Щит и меч «майора Зорича» - Терещенко Анатолий Степанович - Страница 66

Однажды, обменявшись паролем, к Штефану зашел пожилой человек с просьбой пошить ему брюки. Заказчик выложил перед портным кусок серой ткани. Разговорились — говорили о погоде, о сложностях жизни, о рыбалке. А потом, когда гость стал называть, как бы мимоходом, сроки прибытия многотоннажных речных транспортов, застрочила, нет, загрохотала швейная ножная машинка «Зингер». Конспирации хозяин ателье Штефан Халмовский был глубоко обучен. Это действие являлось своеобразным противоядием от всякого рода «прослушек».

— Извините, господин, я дошью рукав, — подмигнул агенту Штефан, быстро педалируя «ножной машинкой», а свободной рукой стал записывать то, что сообщал ему этот неприметный человек, пришедший к нему, чтобы помочь бороться с гитлеровцами.

На клочке бумаги — выкройке для рукава он зашифровал информацию, принесенную ему патриотом.

Вечером другой заказчик забрал у него пошитую курточку вместе с данными о прибытии в Братиславский речной порт немецко-фашистских «водных платформ» с воинскими грузами.

Именно в дни, когда швартовались эти баржи-гиганты с оружием и боеприпасами, снаряжением и личным составом, происходили трагические для немцев события.

Первая баржа с танками, бронемашинами и оружием при разгрузке взлетела на воздух. Это результат действий партизанской агентуры из числа докеров, которые сумели занести адскую машину в трюм судна и привести её в действие.

Вторую и третью баржи встретили на подходе к порту ещё на середине речного фарватера наши доблестные штурмовики, внезапно появившиеся точно в нужное время. Атаки были настолько молниеносными, что ни местная ПВО, ни тем более зенитные средства, установленные на баржах, не успели среагировать на действие советских краснозвездных машин. Оба транспорта были потоплены в результате прямых попаданий снарядов и бомб, а затем детонации собственных боеприпасов, находившихся в трюмах.

Немцы прекрасно понимали, что все эти невосполнимые и тяжелые потери, тем более в конце войны, когда каждый патрон, каждый танк, каждый солдат был на счету, — результат работы советских разведчиков и их агентуры из числа словаков.

Поэтому, как правило, после таких диверсий в городе происходила «зачистка»: выставлялись дополнительные полицейские посты, проводились облавы, устанавливался с более жестким режимом комендантский час, арестовывались подозрительные лица.

В такие периоды активизировались и спецслужбы противника — немецкие гестапо и абвер, а также тиссовская охранка.

К счастью, никто из агентуры Зорича не попал в расставленные сети вражеских спецслужб.

Одним из самых надежных агентов, находящихся на связи одновременно у содержателя конспиративной квартиры и резидента Штефана Халмовского, его «глазами и ушами» в Братиславе и особенно в братиславском порту был смышленый семнадцатилетний паренек Эмиль Дуцкий.

Он, как считал майор Зорич, был дерзким и не по годам рассудительным молодым человеком — природным разведчиком. Это благодаря Эмилю советские радисты «… всегда вовремя "отстукивали" графики прихода и отхода немецких транспортов».

А потом их аккуратно «обрабатывали» наши небесные соколы или при разгрузке местными докерами-патриотами закладывались мины в трюмы пришвартовавшихся к портовому пирсу кораблей. Проходило некоторое время, и речные суда взлетали на воздух.

Слово Святогорову:

«Он же, Эмиль, раздобыл точные схемы двух линий электропередачи, сложные сети водоснабжения и своеобразной системы нефтепровода.

И тогда по моему заданию диверсионные группы Франтишека Бучека и "трех Янов" — Колена, Янковского и Милко, а также Штефана Ференца, скоординировав свои действия, взяли под постоянный "контроль" эти важнейшие хозяйственно-стратегические объекты, выводя их из строя то попеременно, то сразу все вместе. Соответственно "графику Дуцкого" мы успешно провели также затопление двух военных транспортов на Дунае.

Однако что ни говори, а не всё и не всегда у разведчиков складывается гладко. Эмиль не был исключением и потому до сих пор помнит январский день сорок пятого, когда всё висело на волоске.

