Заложница. Западня - Чиркова Вера Андреевна - Страница 37

— Ты не поддержал меня, не поехал с нами, когда я уезжала в поместье!

— Как я мог поехать, если отец дал мне поручение проверить гарнизоны южных городов и меня вообще не было в тот момент во дворце? — начал свирепеть герцог. — Зато теперь меня интересует, зачем вы вообще туда поехали? Разве вам неизвестно было про его чрезмерное упрямство и гордость? Да он из-за одних только этих чувств потом столько лет делал все вам наперекор.

— Он был невыносим, — припомнив какие-то свои обиды, зло фыркнула Юнгильда, — с ним невозможно было договориться.

— Если бы вы любили отца, то попытались бы его понять и принять его решение, — твердо возразил Хатгерн. — Или еще раньше постарались стать для него единственной, самой нужной и преданной. Любовь — это прежде всего уважение мнения возлюбленного, а не желание владеть им безраздельно. Раньше я этого не понимал, а теперь знаю точно.

— Ну да, — едко скривилась ее милость, — именно поэтому сегодня рядом с вами пустое кресло, а не ваша лаэйра. Думаю, вам известно, кто она? Выученная убийца и шпионка герцога Бентрея!

— Мне все про нее известно, как и сидящим тут людям, — сухо отрезал герцог, — и как мне стало сейчас окончательно понятно, нам с вами никогда не удастся договориться насчет наших личных отношений. Сейчас я хочу услышать ответ на последний вопрос — как вы додумались продаться Юверсано?

— Не продаться, а обменять услугу на услугу. Он передал через своих людей письмо и предложил помочь выгнать мерзкую рыбачку.

— Ну и что же герцог попросил за эту малую услугу, кроме свержения законного наследника?

— Вас никто не собирался свергать, — кисло скривилась Юнгильда, — только немного… придержать. Ведь знатные дома не пожелали бы признать Лархоя, если только соправителем. А самому Юверсано нужно было сущую малость — восстановить прямую границу на западе. Оказывается, там наши земли клином вдаются в его владения. Мне показали на карте.

— Да при чем тут карта? — опешил Харн. — У Юверсано владения ничуть не меньше, чем у нас! Наша западная граница проходит по Акарне, самой большой реке в той стороне. Если отдать ему этот клин, то уйдут плодороднейшие поля, сады и мельницы, а заодно и мосты, за проезд по которым мы берем плату. Кроме того, там находится несколько десятков зажиточных деревень и Бурск, город виноделов и мукомолов. И везде живут наши верные подданные, об их судьбе вы не подумали? Ведь Юверсано немедленно поделил бы эти земли между преданными ему людьми, а они первым делом выкинут прежних хозяев с обработанных полей и из виноделен. В лучшем случае оставят их наемными работниками. А у нас в герцогстве мигом поднимутся цены на тонкие ткани, любимые вами поделки из мангрового дерева, бумагу и пряности, потому что с этого момента платить за проезд по мостам через Акарну наши купцы будут Юверсано, а он устанавливает самые высокие цены на побережье.

— Вы зря тратите слова и силы, ваша милость, — тихо произнес Ганги, — ваша матушка всегда считала подобные сведения ненужной для женщин ерундой. Ее всегда интересовали только балы и украшения.

— А по-вашему, — мгновенно взвилась Юнгильда, — женщины должны рассуждать о ценах на кожу и рыбу? Или учиться убивать соперниц ножами и бегать по кустам в мужских штанах?

Хатгерн смотрел на ее искаженный ненавистью рот и со все растущей тоской понимал, как напрасны были все его надежды на мирный договор с матерью. Никогда она не смирится с утратой так внезапно уплывшей из рук победы. Как никогда не признает, какой огромной трагедией она могла бы стать для герцогства, если бы Регорс в решающий момент не прозрел и не лишил ее милость всех наград и удовольствий, о которых она так давно мечтала. И почти получила, въехав в этот дворец победительницей и покровительницей нового герцога, каким видела младшего, хитрого и послушного сына.

