Играя с судьбой (СИ) - "Капитан Немо" - Страница 9

Топот шагов, проклятия, раздававшиеся уже внутри корабля, а это все же были проклятия, заставили меня вспомнить, где я оставил Фори. Похолодев, я вскочил на ноги, кинулся к выходу из рубки, но не успел до него добежать. Воздух вокруг завибрировал, заискрился, в нос шибануло нестерпимой вонью; отчего-то закружились стены, поменялись местами пол и потолок, и последнее, что я увидел отчетливо и резко - была фигура человека в защитном костюме, крепко державшего парализатор в руках. Видимо, он все же хлестнул меня зарядом; и ватная тяжесть во всем теле, ощущение, что я вот-вот распадусь на куски, были последствием выстрела.

Как же плохо-то. Как погано. Во рту - вяжущая сухость, хочется пить, но я даже не могу шевельнуть языком.

Долго ли это со мной - не знаю. Время застыло.

Откуда-то приходит воспоминание. "Муха в янтаре". Черное насекомое внутри камня солнечного цвета кажется живым, я жду, что она вот-вот почешет лапки, шевельнет крыльями. Но муха недвижима. И сейчас я чувствую себя той самой мухой: при всем желании даже шевельнуться не могу!

Влажная ткань легла на лоб, потом скользнула на одну щеку и на другую. Кто-то заботливо обтирал мне прохладной мокрой тканью лицо и шею.

Потом прохлада металлической ленты плотно обхватила запястье. Знакомое ощущение. Обычно так присасывается к коже кибердиагност.

Я? В госпитале? Такое возможно?

А от запястья по венам с каждым толчком пульса расползается тепло, освобождая скованное, непослушное тело. Несколько секунд - и я уже могу слегка двинуть пальцами. Еще пара минут, и мне удается поднять веки.

Первое что бросается в глаза - белоснежный потолок, следом - светлые стены. Потом взгляд сквозь прямоугольник окна скользит дальше - к простору, откуда в комнату вливается поток яркого света, свежего, остро пахнущего йодом воздуха и расслабляющего ласкового тепла.

Ко мне склоняется очень яркая женщина, ее волосы крупными кудряшками цвета апельсина выбиваются из-под кокетливой шапочки, и брови и ресницы у нее тоже рыжие, и на белой коже россыпи охристых пятнышек - особенно много их на щеках и носу.

- Очнулся? - Спрашивает она, глядя на меня со странным выражением на лице. Не будь я пленником, мне подумалось бы, что это - сочувствие. А еще я окончательно убеждаюсь - она говорит на незнакомом языке, но это не мешает мне ее понимать.

- Где я? - Слова даются мне с трудом, язык, который словно оцарапали наждаком, едва ворочается во рту.

Женщина не понимает. Неудивительно. Покачав головой, она отодвигается немного, и, отвернувшись от меня куда-то в сторону, зовет:

- Эгрив, мальчик очнулся.

Стало быть, я - пилот, гражданин Раст-эн-Хейм для нее просто мальчик? Интересно, она в курсе - кто я? Хотя, свой вопрос я задал ей на языке Торгового Союза, так что по одному звучанию вопроса она должна бы понять. Впрочем, что я сам знаю о ней? Ничего ровным счетом, кроме того, что встреться я с ней на Лидари - долго бы ошеломленно смотрел вслед. Настолько рыжих я в жизни еще ни разу не видел.

Женщина вновь улыбается и отходит в сторону, пропуская ко мне высокого худощавого мужчину в униформе медслужбы.

- Где я? - Я выталкиваю через сухие, плохо повинующиеся губы тот же вопрос.

- В госпитале, - отвечает мне медик на языке Раст-эн-Хейм.

Потом его рука ложится на полосу браслета кибердиагноста плотно обхватившего запястье. Под кожу вновь впрыскивается живительное тепло, растекается с током крови по организму. И тотчас у меня начинает кружиться голова и путаться мысли.

Вот не вовремя эта слабость.

Я смотрю медику в лицо, замечая, как теряет четкость окружающий мир, да и лицо плывет, словно в мареве. Собираю остатки сил и шепчу:

- Со мной были мужчина и женщина. Они живы? Где они?

В глазах медика появляется недоумение, но я повторяю вопрос, перехватывая руку, вцепляюсь в его пальцы из последних сил.

