Земля викингов - Берлинде Валентин Эдуардович - Страница 5

– Возьми возле поленницы два топора. Теперь это твои лучшие друзья, можешь даже дать им имена, – Хаген скривился, изобразив улыбку. – Топоры держи в руках, а когда будешь ложиться спать, клади рядом. Они тебя будут согревать – это твоя новая семья, полюби их, и они не раз спасут тебе жизнь. Ну вроде все, а сейчас вперед, учись жить новой жизнью и не мешай мне!

Хаген отвернулся и пошел в кузню заниматься своими делами, оставив ничего не понимавшего юношу.

– Не понял. Так что мне делать-то? –  робко прокричал тот в удаляющуюся спину викинга.

– Жить новой жизнью, жизнью воина, ожиданием боя и, пока ожидаешь, постоянно совершенствовать свое воинское умение, – послышалось в ответ.

В недоумении Олег стал бродить по двору. Тяжесть кольчуги постепенно начала сказываться на всех его движениях. Топоры были легче, чем колун во дворе, но постоянно держать их в руках становилось невыносимо. Солнышко пригревало, и Олег, устав, присел у поленницы.

Ближе к полудню из кузни показался Хаген. Олег сидел, облокотившись на дрова, топоры стояли рядом, а сам он, закрыв глаза и подставив лицо ласковому дневному солнцу, дремал. Отшельник налетел на него, как ураган, бил руками и ногами ничего не понимавшего мальца и приговаривал:

– Сидя воином не стать, топоры должны быть с тобой, а не рядом. Тело должно не отдыхать от кольчуги, а привыкать к ней.

Успокоившись, он вздохнул и присел рядом.

Ученик смотрел на своего учителя так, словно тот смертельно опозорил его, но при этом почти не чувствовал боли от полученных ударов. Осознание случившегося пришло чуть позже. Ударов и не было. Хаген просто помял его немного, раздавая подзатыльники больше для острастки, а не всерьез.

– Понял урок? –  Викинг ухмылялся в заплетенную в несколько косичек бороду, сложив руки на груди. – Сидя ничему не научишься. Ходи по двору, прыгай, сбегай в лес, поколи дрова своими топорами, но только не сиди.

Вечером Олег пришел к ужину с небольшим опозданием – пытался по совету наставника пробежаться в лес, да только не рассчитал сил. Руки, державшие топоры, онемели, а тело перестало его слушаться. Зайдя в дом, тут же рухнул на лавку, где обычно спал.

– Разденься и поешь, – голос Хагена был спокоен и тих, но неповиновение даже не мелькнуло в голове у ученика.

Олег, борясь со смертельной усталостью, стянул с себя кольчугу, умылся во дворе холодной водой из колодца и сел за стол. Со слезами на глазах, дрожащими руками взял ложку. Рука не хотела подниматься от тарелки ко рту, и каждое очередное движение вызывало больше отчаяния, чем удовлетворение от пищи.

– Больше не могу, сейчас умру, Хаген, я спать, – вот и все, что смог вымолвить нерадивый ученик.

– Топоры положи возле себя, пусть греют, – улыбаясь, проговорил наставник и ушел к себе.

Как пришел сон, Олег не понял, но утреннее пробуждение было равносильно пытке. Руки висели плетьми, спина не хотела выпрямляться, а ноги отказывались куда-либо переносить тело.

– Умойся, а лучше окатись водой – полегчает. Потом поешь и одевайся. Пойдем в лес за дровами.

Это было произнесено так буднично и просто, без вступлений, что ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Олег умылся, как было приказано, запихнул в себя стоящий на столе и уже остывший завтрак, натянул ненавистную кольчугу, взял топоры и вышел во двор. Там поджидал Хаген с телегой. Что-то странное, как показалось Олегу, было в ней, но из-за усталости думать не хотелось.

– Ну ты скоро? Так к обеду до леса не доберемся, а нам еще обратно топать. Поехали. Убирай топоры за ремень.

Хаген запрыгнул в повозку и стал ждать, глядя куда-то вдаль. Тут Олег понял, в чем странность тележки.

– А где лошадь? –  попытался он прояснить ситуацию, смешно заикаясь, медленно осознавая, что, скорее всего, лошадь – это он и есть.

– Бери оглобли и давай тащи, – устраиваясь поудобнее, буркнул Хаген. – Лошадь ему подавай, может, еще и лесорубов позвать?

Солнце начало клониться к горизонту, а маленький ученик со своей ношей только углубился в лес. Поначалу все казалось забавным – тело перестало ныть, и Олег воспрял духом, ожидая, что скоро его остановят, и они повернут назад. Но чем дальше уходили от дома, тем понятнее становилось, что домой путники вернуться не скоро.

