец получил за это строгий выговор.

Ученик и продолжатель дела Ленина генсек Сталин поначалу довольствовался 225 рублями. После бесшумного упразднения партмаксимума стал получать 1 200, а с 1947 года, после денежной реформы, десять тысяч (это примерно в двадцать раз выше среднего показателя по СССР).

Скромность – украшение Вождя

Иосиф Виссарионович жил в мире, в котором деньги не существовали. Он сам не получал авторских отчислений за издание своих сочинений (а это сотни миллионов экземпляров на всех языках мира) и не разрешал членам ЦК и народным комиссарам класть себе в карман гонорары за «партийные» публикации. С 1939 года из отчужденного гонорарного фонда высшей номенклатуры стали выплачивать Сталинскую премию (всего ее получили около пяти тысяч лауреатов).

Хрущев положил себе оклад в 8000 (после реформы шестьдесят первого года они превратились в 800) рублей. Это было примерно в десять раз выше средней зарплаты. Отказывался ли Никита Сергеевич от гонораров за свои сочинения, мне выяснить не удалось.

Товарищ Брежнев – тот точно не отказывался. Отчисления шли и за «Малую землю», и за прочие сочинения, глубоко мне ненавистные. (Вас бы заставляли в институте эту нудятину чуть не наизусть зубрить – вы бы их тоже возненавидели.)

Зарплата генсека возросла до 1200 рублей, но авторские, конечно, были во много раз выше. Ведь каждая из частей великой трилогии была издана тиражом по 15 миллионов экземпляров.

Суровый Андропов, который намеревался приструнить зажиревшую номенклатуру, начал с себя: вернул свою зарплату к дохрущевскому уровню в 800 рублей. Ход был сугубо пропагандистский, поскольку гонорары Юрий Владимирович, как и Леонид Ильич, исправно получал. В последний месяц его короткого правления ему начислили ройялтиз в размере 8800 рублей – большие деньги для 1984 года.

Зарплата в 800 рублей, все стремительней и стремительней обесценивавшихся, продержалась все «тощие» годы, когда цены на нефть падали, а социальное напряжение росло. Столько получали и Черненко, и Горбачев. Только став президентом СССР, Михаил Сергеевич увеличил свое денежное содержание до трех тысяч, но в 1990 году это были уже не бог весть какие деньги (я в редакции «Иностранной литературы» получал пятьсот). А настоящая инфляция еще только начиналась.

Борис Ельцин, обожавший популистские жесты, сохранял себе ту же зарплату, превратившуюся в копейки, вплоть до реформы 1997 года. Лишь тогда он поднял президентское жалованье до десяти тысяч, а после дефолта до пятнадцати. По курсу 1999 года это было шестьсот, что ли, долларов. Слезы, да и только.

Столько же – вы не поверите – до 2002 года получал и президент Путин. За минувшие десять лет зарплата высшего должностного лица РФ несколько раз повышалась и остается раз в десять выше среднероссийской. То есть хрущевская идеологическая формула 10:1, выведенная еще полвека назад, сохраняется.

Для сравнения:

Зарплата президента США выше среднеамериканской в девять раз. Зарплата премьер-министра Великобритании выше среднебританской в семь раз. (Зарплата президента Франции выше среднефранцузской всего в четыре раза, но Олланда давайте брать не будем – он демонстративно снизил себе оклад и очень этим горд.)

В общем и целом пропорции у нас и у них сходные. С той только разницей, что глава демократического государства действительно живет на зарплату и попробовал бы только позволить себе личные траты, выходящие за рамки официального дохода. Ух, что началось бы.

А теперь – тост. Вы уже догадались, какой.

Чокнемся (во сне, конечно) с нацлидером и скажем ему:

ЧТОБ ТЫ ЖИЛ НА ОДНУ ЗАРПЛАТУ!

А ведь находятся люди, которым всё бы ругать тлетворное влияние Запада!

Знаете ли вы, что Любовь – продукт импортный, завезенный в Россию всего лишь десять поколений назад и привившийся на нашей почве небыстро?

Я сделал для себя это открытие, когда в качестве А. О. Брусникина придумывал любовную линию для романа «Девятный Спас», из петровской эпохи. Полез в источники за примерами старорусской любовной лексики – и обнаружил, что таковая отсутствует, ибо никакой любви в нашей стране триста лет назад, кажется, еще не существовало.

Я имею в виду любовь как чувство, при помощи которого физиологическим отношениям придается возвышенно-романтический сверхсмысл.

Этот лубок наши скопипастили с европейской гравюры

В Московии этого понятия, похоже, не было. Жениться женились, блудить блудили, но о чувствах как-то никто не заикался. Все сказки про влюбленных царевичей и оживающих от поцелуя спящих красавицах появились значительно позднее – в основном в 19 веке. А предки обходились без всяких там «я тебя люблю, жить без тебя не могу». Первоначально, в петровские времена, это экзотическое и модное состояние называлось иностранным словом «амур», его завезли в Россию чужеземцы вместе с алонжевыми париками, земляным яблоком и кофеем. Предаваться столь изысканной эмоции можно было лишь где-нибудь на ассамблее, с бритым подбородком и табачной трубкой в руке. Полагалось вздыхать, закатывать глаза и изображать сердечное страдание – такой вот новый тренд возник в узких кругах продвинутой молодежи.

Красивый Кантемир, разочаровавшийся в любовной поэзии

Существуют разные мнения по поводу того, кто был первым русским лирическим поэтом и когда появилось первое любовное стихотворение.

Очевидно, эту славу следует разделить между Антиохом Кантемиром и Василием Тредиаковским. Кантемир начал воспевать любовь чуть раньше. В юности он слагал какие-то «Любовны песни», но они до нас не дошли, а сам поэт, повзрослев, отзывался о подобном сочинительстве пренебрежительно:

Любовны песни писать, я чаю, тех дело,

Коих столько ум неспел, сколько слабо тело.

Зато любовная лирика Тредиаковского сохранилась. Она датирована 1730 годом, который, очевидно, и следует считать официальным рождением Русской Любви:

Без любви и без страсти

Все дни суть неприятны:

Вздыхать надо, чтоб сласти

Любовны были знатны.