- Фори, - шуршанием срывается с моих губ, - Арвид?

Мужчина без труда высвобождает руку, и, то ли сдержанный вздох, то ли сдавленный возглас вырывается у него.

- Фори? - упрямо повторяю я, чувствуя, как меня покидают силы, мир подергивается серой туманной дымкой и как тяжело становится удерживать внимание.

- Да, живы, - ответ настигает уже в зеве внепространственного тоннеля, схлопывающегося вокруг, отрезая меня от мира.

Хочется взять медика и вытрясти из него все, что он знает о Фориэ и Арвиде, но мне не удается удержаться на грани меж сном и явью. Я проваливаюсь в сон, как в трясину, как в зыбучий песок. И мир вокруг делает несколько оборотов вокруг своей оси.

Когда чернота вокруг истончается, я захлебываюсь синевой, она везде вокруг меня - то густая, то истончено-блеклая. Порой кажется, из ловушки легко выбраться, отмахнувшись от голубовато-белесого тумана как от морока, но проходит мгновение, и дымка перерождается, превращаясь в сапфировый ливень, с пути которого мне не уклониться.

Капли синевы обжигают кожу холодом, прошивают тело насквозь, сосредотачиваясь там, где положено находиться сердцу и неожиданно из ледяного комка пробивается первое весеннее тепло, прорастая ниточками по ходу нервов.

Синева.... Она протянулась снаружи в меня, сплелась свою хитрую паутину, которая отзывается на каждый сполох снаружи. Но страх и неприятие прошли. И даже бешеный стук сердца становится умиротвореннее, реже. На каждое биение пульса синь отзывается изменением оттенка: словно от ветра пробегает рябь по волнам. Хотя, может, это сердце, сбившись с собственного ритма, подстроилось под мерцание сини?

Мне не понять этого, да и нет нужды искать ответ. Такого полного, ничем не нарушаемого покоя я никогда не испытывал, и мне совсем не хочется волноваться, нервничать и разрушать иллюзию.

Я просто покачиваюсь на синих волнах, а извне... Извне в мою душу смотрят звезды: и я чувствую себя под этим заинтересованным взглядом, по сути - нагим. Мне не спрятать мыслей, желаний, чувств, не скрыть ничего, но оно не тревожит.

Мы так долго смотрим в друг друга, что в какой-то миг я не выдерживаю, и проникшись доверием, тянусь к синеве. Мы и так связаны с нею паутиной бирюзовых прожилок проросших по телу; я тянусь, но не телом, а разумом. Я прикасаюсь к ней, и беззвучие прорывается, в мое сознание летят обрывки мелодий, шумов, возгласов, смеха, сухой шелест травы, шуршание гальки, увлекаемой волнами, восторженные крики детей и вопли погибающих на поле боя.

Безмятежность взрывается, и я, словно наблюдая со стороны, вижу сражение на летном поле порта Лидари. Вижу, как раз за разом кидаюсь на своего противника - молодого парня, отмечаю удивление на его лице, и сомнения, и страх, искажающий черты, и то, как страх сменяется выражением животного ужаса за несколько секунд до того как я точным ударом парализатора разбиваю его голову.

Осознание железным обручем сдавливает виски.

Я убил... Я убил человека.

От понимания этого меня начинает трясти, кровь просто вскипает, сердце пропускает удар за ударом. И ведь я убил не одного. Вспомнился первый из противников, оставшийся на поле - я оглушил его, и забыл, оставив лежать на снегу. У него не было шанса пережить старт корабля.

Дали Небесные! А что случилось с людьми, бежавшими от здания терминала? Я не думал об этом в пылу сражения и суматохе бегства, но сейчас воспоминание отогнать не удалось.

"Я убил..."

Сеть, сплетенная из синевы внутри меня, начинает недовольно ворочаться, раскачивается и резко дергается в разные стороны - хаотично, резко, на разрыв, и как при коротком замыкании искры сыпятся с разорванных нитей, обжигая меня. Боль невыносима. Лучше бы самому остаться лежать на том поле, чем вот так сгорать изнутри.

От боли, от понимания, что вот-вот разорвется мое единение с удивительной синевой, и тогда я останусь опустошенным, пустым и хрупким как зола, оставшаяся на месте догоревшего костра, я шепчу: "нет, не уходи", цепляясь за истончающиеся, рвущиеся нити, но разве способно одно желание хоть что-то изменить?