Биография Мигеля Серрано: И будет сказание вечным (ЛП) - Салазар Крис - Страница 7

В следующий год выходит «Против ростовщичества», в наибольшей степени посвященная социальным вопросам. Здесь Серрано высказывается о необходимости запрета спекулятивного капитала. Цитаты в книге ссылаюся главным образом на работы немецкого экономиста Готфрида Федера.

«Хотя крупный ссудный капитал и старается скрыть свою страсть к абсолютному господству, ища законодательного обоснования в римском праве (или скорее праве защиты денег на службе плутократии), внедренного в умы людей, — разрушение тенденции финансового закабаления должно явиться единственным решением маячащего экономического всеобщего рабства перед Золотым Интернационалом, единственным способом изгнать яд мамоны, заражающий и разрушающий ментальность нашего времени».

Тот же критический дискурс представлен и в неоднозначной книге «Андский план», также изданной в 1987 году, где Серрано раскрывает заговор, нацеленный на образование новой республики на землях Патагонии.

В этот период его сочинения главным образом преследуют цели идеологической пропаганды. В 1989 он публикует «Отчет Лейхтера», воспроизводящих спорные итоги об исследованных в концлагере Освенцим помещений, считающихся газовыми камерами. Проведенное инженером Лейхтером расследование легло в основу линии защиты на суде над ревизионистом Цюнделем. Нужно иметь в виду, что задолго до того Серрано заявлял о неправдоподобности так называемого холокоста, тем самым заслужив презрение многих и долгий список врагов. В мемуарах он даже пишет, что увидев кого–либо из своих друзей–евреев входящим в газовую камеру, «вошел бы вместе с ним».

В 1991 году, во всё более накаляющейся атмосфере, Серрано завершает трилогию эзотерического гитлеризма книгой «Ману: человеку грядущему».

«Сюжет истории архетипичен. Уже испытан и выстрадан в другом витке “кем–то”, кто чувствовал своё “я” так же, как его чувствую сегодня я; разница в формах, если таковая имеется, на самом деле не имеет значения, с тех пор как я научился узнавать Вечный мотив в себе самом. И Архетип, будучи единственным и неразделимым, хоть и распространяемым на множество, воплощается в очередном круге в очередном я, — той же самостью, в вечности архетипа, но теперь осознанного, достигнутого, осязаемого. Вечный мотив, вновь воплощаемый ограниченное количество раз (числа эти тоже архетипичны), соответсвует приливу моего полдня, и является моим камертоном. Возвращения дают мне возможность завоевать или исчезнуть. В них я играю в воскрешение и бессмертие, мою родословную, которая теперь достигла полного прилива в ницшеанском откровении на скале Заратустры. Если я не отправлюсь за “знаком времени” в миге Кроноса, достигнув чего–то, о чём никогда даже не мечтал, — тогда вероятно, хотя и не определено, что архетип еще раз возвратится, чтобы воплотить себя в той же самости, “завладев ею” в безмерности еще одной кальпы, еще одной манвантары, еще одной юги. Но уже с меньшей силой».

Хотя Серрано никогда не был связан с военным режимом, распространение политической договоренности, согласно которой чилийские партии просто чередовались, независимо от голосов избирателей, показалось ему чрезвычайно подозрительным. Серрано узнаёт, как могущественные международные магнаты скупают на юге Чили крупные земельные участки, устанавливая частные монополии на крупнейшие водоносные горизонты. По его мнению, это доказывает реальность заговора в Патагонии. В 1991 году в книге «Новый мировой порядок для Патагонии» печатается речь, произнесенная автором 5 сентября 1991 у памятника жертвам бойни в Рабочем страховом фонде. В следующем году выходит схожая по содержанию книга «Защити нашу Патагонию».

В 1992 году пятисотлетний юбилей «открытия» Америки Христофором Колумбом накалил атмосферу исторического ревизионизма, охватившего тогда латиноамериканских интеллектуалов. Человеческие и культурные жертвы, понесенные континентом в последующем завоевании, выглядели катастрофическими. В тот год Серрано публикует книгу «Мы не празднуем смерть Белых богов» — отстаивая теорию, согласно которой древние скандинавские поселенцы колонизировали обе Америки прежде всех прочих — а свидетельства этого были уничтожены европейскими конкистадорами. Любопытно, что эта теория, основанная на находках де Майе, в последние годы подтверждается несколькими археологическими открытиями.

