Внеклассная алхимия - Силаев Александр Юрьевич - Страница 18

Некоторая расслабленность, не серьезность — как признак силы. «Настолько все под контролем, что можно и так». Байки, шутки, стилистика — «да я тут мимо шел». А дело тем временем делается. Признак крутого босса, крутого спеца. И наоборот, предельная серьезность, насупленность, строгость — как признак некоего не соответствия, напряжения, предела. Еще немного, и все порвется. Поэтому надо насупиться, собрать в кулак себя, всю округу, чтоб все бегали, чтоб… «Мы здесь делом занимаемся, а не в бирюльки играем». Какой-то умопомрачительный пафос. Я не против пафоса, но большая часть бытового пафоса — просто от слабости. То ли как камуфляж, то ли как допинг. Средство, чтобы помогло, когда все атас. «Важное мы с вами дело, затеяли, мужики, как мужик мужикам скажу», и т. п. Помогает ли? Хорошая мина эффектнее при любой игре, это понятно. А вот как эффективнее, когда действительно все атас? Когда надо спасать ситуацию. Косить под расслабленного, или прыгать Великим Невротиком?

Как-то, сидя со своим работодателем в кабаке, доказывал ему, что он не понимает какой-то там политической философии, а ему понимаю, и я ему сейчас расскажу. Так мало того, что он был работодатель — я еще, в данный конкретный момент, кормился-поился там за его счет… И он, значит, чего-то не понимает. Ну и дурак я. Не к тому, что «раз ты такой умный, чего ты такой бедный?», это нормально — бедный может быть умнее богатого. Я к тому, что нет такой формы, что благополучатель учит жизни благодавателя… Это некорректно, это не работает. Не с точки зрения даже этики, сколько эстетики, что ли. Не знаю, но это форма, и она рулит содержанием.

Это, наверное, не очень христианский подход, Достоевский бы не одобрил. У него-то как раз самая сцена — прийти и порвать рубашку на груди… у филантропа. За правду-то.

Принято полагать что мораль, это когда человек нам «цель». Вслед за Кантом. Хорошее отношение к людям — это когда они, значит, ценны как цели, сами по себе. И любовь тогда — отношение к человеку как ему надо (давай не что хочешь, а то, чего от тебя ждут).

Но может быть и вполне себе сносный мир, где все люди «средства». Познания, общения, опыта, сексуального удовольствия, много чего еще… Просто отношение к инструменту — разное. Можно его холить, лелеять, беречь нашу живую силу, можно — бросить гнить в саду под дождем. У разумного человека отношение к средству будет лучше, бережливее, гуманнее, чем у дурака к его «самоценностям», его дурацким объектам чистой любви. Я бы, к примеру, выбрал чисто инструментальное отношение к себе человека со вкусом и пониманием, нежели любовь дурака. И не только я бы, наверное. Так что «человек человеку средство» — еще не ад. Мягко говоря, не ад.

Классная фраза Грамши: «Пессимизм рассудка, оптимизм воли». И отсюда же — формула того, кто противен. Наоборот, просто наоборот. «Оптимизм рассудка, пессимизм воли». Быдлоид, искренне полагающий себя рожденным в лучшем из миров, не знающий сомнений, страданий. В амбициях не идущий дальше покупки новых штанов.

Из жанра забавной антропологии, типы людей: рожденные слишком рано, слишком поздно и слишком вовремя. И еще один тип, которому совершенно по хрену, когда родиться. Четыре получается типа. Про все это, будь желание, можно написать книгу страниц на 700. Можно беллетристику, можно публицистику, можно теорию под научный стиль.

Можно заниматься некой рутинной работой. Постоянной, не меняющейся с годами. Не меняющей тебя самого. Всякий быт… мытье посуды, протирание пыли.

Можно делать работу второго порядка — ставящее тебя в состояние, когда ты извлекаешь некий опыт, умираешь и воскресаешь.

Можно вывести некое соотношение между временем второго и первого.

На разных жизненных путях — предполагаемое количество «работы второго порядка» разное. Работы, которая переключает тебя.

