Плавучий остров. Вверх дном - Верн Жюль Габриэль - Страница 17

– Простите, господин альт…

– Охотно прощаю вас, но все же продолжаю настаивать на том, что ваши фонографы несут в себе только прошлое и никогда ни одного артиста не услышать гражданам Миллиард-Сити в тот момент, когда он исполняет свой номер.

– Еще раз простите меня…

– Наш друг Пэншина, – вмешался Фрасколен, – простит вас, мистер Мэнбар, столько раз, сколько вы пожелаете, – у него карман набит прощениями. Но замечание его справедливо. Если бы еще вы имели возможность устанавливать какую-то связь с театрами Америки или Европы…

– А вы думаете, что это невозможно, дорогой мой Фрасколен? – восклицает директор, останавливая свою качалку.

– То есть как?

– Ведь это только вопрос денег, а наш город достаточно богат, чтобы удовлетворять все свои фантазии, все свои прихоти в области музыкального искусства! И он этого добился…

– Каким же образом?

– При помощи театрофонов, которые устанавливаются в концертном зале здешнего казино. Разве Компания не располагает значительным количеством подводных кабелей, проложенных под поверхностью Тихого океана, один конец которых закреплен в бухте Магдалены, а другой плавает в океане, поддерживаемый мощным буем? Ну так вот, когда наши сограждане хотят послушать кого-либо из певцов Нового или Старого Света, нашим агентам в бухте Магдалены дают об этом знать по телефону, и они устанавливают связь либо с Америкой, либо с Европой. Провода или кабели соединяются с тем или иным театром, с тем или иным концертным залом, и наши меломаны, сидя в зале казино, реально присутствуют при выступлениях, происходящих так далеко от них, и аплодируют…

– Но там не слышат их рукоплесканий!.. – восклицает Ивернес.

– Прошу прощения, дорогой господин Ивернес, их можно слышать по обратному проводу.

И вот Калистус Мэнбар без оглядки пускается в отвлеченные рассуждения о музыке, которую рассматривает не просто как область искусства, но как способ лечения болезней. Применяя систему Дж. Гарфорда из Вестминстерского аббатства, миллиардцы могли наблюдать необыкновенные результаты такого использования музыкального искусства. Эта система прекрасно сохраняет здоровье. Музыка оказывает стимулирующее воздействие на нервные центры, вследствие чего гармонически организованные звуковые волны содействуют расширению кровеносных сосудов, влияют на кровообращение, по желанию усиливая или ослабляя его. Биение сердца и работа дыхательных органов ускоряются в зависимости от тональности и силы звуков, и музыка помогает питанию тканей организма. Поэтому в Миллиард-Сити функционируют специальные точки распределения музыкальной энергии, передающие звуковые волны по телефону в жилые дома.

Квартет внимает, разинув рты. Никогда еще не приходилось музыкантам слышать, чтобы искусство обсуждалось с медицинской точки зрения, и, вероятно, такой подход даже вызывает у них некоторое недовольство. Тем не менее разыгравшееся воображение Ивернеса уже готово увлечься этими теориями, восходящими, впрочем, еще ко временам царя Саула, в полном соответствии с теми предписаниями и рецептами, которым следовал в оные времена знаменитый арфист Давид.[7]

– Да!.. Да!.. – восклицает Ивернес, выслушав последнюю тираду директора управления искусств. – Это совершенно естественно. Нужно только выбирать согласно диагнозу! Для малокровных – Вагнера и Берлиоза…

– А для чрезмерно сангвинических – Мендельсона и Моцарта, которые вполне заменят бром! – отвечает Калистус Мэнбар.

Тогда вмешивается Себастьен Цорн и вносит свою грубопрактическую ноту в этот возвышенный разговор.

– Дело не в этом, – говорит он. – Почему вы нас сюда затащили?

– Потому что струнные инструменты оказывают наиболее сильное воздействие.

– Послушайте, милостивый государь! Так это для успокоения ваших неврозов и невротиков вы прервали наше путешествие, не дали нам доехать до Сан-Диего, где мы завтра должны были давать концерт?..

– Да, для этого, дорогие мои друзья!