– Ты бы поторопился, а то скоро стемнеет, а нам еще ехать и ехать.

С самого утра это были первые слова, услышанные Олегом от викинга.

– И что же с тобой, таким дохлым, делать, ничего не можешь сделать нормально, – Хаген начал копошиться, явно собираясь слезть. – Видишь вон ту сосну? Топай к ней, там сделаем привал.

Как только телега остановилась, Олег рухнул на землю как подкошенный, словно был сражен невидимой стрелой, пущенной в спину. Теперь его не сдвинут даже боги. Убить – да, но не поднять. Каждая часть его тела кричала от боли, усталости и злости.

Хаген будто бы ничего не замечал. Спокойно набрал хвороста, развел костер и стал готовить, что-то бормоча и не обращая внимания на муки ученика. Как только запах мяса поплыл по притихшему в ожидании ночи лесу, Олег зашевелился. Оказалось, помимо всех мук, свалившихся на него, он еще безумно хотел есть, и это желание толкало немощное тело вперед.

– Покажи руки, – буднично, будто с самого утра Олег и не тащил никакую телегу, проглатывая очередной кусок мяса, сказал викинг.

На стертые ладони было страшно смотреть. За время отдыха кровь не успела засохнуть полностью и сочилась мелкими каплями на землю. Кожа вперемешку с землей создавала впечатление боевых ран. Олег вздрогнул, когда Хаген начал грубо намазывать ладони чем-то жирным из небольшого глиняного кувшина. Этот жир ужасно вонял, но практически сразу юноша почувствовал, как боль в ладонях стала отступать, и успокоился.

– Неплохо ты сегодня потрудился, но завтра новый день, а значит, все будет по-новому. Привыкни к этой мысли. Так всегда: сегодня ты тренировался, завтра нужно еще, сегодня был бой, а завтра будет еще один, и более тяжелый и утомительный. А чтобы восстановить силы, нужно хорошо поесть, – отшельник снял с вертела большой кусок мяса и протянул Олегу: – Ешь, ешь досыта и ложись спать. Нет лучше лекарства от усталости, чем еда и сон.

Это мясо, подгоревшее, но не прожаренное, заливающее жиром и кровью ладони, показалось уставшему парню пищей богов. Запив его водой, он стал укладываться спать, подстелив под себя пару шкур, прихваченных Хагеном. Видно, он заранее решил ночевать в лесу. Звезды сегодня были какими-то большими и впервые за долгие дни скитаний теплыми и нежными. Перед сном викинг еще раз осмотрел руки Олега и перебинтовал чистой тряпицей.

– Воин должен уметь не только убивать, но и спасать жизни, – услышал Олег сквозь сон.

Пробуждение оказалось еще тяжелее, чем накануне. К боли во всем теле добавилась ноющая боль в кровоточивших ладонях.

«Боги, неужели путь воина – это постоянная боль и мучения?» – подумалось ему.

– Вставай, завтрак уже готов, – с некоторых пор голос Хагена стал ему ненавистен. – Быстрее ешь, и принимаемся за работу.

Старый викинг был, как всегда, бодр. И не скажешь, сколько ему на самом деле лет. Только серая бездна глаз выдает возраст. Борода снова заплетена, волосы вычесаны гребнем и убраны под смешную меховую шапочку, движения спокойные, размеренные, будто у великана. Хотя их Олег никогда не видел, но именно так и представлял, когда слушал волшебные сказки матушки.

Позавтракав, оба принялись за работу. В телеге нашелся топор и двуручная пила. Работа оказалась очень простой. Хаген валил большие деревья, Олег рубил сучья и ветки, подготавливая ствол к дальнейшей обработке. Потом уже вместе пилили их на части и складывали в телегу. Кровь из стертых ладоней текла не переставая. Боль, мешающая работать в полную силу, постепенно сменилась нытьем, а вскоре и вовсе сошла на нет. Лишь изредка напоминала о себе в минуты отдыха.

Семь дней в лесу прошли быстро. За постоянной работой Олег перестал замечать кольчугу – она становилась его второй кожей, топоры родными. Загрузив полную телегу, викинг с учеником стали собираться в обратный путь. Дорога назад заняла намного меньше времени – то ли Олег окреп и, несмотря на увеличившийся вес поклажи, стал справляться, то ли помогло то, что Хаген тащил груз вместе с ним, но к вечеру повозка уже стояла во дворе. Оставив ее, оба разделись и окатили друг друга ключевой водой.