Тема параллельных реальностей также появляется в работах Серрано: в 1993 он публикует «НЛО Гитлера против Нового мирового порядка», высказываясь в пользу того, что эти летающие суда являются наследием Третьего райха, — теорию эту, как ни странно, поддерживает ряд других исследователей истории Второй мировой. На следующий год, возвращаясь к доктринальным сочинениям, он печатает первый полный перевод «Mein Kampf» на испанский. После смерти Леона Дегрелля в 1994 он пишет «Наша честь зовется верностью» как дань уважения вождю бельгийского рексизма.

Для Чили это был сложный год: неудачное соглашение между президентами Эйлвином и Менемом привело к уступке спорных территорий. Арбитражный суд, полностью поддерживающий сторону Аргентины, вынес решение совершенно не в пользу Чили, основываясь на критериях, игнорирующих прежние границы. Серрано вместе с товарищами Хуаном Диего Давилой, доктором Хорге Варгасом и академиком Эрвином Робертсоном в публичном заявлении в отеле Тупауйе выразили протест против пристрастности арбитражного суда и возложили ответственность за территориальные потери на чилийское министерство международных дел и президентский дворец. Этот поступок привлек к дону Мигелю внимание широкой общественности.

Результаты территориального спора Серрано счел еще одни подтверждением реальности заговора против Патагонии, о чём снова писал в книгах «Заговор глобалистов и предательство Чили» и «Заговор глобалистов: Лагуна–дель–Десьерто и N. A. F. T. A.», посвященных главным образом утрате территорий. Бесчисленные письма Серрано в средства массовой информации были сведены вместе в документе под названием «Письма в предотвращение конца Чили» в 1995. В сочинениях «Конец Чили» (2001) и «Сдача Патагонии» (2003) Серрано вновь возвращается к этой теме, предупреждая тоном драматичным, почти отчаянным:

«Апокалипсический пейзаж таков, что, даже принимая во внимание суицидальную ментальность чилийцев, я не могу счесть сложившуюся ситуацию плодом только невежества, трусости и стремления откупиться от проблем. В особенности после того, как простодушные и смиренные люди Чили согласились отдать территорию, принадлежащую им».

Те же обвинения встречаются и в других работах автора, таких как «Имитация правды» (1996), где он критикует нереальность Интернет, виртуализацию и исчезновение личных отношений в цифровой реальности. Ошарашенный политическими манипуляциями, сопутствующими докладу Валеча, в 2005 он издает «Лицемерие: пытки в Чили».

Уже частично отстранившись от публичной деятельности, вступив в пору старости, Серрано берется за мемуары. Первоначально запланированные три тома обернулись четырьмя — и их называют лучшими из всех мемуаров чилийских национальных писателей.

Первая книга озаглавлена «Воспоминания о нём и обо мне. Появление себя, отступление его». Приводя обильные документальные материалы, автор вспоминает детство и юность, годы в школе для мальчиков и вступление в гениальное Поколение 38. Название книги отражает эзотерическую концепцию всеприсутствия: Самость существует в двух положениях, одно низшее и земное, другое — превосходящее, отражающее дух. Обложка первого тома черна, поскольку отражает делание в черном, нигредо алхимического процесса.

Во втором томе, «Воспоминания о нём и обо мне. Адольф Гитлер и Великая война» (1997), Серрано обстоятельно описывает время своего обращения к национал–социализму, начиная с участия в литературном поколении, своего антарктического приключения и трагедии Ирен. Особое внимание уделено бойне в здании Рабочего страхового фонда и приходу к власти Народного фронта. Порой кажется, что автор пересказывает всю историю Чили во время и после Второй мировой. Поездка в Европу и дружба с Германом Гессе представлены живо и тщательно выписаны. Это насыщенная, драматичная и ностальгическая книга, раскрывающая многие, до тех пор нигде не описанные автобиографические страницы. Драма Ирен, его возлюбленной «принцессы Папины», рассказана здесь до последнего вздоха. Цвет тома — белый, альбедо алхимического делания.