Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник) - Дивов Олег Игоревич - Страница 20

— Код тринадцать! Код тринадцать! — закричал лейтенант, и на этом внутри Семена что-то испортилось окончательно.

Комната, где он пришел в себя, была маленькой и сплошь белой, от пола до потолка.

Места тут хватало для кровати, на которой лежал Семен, для тумбочки у изголовья, табуретки и экрана медицинского комплекса на стене. Через раскрытое окно доносилось пение птиц, виднелись закутанные в туман кроны, но эту картину уродовала решетка, словно украденная из древней тюрьмы.

И еще не хватало допуска к Полю, что имелось на Земле всюду, от вершин гор до дна морей. Ну, кроме специально ограниченных мест вроде штаб-квартиры УСИ.

Когда он пошевелился, стало ясно, что на голову надето что-то плотное, шуршащее. Зеркало на стене отразило встревоженную бледную физиономию, круги под глазами и шапочку из блестящего серебристого материала, что слегка напоминала кипу.

«Где я?» — подумал Семен, и тут воспоминания хлынули потоком, заставив его содрогнуться.

Переговорная, гости, четверостишие… и припадок, иначе это не назовешь! Возникло желание соскочить с кровати и шапочкой вперед в окно, чтобы сломать решетку, и всмятку о землю…

— Где я? — повторил Семен вслух, и язык его послушался.

Ну, хоть это слава богу… хотя в голове все равно непорядок.

В чем именно он заключается, понять не удавалось, но ощущение возникало вроде того, что бывает, когда тебе удалят зуб — пустое место там, где недавно располагалось нечто осязаемое. Но тут «клыков» и «резцов» словно было с полдюжины, каждый размером с кулак, и все в мозгу. Как они только там помещались?

Но тут же об этом забыл, поскольку дверь открылась, и вошел человек, которого Семен менее всего ожидал увидеть в этот момент. Через порог шагнул не кто иной, как Антон, в скромном армейском мундире, с улыбкой на физиономии.

— Привет, — сказал он как ни в чем не бывало. — Как самочувствие?

— Э… Нормально… А ты что тут делаешь? И где я? Что это у меня на башке такое? — Раздражение и негодование прорвались лавиной вопросов.

— Успокойся, иначе придется вновь прибегнуть к транквилизаторам. — Антон говорил тихо, размеренно, почти шепотом, заставляя собеседника напрягать слух. — Блокиратор не снимай. Иначе может повториться то, что случилось в Управлении… Ты же не хочешь этого?

— Н-нет… — Семен, решивший уже встать, лег обратно.

— Так гораздо лучше. — На лице Антона появилась улыбка. — Теперь слушай меня. Какой именно семантикой ты занимался у себя в отделе, я в курсе, тебе же о том, где работаю я, знать не положено, но в определенном роде мы коллеги, если ты диверсант, то мы работаем над контрдиверсиями…

Слегка покалеченный мозг Семена закипел от вопросов, но в этот раз он прикусил язык, озвучил лишь один:

— Значит ли это, что бржуды тоже, как и мы?..

— Несомненно, — ответил Антон, усаживаясь на табуретку. — Они не глупее нас. Вышли в космос намного раньше, а это о многом говорит… У них есть аналог нашего УСИ, и кто-то там занимается новым эсперанто так же, как ты высокобржудийским.

— Ну, это логично, да…

— Переходя к тому, что случилось с тобой… Начнем с того, что человека по имени Тань Аошуан не существует. Стихи, что сделались модными в последний год, есть. Имеется аккаунт в Поле, множество записей от его имени, видео— и аудиофайлы, но поэта такого нет.

Семен поднял руку, чтобы почесать макушку, но наткнулся на ту же шапочку.

— Выходит… это диверсия? Семантическая? Вроде тех, какие мы придумываем? «Адский червь» по-бржудски? Но как он работает и чем опасны стихи? Они же обычные!

Он попытался вспомнить хотя бы строчку из тех, что не так давно написал на экране проектора, но не смог. Зато тут же заныла голова, гулко забилось сердце, и экран медкомплекса озарился багровыми сполохами.

— Успокойся! — уже более настойчиво произнес Антон и небрежным жестом отослал заглянувшую в комнату медсестру. — Просто лежи и слушай, не напрягайся. Блокиратор подавляет опасную для тебя же активность мозга, и процесс его работы может сопровождаться неприятными побочными эффектами.

