Откройте небо - Сильверберг Роберт - Страница 28

– Да. Да. Это мои чертовы монологи, – Мюллер захохотал. – Нед, я ждал долгие годы, чтобы это увидеть. Эта клетка действительно открывается. Смотри, как прутья исчезают в мостовой. Это очень удивительно, Нед. Клетки никогда до сих пор не открывались даже два раза в год, а теперь делают это второй раз на этой неделе.

– Может быть, ты попросту не замечал этого? Может, спал, когда…

– Сомневаюсь. Смотри!

– Как ты думаешь, почему они открываются именно сейчас?

– Вокруг враги. Меня этот город уже принял, и я его постоянный житель. Я живу здесь долго, теперь речь идет о том, чтобы закрыть тебя – врага, человека.

Клетка открылась совсем. Не было видно ни следа прутьев. Только в мостовой остался ряд маленьких отверстий. Раулинс спросил:

– А ты пробовал что-нибудь посадить в эту клетку? Какого-нибудь зверька?

– Я втянул раз в такую клетку большого зверя, которого убил. Она не закрылась. Потом посадил несколько маленьких животных. Но она тоже не закрылась. – Мюллер нахмурил брови. – Даже сам зашел, чтобы проверить, не закроется ли она, когда почувствует человека. Но нет. Советую тебе не делать таких экспериментов, когда ты будешь здесь один, – он помолчал. – Ты хотел бы помочь мне исследовать эту штуку, а, Нед?

Раулинс вздрогул. Разреженный воздух вдруг обжег ему легкие.

Мюллер говорил спокойно:

– Ты только зайди внутрь и постой там несколько минут. Мы посмотрим, закроется ли клетка, чтобы схватить тебя. Это стоит проверить.

– А если закроется? – Раулинс не принял это предложение всерьез. – У тебя есть ключ, чтобы выпустить меня оттуда?

– Мы всегда сможем выломать эти прутья.

– Так мы повредим клетку. А ты говорил мне, что не позволишь здесь ничего уничтожать.

– Порой приходится уничтожать, чтобы добыть знания. Давай, быстрее, Нед, входи в нишу.

Мюллер произнес это убедительно, приказывающим тоном. Он стоял теперь в какой-то причудливой позе, наполовину присев. «Как будто сам собирается бросить меня в клетку», – подумал Раулинс. В его ушах теперь уже зазвучал голос Бордмена:

– Сделай это, Нед. Ну, войди в клетку. Покажи, что доверяешь ему.

«Ему-то я доверяю. Но не этой клетке».

Он вообразил себе, что едва войдет, прутья клетки закроются, пол провалится, и он упадет прямо в подземелье, в какой-нибудь бассейн с кислотой, в озеро огня или в какую-нибудь свалку для пойманных врагов. Откуда можно знать, что это не так?

– Войди туда, Нед, – шептал Бордмен.

Это был великолепный жест полного сумасшествия. Раулинс перешагнул ряд маленьких отверстий и встал спиной к стене. В ту же секунду прутья поднялись из мостовой и закрыли его. Пол не провалился под ним, смертоносное излучение не выстрелило из стены. Не произошло ничего такого, чего он опасался. Но он был заперт.

– Любопытно, – сказал Мюллер. – Видимо, клетка распознает разумных существ. Поэтому и не удались пробы с животными. Живыми или мертвыми. Что ты думаешь об этом, Нед?

– Я рад, что помог тебе в твоих исследованиях, но был бы рад еще больше, если бы ты выпустил меня отсюда.

– Я не могу управлять этими прутьями.

– Но ты говорил, что можешь их взорвать.

– Зачем же начинать разрушать так быстро? Подождем, хорошо? Может быть, они откроются сами. В клетке тебе пока ничего не угрожает. Я принесу тебе поесть, если хочешь. А твои друзья не заметят, что тебя нет, если ты не вернешься перед сумерками?

– Я пошлю им известие, – сказал Раулинс кисло. – Но надеюсь, что до той поры я отсюда выберусь.

– Не горячись, – услышал он голос Бордмена. – В крайнем случае мы сами тебя оттуда вытащим. А пока угождай Мюллеру, как только сможешь, пока ты только действительно не заручишься его симпатией. Если ты слышишь меня, то коснись подбородка правой рукой.

Раулинс коснулся подбородка правой рукой. Мюллер сказал:

– А ты довольно смелый парень, Нед. Порой даже я бываю неуверен, но спасибо тебе, я должен был, наконец, разобраться с клеткой.