Но можно взять еще и третью степень. Работа третьего типа, переключающая тебя с одних переключающих путей на иные переключающие пути.

Работа номер 1 видна сразу. Чем отличается работа номер 2 от работы номер 3 — сразу, полагаю, не очевидно. Но если сильно захотеть, можно это обосновать, забить в теорию. Выстроить вкруг того какие-то практики. На фиг тратиться на первое, и даже на второе — когда есть третье? Второе все равно случится как неизбежность, если максимум усилий-времени займет третье.

«Кто воспитает воспитателей?» Тот, кто расскажет им, как переключают переключатели.

Можно назвать это мета-переключалкой. Можно — управлением сценариями, переключением системы переключений. Много всяких хороших слов.

Не дословно, но по смыслу, из Ф. В. Ницше: «О вы, именующие себя любителями истины и познания, любителями лишь их и любой ценой! Довелось ли вам уже совершить воровство и убийство — чтобы узнать, каково на душе у вора и убийцы?».

А действительно, брал ли кто на себя чего-нибудь «тяжкое» из сугубо когнитивного интереса? Родиона Раскольникова не предлагать: во-первых, там другая мотивация, он не экспериментатор, он верующий, просто его вера меняется, во-вторых, его просто не было.

Интересны именно живые персонажи. Кто они были? Что совершили? И как? А дальше?

Я, признаюсь, некие грехи брал (правда, то были даже не преступления, так что шибко бахвалиться вроде и нечем), сугубо по когнитиву. Во мне действительно не много живых страстей, если иногда все-таки присутствует любопытство — пусть уж будет как ему надо.

«Не могу читать курс лекций, пока не воображу, что я сам все это и придумал, и не пойму, как именно…» Совершенно правильно, да. Только вспоминается фраза Мамардашвили о Достоевском — «ему одной жизни не хватило, чтобы понять». То есть часто бывает, что одной человеческой жизни как-то мало. 2-х лет не хватит, чтобы честно подготовиться к курсу лекций, а 200, к сожалению, не дают.

Велосипедисту, чтобы сохранить равновесие, надо обязательно ехать. Стоя он упадет. Завидую людям, выстроившим себя так же. Хотя… что тут строить-то? Казалось бы — просто закон живого: в покое нет равновесия. Надо просто ему, закону, отдаться. Видимо, закавыка в том, что отдаться правильно — тоже наука.

Можно долго пытаться совместить на своей шкуре понятия «делать дело» и «делать деньги». Это тяжко. Можно уверить себя, что это синонимы, но это ж не всегда так. Можно уверить себя, что достаточно одного из двух, но это немного глупо. Видимо, самое разумное — разделить это цели. И реализовывать каждую по отдельности, удивляясь, когда оно совмещается. Называется — расчленяй и властвуй.

Ты спрашиваешь «и чего я сделал не так? что ты хочешь?», а ему надо лишь, чтобы тебя не было, и все… Ему от тебя ничего не надо — ему надо пустое место там, где ты был. В отношении людей, и это же в отношении групп, культур, государств. Такое простое непонимание. Такая одноходовая трагикомедь, что, впрочем, не умаляет ее масштабов.

«Жил так, как будто хотел понтонуться на Страшном суде. Не быть оправданным, а именно понтонуться. Как последний дурак. И это стратегия, весьма далекая от наших земных понтов». В плане этическом это может быть черт знает какая жизнь, но в плане эстетическом любопытно же.

Можно копать далее в понимании, а можно цыкнуть — все, точка. Если мы сейчас пойдем копать, мы не сможем действовать. Лучше иметь немного неадекватности, но иметь, наконец-то, определенность. Все равно той адекватности, что уже нарыл, хватит на эффективность. Бывает такой выбор — и бывает выбор «копать дальше, и хрен со всем». Видишь некоего человека — и сразу иногда понимаешь, какой выбор он сделал — «копать» или «не копать». Причем самоограниченный может в знании превзойти действующего копателя, почему нет? Речь не о том, чего уже нарыл, речь именно о решении… Об ауре, что ли, которая там исходит… Или человек еще копает, но ты видишь, докуда ему надо докопать — чтобы успокоиться — уже навсегда.