— Ага, да, понял… — Семен откинулся на подушку, заставил себя не думать ни о чем.

Через несколько секунд голова перестала болеть, да и сердце успокоилось.

— Так гораздо лучше, — повторил Антон. — Вам же читали нейролингвистику? Помнишь теорию «сенсорного мышления»? Тот факт, что при употреблении существительных, относящихся к телу, а также кинетических глаголов в мозгу человека активируются те зоны, что ответственны за соответствующие движения и части тела. Например, сказав «ударил кулаком», я привел в возбуждение те же нейроны, с помощью которых моя рука складывается в кулак и наносит удар. Причем активация произошла не только в моем мозгу, но и в твоем.

— Ну, слышал… Вроде было что-то такое…

— Теория доказана еще в начале двадцать первого века на материале ныне вымерших языков — русского и английского, — продолжил Антон. — Но в новом эсперанто, с его менее полисемантичными глаголами, совпадение по нейронным сетям еще выше. Цитировать Тань Аошуаня я не буду, это вредно, но напомню, что он употребляет кинетические глаголы: «пнуть», «нести», «тащить», «бросить». Частота использования сенсорных существительных вроде «кулак», «палец», «спина» тоже куда выше нормы. Прилагательные и те сплошь такие, какие можно ощутить телесно, — «шершавый», «холодный», «кислый»… Каждая строка порождает в мозгу некий сигнал, а четверостишие и целый стих — набор сигналов, простых стимулов, что складываются в один большой и сложный.

— Настроенный на то, чтобы спутать работу того же мозга, — сказал Семен.

— Хорошо иметь дело со специалистом. — Антон позволил себе одобрительную улыбку. — Не нужно разжевывать до манной каши… Но одних стихов недостаточно. Если бы они сами по себе вызывали фатальные сбои в мозгу человека, то никто бы не смог их читать. Нет, они должны войти в резонанс с набором стимулов, что возникли в мозгу по естественным причинам. Скажем, одна поэма сработает, если ее прочесть после того, как подпрыгнешь и ударишься, другая в сочетании со сладкой едой и уколом вилкой…

Семен поморщился, вспоминая… всякий раз, когда он «выключался», начиная с того случая в кабинете Тихони, он так или иначе воспринимал, мысленно или в реальности, один предмет, даже два, очень сенсорных и для мужчин значимых…

— Ну а если спусковой крючок дернуть, то может произойти что угодно… эхолалия и афазия, метаморфопсия и онейроидный синдром, фиксационная амнезия и амнестическая дезориентировка, иные неприятности вплоть до кататонического ступора и слабоумия.

«Шарики за ролики», — обобщил Семен про себя, а вслух же спросил:

— А почему вы до сих пор не уничтожили творения этого Тань Ашуаня?

— Сами во всем разобрались только неделю назад. — Антон пожал плечами. — Удаление его текстов из Поля началось мгновенно, но кто успел закачать себе, да прочитать не по разу…

— А что такое «код тринадцать»?

— А, ты слышал? Разработанная нами процедура действий в случаях вроде твоего. Обычных граждан уберечь мы не в силах, их слишком много, ну а тех, кто служит Земле на видном посту и кого прихватило на службе, мы можем спасти…

— И заодно изучить как следует, — буркнул Семен.

Антон хмыкнул:

— Это само собой. Глупо упускать такой случай. Полежишь здесь, под присмотром. Неделю так, затем, в случае положительной динамики, вернем допуск к Полю и разрешим посетителей… Только никакой литературы, особенно поэзии, особенно современной. Догадываешься почему?

Семен уныло кивнул. Неделя без Поля, в котором привык купаться едва не с рождения, куда заходишь ежеминутно, если ты не на службе! Без общения, без книг, в четырех стенах, да еще и с дурацким блокиратором на макушке! С ума сойти!

Хотя он и так чуть не сошел…

— А что будет с «Адским червем»?

— Ничего страшного. Месяц де ла Крус обойдется без тебя, а затем вернешься. Отдыхай пока, слушай докторов, а завтра я снова загляну. — Антон поднялся и выскользнул из комнаты, оставив Семена наедине с его кастрированными мыслями.