– Значит, я все-таки пригодился тебе. Видишь, люди, несмотря ни на что, все-таки не такие уж сумасшедшие и ужасные.

– Сознательно – нет. Только этот план в глубине их души пока остается. Но я напомню тебе. – Мюллер подошел к клетке, положил руку на белые, как кость, прутья, и Раулинс почувствовал усиленное излучение. – Я, конечно, сам никогда не смогу этого осознать, но на основе реакции других считаю, что это должно быть отвратительно.

– К этому можно привыкнуть. – Раулинс уселся в клетке по-турецки. – А ты после возвращения на Землю с Беты Гидры пробовал этому как-нибудь помочь?

– Я говорил с различными специалистами по перевоплощению, но они не поняли, какие перемены произошли в моих нервных клетках. И не знали, что предпринять. Приятно, правда?

– А ты долго оставался на Земле?

– Достаточно долго, чтобы сделать интересное открытие: все мои прежние знакомые зеленеют, едва я приближаюсь к ним. Я начал жалеть себя и ненавидеть. Намеревался даже покончить с собой, веришь? Чтобы освободить мир от этого несчастья.

– Не верю. Некоторые люди попросту не способны на самоубийство, и ты – один из них.

– Да, я сам об этом знаю. Я не ухлопал себя, можешь это заметить, я прибегнул к самым лучшим наркотикам, потом пил, потом пытался подвергнуть себя самым различным опасностям. И, как видишь, живу. Один месяц я даже как-то лечился в четырех психиатрических клиниках четырех миров. Пытался также носить мягко выстеленный свинцовый шлем, который должен был экранировать излучение мысли, но это было так же бессмысленно, как ловить нейтроны ведром. Я был причиной страшного переполоха в одном из публичных домов на Венере. Все девчонки выбежали голенькие на улицу, едва раздался этот вопль. – Мюллер сплюнул. – Знаешь, прежде я всегда мог иметь окружение, или не иметь его. Среди людей мне всегда было хорошо. У меня был довольно компанейский характер. Я не был таким сердечно-лучезарным типчиком, как ты, чересчур вежливым и благородным, но мог расположить к себе людей. Соглашался с ними, заключал договоры. Затем мог уехать на полтора года, не видеть никого, не говорить ни с кем. И мне тоже было хорошо. Лишь только с минуты, когда я отрезал себя от общества раз и навсегда, я понял, что люди мне необходимы. Но это уже конченое дело, я подавил в себе эту потребность. Я могу провести в одиночестве даже сто лет, не тоскуя по живой душе. Я перестроился, чтобы видеть человечество таким, каким оно видит меня… а это уже ввергает меня в темноту и уныние. Такое ползущее искалеченное создание, которое лучше обойти.

Пусть вас всех заберет дьявол! Никому из вас я ничего не должен, у меня нет никаких обязательств. Я мог бы оставить тебя здесь, чтобы ты сгнил в этой клетке, Нед, и меня бы не стали мучить угрызения совести. Я мог бы приходить сюда по три раза в день и только бы улыбался твоему черепу. Не потому, что ненавижу бы тебя лично или всю эту Галактику, полную таких, как ты. Попросту я пренебрегаю тобой. Ты для меня ничто! Меньше, чем ничто. Горсть пыли. А ты знаешь меня?

– Ты говоришь так, как будто принадлежишь к другой расе, – удивительно заметил Раулинс.

– Нет. Я принадлежу к человеческой расе. Я наиболее человечный из всех вас. Потому что я единственный не могу скрывать своего человекоподобия. Чувствуешь ты это? Тебя печет? То, что во мне, есть и в тебе. Слетай к гидрянам, и они помогут тебе стать таким же, как и я. Потом люди побегут и от тебя. А все потому, что я говорю от имени человечества и говорю правду. Я – открытый мозг, только слегка прикрытый кожей и мышцами, парень. Я – отбросы, существования которых мы не признаем. Вся эта большая гадость – зависть, болезнь, похоть, – это я, который пытался стать Богом. Помни, что я такое на самом деле.

– Почему ты решился прилететь на Лемнос? – Раулинс был спокоен.

– Мне подал эту мысль Чарли Бордмен.

Раулинс вздрогнул от удивления, когда услышал это имя.

– Ты знаешь его? – спросил Мюллер.

– Ну, конечно, он, он… большая фигура в нашем правительстве.