Ее милости и в голову не пришло, что у коварного и расчетливого Юверсано может быть свой секретный план, в котором нет места ни Лархою, ни ей самой. Да, как видно, никогда и не придет. И значит, Харн может смело утопить в болоте забвения все свои прошлые мечты о счастливой жизни, какой она виделась ему после того, как выйдет замуж Бретта и Ральена отбудет вместе с нею в дом зятя. А матушка вернется во дворец, и тут воцарится мир и радость. Чуть позже во дворце поселится его собственная жена, потом появится сын, зазвенит в комнатах детский голосок и счастливый женский смех…

Харн тяжело вздохнул, с необычайной отчетливостью осознав, каким наивным простаком был раньше, представляя свою матушку в роли любящей счастливой бабушки, и мрачно уставился на Ганти, ожидая его подсказки.

Ясно уже, что оставить во дворце ее милость нельзя, никогда она не успокоится и не перестанет плести интриги и читать всем нравоучения. Да и подпускать ее к своим будущим детям, памятуя о том, в кого она постепенно превратила Лархоя, Харн отныне не желал. Можно не сомневаться, матушка обязательно постарается очернить в их глазах всех, кого считает виновными в своих несчастьях.

А если отправить ее в поместье, то нужно приставлять целый штат соглядатаев и непременно их менять, перед силой золота очень быстро слабеют характеры даже самых надежных слуг. Но у него все равно никогда не хватит силы духа предложить ей покинуть дворец. Ведь какой бы она ни была, это все равно его мать.

И значит, остается только один путь, самый трудный и нежелательный, и никто из присутствующих никогда не возьмет на себя ответственность за принятие этого решения. Придется ему взвалить этот груз на свои плечи, и даже хорошо, что сегодня пустует кресло, предназначенное для Таэльмины. Делиться этим бременем с любимой Харну не хотелось, ей хватило и предательства брата.

— Зрадр, — тяжело вздохнул он, поднимая на дракона мрачный взор, и неожиданно увидел в вертикальных зрачках печаль, — если у тебя найдется…

— Найдется, — не дожидаясь окончания просьбы, тихо сказал создатель, глядя на него с состраданием, — скажи только, на время или навсегда?

— Можно пока на время? — тотчас ухватился за призрачную надежду герцог, и сам прекрасно понимая, насколько она эфемерна.

— Конечно, — твердо кивнул Зрадр, снимая с руки очередной туманный браслет.

— Нет! — закричала герцогиня и резко вскочила с места, роняя стул и бокал. — Не хочу!..

Алая лента, мгновенно опутавшая тело ее светлости, плотно прикрыла ей рот, не позволяя вылить на присутствующих новый поток брани.

Браслет ловко скользнул на ее руку и растаял как сон, но полные страха и отчаяния глаза женщины были лучшим свидетельством его реальности.

— Зрадр, — не выдержал герцог, — только не нужно менять ей облик…

— Хорошо, — скупо улыбнулся тот, — внешне у ее светлости ничего не изменится. Просто появится тайный недуг — каждый раз, как Юнгильда пожелает сказать гадость, начнет злиться, придумывать кому-нибудь ловушку или каверзу, она будет испытывать болезненный спазм, не дающий сказать ни слова. Скажу сразу, целителей можно не утруждать, лекарства против этой болезни нет.

— Мм… — гневно промычала ее милость. А в следующую секунду ее голова бессильно упала на грудь, словно Юнгильда потеряла сознание.

— К этой новости нужно привыкнуть, — невозмутимо сообщил дракон и поднялся с места. — Ну, мне пора. А ее лучше унести в спальню, я не успел сказать, что последствием спазма будет продолжительный сон.

Как только погас шар, обличая желание старших поговорить без свидетелей, Таэльмина торопливо собрала свои вещички и помчалась в выделенные ей покои. Однако немедленно заняться посланием Харна девушке не удалось, в первой комнате ее уже ждали.

Тук сидел на узком диванчике в облике парнишки-проводника, и тень сразу заметила, как печально его лицо.

— У тебя, — мгновенно сделала выводы девушка, — плохие новости?

— Скорее невеселые, — хмуро признался Тук и взглянул на хозяйку со знакомым виноватым выражением.

А еще в его взгляде вдруг мелькнула многовековая усталость и печаль мудрости.