– И вы, значит, считаете нас какими-то музыкальными лекарями, лирическими фармацевтами?.. – восклицает Пэншина.

– Нет, господа, – ответил Калистус Мэнбар, вставая с места. – Я всегда видел в вас артистов большого таланта, пользующихся большой известностью. Крики «ура!», которыми встречали Концертный квартет во время его турне по Америке, донеслись и до нас. Так вот, Компания сочла, что наступил момент, когда надо заменить фонографы и театрофоны вполне реальными существами из плоти и крови и дать миллиардцам возможность испытать ни с чем не сравнимое наслаждение – прямо и непосредственно слушать исполнение шедевров музыкального искусства. Компания решила начать с камерной музыки, а в дальнейшем организовать выступления симфонических оркестров. Она подумала о вас, признанных представителях этого искусства. Мне поручено заполучить вас любой ценой, и если нужно будет – даже похитить. Таким образом, вы – первые артисты, получившие доступ на остров, и можете сами представить себе, какой вас ожидает прием!

На Ивернеса и Пэншина восторженные тирады директора управления искусств производят сильное впечатление. Им даже и в голову не приходит, что все это, быть может, только обман. Что касается Фрасколена, то он, как человек рассудительный, обдумывает, можно ли принять всерьез это приключение. В конце концов, на таком необычайном острове все может иметь самое необычайное обличье. Что касается Себастьена Цорна, то он решил не сдаваться.

– Нет, сударь мой, – восклицает он, – недопустимое это дело, захватывать людей так вот, без их согласия!.. Мы будем жаловаться…

– Жаловаться?.. Да вам следовало бы благословлять меня, неблагодарные вы люди! – отвечает директор.

– И мы добьемся возмещения убытков, милостивый государь!..

– Возмещение убытков?.. Ведь я же намереваюсь предложить вам во сто раз больше того, на что вы могли бы надеяться…

– А что же именно? – спрашивает практичный Фрасколен.

Калистус Мэнбар раскрывает бумажник и вынимает оттуда лист бумаги с гербом плавучего острова. Показав его артистам, он говорит:

– Поставьте свои подписи под этим документом, и все будет в порядке.

– Подписать, не читая?.. – отвечает вторая скрипка. – Да где же это видано?

– И тем не менее вы не раскаетесь в этом! – продолжает Калистус Мэнбар, весь сотрясаясь от приступа смеха. – Но будем действовать по всем правилам. Компания предлагает вам ангажемент, ангажемент на один год, начиная с этого дня, на исполнение произведений камерной музыки, согласно программе ваших американских концертов. Через двенадцать месяцев Стандарт-Айленд возвратится в бухту Магдалены, куда вы прибудете как раз вовремя…

– Чтобы дать наш концерт в Сан-Диего, не так ли? – восклицает Себастьен Цорн. – В Сан-Диего встретят нас свистками!..

– Нет, господа, криками «ура!» и «гип-гип!». Для любителей музыки – и честь и счастье, когда им удается послушать таких артистов, как вы, даже с опозданием на год!..

Ну можно ли сердиться на такого человека! Фрасколен берет бумагу и внимательно читает.

– Какую гарантию мы получаем?.. – спрашивает он.

– Гарантию нашей Компании, скрепленную подписью мистера Сайреса Бикерстафа, нашего губернатора.

– И гонорар действительно тот, что указан в документе?..

– Именно, то есть миллион франков…

– На четверых?.. – восклицает Пэншина.

– На каждого, – улыбаясь, отвечает Калистус Мэнбар, – и это гораздо меньше того, чего заслуживает ваше бесценное искусство!

Право, где найти человека любезней Калистуса Мэнбара? Однако Себастьен Цорн протестует. Он ни за какие деньги не намерен принимать предложения. Он хочет ехать в Сан-Диего, и Фрасколену не без труда удается успокоить его гнев.

Впрочем, предложение господина директора управления искусств таково, что некоторое недоверие надо признать вполне естественным. Ангажемент на один год, по миллиону франков каждому из артистов, серьезно ли это?.. Вполне серьезно, в чем Фрасколен может убедиться, когда на его вопрос: «А как выплачивается гонорар?..» – директор отвечает: