Раненый зверь (ЛП) - Ле Карр Джорджия - Страница 30
- Предыдущая
- 30/41
- Следующая
— Нет, спасибо, — вежливо отказываюсь я.
Лилиана выскакивает в холл и кричит:
— Тетя Элла, тетя Элла.
Она одета в розовую юбку и футболку, на которой жирным шрифтом написано: «Моя мать думает, что она Босс». Я опускаюсь перед ней на корточки.
— Ой, посмотри, как ты выросла после нашей последней встречи.
— Это было вчера, — презрительно отвечает она, фыркая.
— Боже мой. Да, это было действительно вчера.
— У меня какашки сегодня были синего цвета, — вдруг заявляет она.
— О! — восклицаю я.
— Лил, — выговаривает ей мать, — что я тебе говорила — не рассказывать всему миру о цвете какашек?
— Тетя Элла не весь мир, — спорит Лилиана с безупречной логикой. Она поворачивает свое милое личико ко мне. — Мои какашки были из сахарной глазури.
Я распрямляюсь и смотрю на Лили.
— Она вчера была на дне рождения Томаса и объелась голубой глазури с торта-паровозика с вагончиками, — объясняет Лили.
Я растеряна, но я начинаю хихикать, поскольку звучит это мило.
— Где же дядя Дом? — требует ответа Лилиана.
Смех тут же замирает у меня в горле.
— Я… я понятия не имею, — произношу я, хотя сама мысль меня очень печалит, причем гораздо больше, чем я ожидала.
— Лил, тетя Элла пришла к папочке. Не задерживай ее, — Лили смотрит мне в глаза с обнадеживающей улыбкой. — Ну же, Элла. Его кабинет в конце коридора.
— Увидимся, Лилиана, — говорю я девочке, направляясь по коридору.
— Я тоже хочу пойти к папочке с тетей Эллой, — слышу я жалобный голос Лилианы.
— Нет, ты не можешь пойти.
— Почему не могу? — требовательно спрашивает шалунья.
Я уже не слышу ответа Лили, потому что прошла вглубь, или они перешли в одну из других комнат. И у меня возникает мысль — я не часть этой семьи и похоже никогда не буду. Я останавливаюсь на мгновение перед дверью в конце коридора, сделав глубокий вдох, стучу.
Дверь тут же открывается.
— Входи, — радушно приглашает меня Джек.
На нем черная футболка и серые джинсы, и должна признать в его присутствие я начинаю нервничать. Он такой большой и выглядит устрашающе, как Дом, но у него нет изъянов, нет слабостей. У него нет таких секретом, которые вызывают у меня грусть. Он одним из тех непробиваемый, осмотрительных и сдержанных людей. Он всегда представлялся мне главой всей семьи. Он охраняет семью, с такой же яростью, как львица охраняет своих новорожденных детенышей.
Горе любому, кто попытается обидеть его родных.
— Спасибо, — спокойно говорю я, делая шаг в широкий с деревянными панелями кабинет, с мягкими коврами, тяжелым деревянным стол в углублении, с другой стороны стоят дорогие кожаные диваны. Здесь, словно в воздухе присутствует запах богатства и чувствуешь себя в безопасности. Внешний мир остается за окном. Здесь же Джек — Король, и отсюда он управляет своей империей.
Он жестом указывает на диван.
Я иду за ним, еле переступая ногами, превратившимися в желе, кожа покалывает иголками от нервного напряжения. «Перестань, — говорю я сама себе. — Тебе нечего бояться. Я на стороне Джека и не хочу никак задеть Дома. Я люблю его, но с ним что-то происходит, что-то очень болезненное, мучительное, и я просто хочу ему помочь».
— Я как раз собирался выпить. Не хочешь присоединиться ко мне? — спрашивает он.
Я начинаю трясти головой, а потом прихожу к выводу, что мне нужно что-нибудь покрепче, чтобы успокоиться.
— Я буду тоже, что и ты.
— Я буду виски, — говорит он, я киваю.
Он подходит к бару-тележке, наливает на два пальца виски в два стакана и идет в мою сторону. Пока он пересекает комнату, последние лучи вечернего садящегося солнца из окна попадают ему на лицо, и я снова поражаюсь насколько красивы все братья Иден.
Я беру стакан и подношу к губам. Виски крепкий и падает в мой пустой желудок, как жидкий огонь.
