Отморозки: Новый эталон - Земляной Андрей Борисович - Страница 9

…Колчак и его офицеры напряженно вслушивались в доносившиеся из-за двери обрывки разговора.

«…Ты чё творишь?!!» – «А чего они… па-а-адумаешь, верховный правитель…» – «Охренел?!» – «…все равно, он ни хрена не поймет…» – «Пьянь подзаборная… Завтра на полосе трезветь будешь!..» – «Ой, я испугался…» – «А если он?..» – «Чего?..» – «Ничего!» – «Он от кокаина одурел уже…»

На этом месте Колчак непроизвольно стиснул кулаки и скрипнул зубами, а его офицеры отвели глаза. Очень жаль, но, кажется, увлечение Александра Васильевича кокаином – уже ни для кого не секрет…

Но дальше разработка плана пошла быстро и деловито. К тому времени, как Колчак отправился в Петроград, он уже имел твердое представление о необходимом количестве сил и средств, привлекаемых для этой операции.

Тем временем у Анненкова и Львова появились новые неотложные дела. Из Швейцарии прибыли новые письма от Ленина, в которых кроме теоретического спора о вопросе построения социализма в России содержались еще и вполне конкретные практические указания. В их числе содержалась настоятельная просьба посодействовать ссыльным большевикам на предмет возвращения их к активной политической жизни.

Когда Львов показал своему другу-командиру это письмо, тот внимательно прочитал, пошевелил губами, проговаривая про себя особенно понравившиеся пассажи, гоготнул и произнес:

– Ленин против Ленина? Лихо, Глеб, ей-ей – лихо! Это же надо было додуматься: аргументировать к Владимиру Ильичу его же работами, только еще не написанными… – Он хлопнул Глеба по плечу. – Бой с тенью, а?! Так… – он тут же посерьезнел. – А что у нас с побегами? Кого тащим?

Глеб хмыкнул:

– Борь, ты ведь в курсе: я – сталинист. Так что, в первую очередь в Туруханский край съездить надо. Иосифа Виссарионовича привезти оттуда…

Анненков помолчал, затем негромко пропел: «И вот сижу я в Туруханском крае, где при царе сидели в ссылке вы…»[38]. Снова хлопнул Львова по плечу:

– Черт с тобой! Езжай! Только учти: времени на то, чтобы тут рассусоливать, у тебя нет ни фига. Быстро приехал, забрал, вернулся. Красотами Сибири потом любоваться будем… – Тут он нехорошо усмехнулся. – Особенно, если в жернова «сталинских репрессий кровавой гэбни» попадем…

– Прекрати, – скривился Глеб. – Ты еще про героического Джемса Бонда вспомни и героического гениального Стрындищева…

– Кого?!

– Ну, Солженицына – разницы-то никакой…

Паровоз, выбрасывая в небо струю черного, плотного дыма, мчал курьерский поезд по Транссибу. В купе спального вагона сидели двое. Покуривали, попивали чай и молчали. По ходу поезда сидел генерал-майор с белым крестиком на шее и звездой «Владимира с мечами» на груди расстегнутого черного кителя Георгиевской штурмовой отдельной патроната Императорской фамилии дивизии. Напротив него расположился зауряд-прапорщик в белой гимнастерке той же дивизии, украшенной полным георгиевским бантом.

– Нуте-с, друг мой, Василий, – генерал вкусно отхлебнул чай и потянулся за лежавшим на тарелке бутербродом с ветчиной. – Какие у тебя идеи по нашей задаче? Как полагаешь действовать?

– Ну, так надобно сперва до этой Курейки добраться, – зауряд-прапорщик тоже взял с тарелки промасленный ломтик белого хлеба с розовым лепестком соленой ветчины, – а там видно будет, командир. Чего сейчас-то гадать? Доедем, оглядимся… Война план покажет.

– Ты у нас прямо Наполеон, – рассмеялся генерал-майор Львов. – Тот тоже говорил, что надо ввязаться в сражение, а там уже разберешься.

– Эка?! – удивился зауряд-прапорщик Чапаев. – Выходит, Глеб Константиныч, что я прям Бонапартий?

– Ага. И помрешь ты на Святой Елене…

– Прям на святой? И она меня до себя допустит?

– Обязательно! – веселился Львов. – Только ты уж смотри, не говори ей, что не Бонапарт, а Чапаев. Иначе – все!

– Что?!