Тогда мы готовили очередную крупную диверсию в порту, и Эмиль отправился в Братиславу с небезопасным грузом. В дорожной сумке находились мины замедленного действия. Их надо было срочно доставить подпольщикам из числа докеров, а по дороге ещё "забежать" за свежими разведывательными данными к "папаше Штефану" — Халмовскому.

Из-за разыгравшейся метели и снежных заносов Эмиль добрался до портновского дома лишь вечером, когда уже вступил в силу комендантский час. Как на грех, хозяина дома не оказалось, зато сразу же у порога, на выходе, перед ним, как будто из-под земли, вырос фашистский патруль.

Предъявив "аусвайс", Эмиль скорчил жалкую рожу и слезливо залепетал о чертовой красивой (девушке), которая-де замучила бедолагу в своих объятиях.

Патрульные вдоволь посмеялись над незадачливым ухажером-придурком да и отпустили с богом.

— То выходит добре! — смеялись потом партизаны, слушая рассказ Эмиля.

— Добре, добре, та не дюже! — посмеивался и он, пощипывая слегка пробивающиеся усики, и продолжал: — Отошел я от них эдаким простоватым фертом, иду себе тихо. Глядь — они следом!

Что было делать? И Эмиль уверенной походкой направился к бараку, где жили строители подземного тоннеля. Вот уже и барак рядом, а фашисты не отстают. Он в дверь — они за ним. Эмиль — к комнате, откуда раздаются голоса, ткнулся в дверь, а там — кто спать укладывается, кто скарб нехитрый складывает. За столом, установленным бутылками сливовицы, двое изрядно подвыпивших.

Оценив обстановку, разведчик в мгновение ока определил наиболее "нагрузившегося" и по-братски прильнул к нему со словами:

— Йожо, спать пора.

Забросив руку парня себе на шею, Эмиль поволок того из-за стола прямо к постели. Только тогда патруль и оставил, наконец, нашего Эмиля в покое.

И вот, бросая ретроспективный взгляд на те события, я пришел к выводу, что лишь сумма преодоленных препятствий является действительно правильным мерилом подвига и человека, совершившего этот подвиг.

Таких историй у моей агентуры было много».

В тесном контакте с агентами Зорича — «папашей Штефаном» и Эмилем — действовала диверсионная группа Яна Колена. Люди Яна «специализировались» на уничтожении гитлеровских офицеров. Это был ответ на террор фашистов против мирного населения, заподозренного даже в сочувствии к восставшим и ненависти к оккупантам.

Ян Колена был прикрыт вполне объяснимой крышей — агент фирмы «Швестка» по реализации швейных машин. Его знали многие состоятельные граждане Братиславы. Всегда приветствовали на улице. С радушием принимали коммуникабельного говоруна и балагура Яна на своих квартирах местные бизнесмены.

Среди городской элиты он прослыл любителем увеселительных мероприятий — кафе, ресторанов, банкетов. Ян Колена был статен, красив лицом и контактен. Он обладал удивительными способностями приближать к себе людей — как мужчин, так и женщин. Одни считали его жизнелюбом, другие — ловеласом, а третьи — элементарным прожигателем жизни.

Это не надо было доказывать: Яна Колена — как истинного эпикурейца — часто видели в увеселительных заведениях. Его всегда приглашали в компании.

Однако за завесой его мнимых похождений этот «элегантный повеса и гурман» успевал пронести в фешенебельные рестораны «Савой», «Карлтон» или какое-то другое «весёленькое заведеньице» партизанские мины с часовым механизмом.

А две его пассии — «легкомысленные» девицы — Гелена Донатова и Боришка Янакова — получали «адские машинки» у него из рук в руки как раз тогда, когда отправлялись на встречу со своими подвыпившими ухажерами — гитлеровскими офицерами больших званий и должностей.

Уходя, эти красавицы, конечно же, по «забывчивости» оставляли пьяным офицерам свои «подарочки» с билетами на тот свет — неизвлекаемыми минами с часовым механизмом. Надо сказать, что немецкое воинство любило горячительные напитки, особенно много было причастившихся к зеленому змию в конце войны — видно, боши чувствовали свою обреченность.