Джек молчит, просто смотрит на меня с нарочито ничего не выражающим взглядом. Я знаю и чувствую, что перво-наперво он хочет защитить своего брата — естественный инстинкт. Цыгане держаться вместе и стоят друг за друга горой. Для них кровное родство — все. Он сможет мне помочь при условии, если этого будет на пользу его брату.
Да, к черту все. Я решила взять быка за рога.
— Прошлой ночью Дому приснился кошмар. Я разбудила его, и ему показалось, что я умерла. И тогда он… он… он сказал, что больше не может продолжать наши отношения и ушел от меня. Я не виделась с ним с тех пор. Ты не мог бы сказать мне, что могло бы помочь мне понять, что происходит на самом деле, Джек? Я… я… действительно… ммм… влюблена в твоего брата.
Сострадание отражается у него на лице и жалость. Он делает глоток виски и отводит взгляд в сторону. Секунды проходят в молчании, кажется, он заглядывает в далекое прошлое, и его очень сильно огорчает.
Наконец, он поворачивается ко мне.
— Когда Дому было семнадцать лет, он влюбился в девушку, ей было шестнадцать. Она была веселой, необузданной, настойчивой цыганкой. Ее звали Вивьен. Он решил, что они родственные души, потому что они оба были настолько необузданы в своем нраве, и этим были схожи. Они понимали друг друга с полу слова, собственно заканчивали предложение друг за друга. Он сразу же захотел на ней жениться, но я сказал, что нужно подождать, пока ему не исполнится восемнадцать.
— «У тебя вся жизнь впереди. К чему такая спешка?» сказал я ему. На самом деле, она мне не очень нравилась, ему она не подходила. Она была совершенно неуправляемой. Она все время попадала в какие-то рискованные ситуации. И все время подначивала его пускаться с ней в новые и опасные приключения. Она предлагала такое, из-за чего его могли посадить за решетку. Вместе они напомнили мне Бонни и Клайда. Я надеялся и молился, чтобы это долго не продлилось, и он остынет.
— Но я ошибался. Его любовь не умерла, а становилась только сильнее. Они стали неразлучны. После его восемнадцатилетия, я неохотно, но начал готовиться к свадьбе. Все было готово. Через месяц они бы поженились, но совершила нечто, никто никогда не мог бы и предположить. Не знаю, как ей это удалось, но она спряталась на контрабандистской лодке, лодке Дома.
— Была ночь, море штормило, что-то произошло, она упала за борт и ее относило прочь.
21.
Дом
С быстротой чайки, Вивьен вывалилась за борт. Она бросилась к своей судьбе, находясь на расстоянии моей руки, я мог бы дотянуться до нее, если бы только протянул руку.
Лишь на мгновение я увидел ее ужасную гримасу, но она навсегда запечатлелась в моей душе. Широкий смеющийся рот превратился в темную дыру на ее белом лице, и красивые, огромные глаза наполнились шоком. Она безрассудно размахивала руками, когда ноги взмыли ввысь… О Боже! Она отчаянно искала за чтобы ухватиться, но не было ничего, кроме соленого воздуха и косого дождь.
Главное правило, выкованное, словно из железа:
Если ты упал за борт, это твои чертовые похороны. Лодка не остановится НИКОГДА.
Один взгляд на Престона и Далласа, и я понял, они не собираются останавливаться. Не было ничего удивительного, поскольку они оба были невменяемыми психопатами. Именно поэтому Джек предпочитал не иметь с ними ничего общего. Но я, я работал с ними. Мне приходилось работать с самыми опасными отморозками в Великобритании, чтобы доказать, что я крутой парень.
Так что…
Они не останавливались. Я не мог одолеть их, они оба были вооружены. У меня был только один выбор. Я даже не задумывался и не колебался ни секунду. В мгновение ока я вытащил спасательный жилет из-под навеса, прицепил его на руку, и перемахнул за борт в бурлящее море.
Попав в воду, я стал погружаться в кромешную черную бездну, полную пузырьков. Используя руки, дергая и брыкаясь, пытался всплыть вверх, вырвавшись на поверхность глотнул воздуха. Я знал, когда прыгнул за борт, что море неспокойно и коварно, но в свете три четверти Луны оно выглядело, словно я оказался в центре кипящего черного мазута.
К счастью, это было в конце июля, вода была холодной, но еще не сковывала мышцы холодом. Я бы сказал, что вода была чуть более пятидесяти градусов по Фаренгейту (100С). В такой температуре человек может выжить нескольких часов, потом наступает переохлаждение, и то человек может выжить, если одет в спасательный жилет или за что-то держится.
- Предыдущая
- 30/41
- Следующая