– Не помрешь…

– Да тьфу на тебя, командир, – притворно обиделся Василий. – Сам знаю, что почти ничего и не знаю, а ты еще смеешься…

– Однако, – удивился Глеб, перестав смеяться. – Ты сегодня прямо афоризмами историческими сыплешь. Был, Василий, такой древнегреческий ученый, Сократом звали. Так вот, когда его спросили, много ли он знает, Сократ ответил: «Я знаю, что ничего не знаю». Так-то вот, Вася.

Львов открыл портсигар, взял папиросу и предложил Чапаеву угощаться. А потом принялся рассказывать ему про остров Святой Елены, про кампанию двенадцатого года и про битву при Ватерлоо. Василий Иванович слушал так внимательно, что даже рот приоткрыл. Когда история дошла до разгрома каре Старой гвардии, Чапаев аж кулаки стиснул…

– …Англичане навели на «старых ворчунов» пушки и предложили сдаться. И тогда маршал Лефевр, командовавший Старой гвардией, крикнул им в ответ: «Гвардия умирает, но не сдается!»[39]

– И правильно! – одобрительно рявкнул Василий. – Лучше уж помереть вместе со своими, чем вот так – хвост поджать и винта положить!

– Верно, Василий, верно. Правда, говорят, что фразу эту потом придумали, а на самом деле Лефевр им такое ответил, что не то, что написать, а и подумать-то стыдно…

– И это тоже правильно, – засмеялся Чапаев. – Когда тебя враги окружили да убивать сейчас начнут – нешто станешь красивости придумывать? Пошлешь по матушке, вот те и вся отходная…

За разговорами время летело быстро и незаметно. Поездка до Красноярска заняла целых четверо суток, но их как-то и не ощутили. Когда Чапаев уходил к ехавшим в обычном пульмановском вагоне унтерам, Глеб заваливался на полку и читал толстый роман Эмиля Золя «Разгром». В прошлой-будущей жизни Маркин читал эту вещь, но в переводе, а теперь, когда ему достались знания и умения дальнего родича князей Львовых, ему пришла в голову фантазия познакомиться и с подлинником. Когда же Василий возвращался, Глеб пересказывал ему перипетии сюжета, объяснял историю окружения французов у Меца и Седана, а тот даже записывал что-то в книжечку.

– Вась, а зачем ты это записываешь?

– Эх, командир, вот доведется мне в академии военной учиться, а вдруг спросит кто: что там, мол, случилось у французишек под Седаном? Верно, не знаешь, Чапай? А тут-то я им все и выложу: и про пушки хреновые, и про Мольтке, и вообще…

– Ишь ты! Дельно, – Глеб поднял руку, словно бы поправлял очки. Последние годы Маркин ходил в очках и привык к ним, а теперь Львов просто повторял привычные жесты… – Быть тебе, Чапаев, командиром дивизии, это я тебе точно скажу.

В Красноярске Львов получил известия, весьма его огорчившие. Последний пароход из Енисейска до Монастырского – центрального населенного пункта Туруханского края – уходит не позднее первого августа. Придя же в пункт назначения, встает на прикол, на зимовку. До Енисейска тоже надо добираться по реке. А времени все меньше и меньше…

– …Значит так, парни… – Львов, переодетый в простую полевую форму, привстал из-за стола. – Действовать надо быстро и решительно. Лейба, – обратился он к фельдфебелю Доинзону, – на тебе – транспорт. Топаешь на пристань и подыскиваешь какой-нибудь катер, пароходик, одним словом – некую лайбу, которая может довезти нас до Курейки и обратно. С тобой Кузякин пойдет…

– Сделаем, командир, – наклонил голову Доинзон. – Извините, я только хочу поинтересоваться: обязательно покупать, или можно взять в аренду?

– Делай как хочешь, только без разбоя.

– Ну, это таки понятно, – развел тот могучими ручищами.

– Чапаев. Пойдешь в городскую думу и вырвешь из них для нас документы на эту поездку. С тобой идет Сазонов. Делай, что хочешь и как хочешь, но чтобы к вечеру бумаги нам выправили.

Василий Иванович молча кивнул и с независимым видом откинулся на спинку стула. Положение командирского наперсника обязывало его держать марку…

– Семенов, Варенец, Гагарин. Вам пока дела нет, так что сидите здесь в гостинице в качестве тревожной группы. Оружие без нужды не показывать, но исполнять не задумываясь. Вопросы?