Атом в упряжке - "Блюм и Розен" - Страница 16

— Да, — ответил Самилла, посмотрев на большой круглый циферблат, — стрелка показывает… — и он прочитал: — Два миллиона вольт.

— Правильно. Эта грандиозная цифра определяет напряжение электрического тока или разность потенциалов.

Напор электричества между двумя дисками огромен. Если бы между этими дисками был, например, только воздух, который, как вам известно…

— Ничего мне не известно, — проворчал Самилла.

— …Не проводит электричество, то напор пробил бы слой воздуха, электроны перескочили бы с одного круга на другой. Но здесь, — продолжал, увлекшись, Шнейдер, — не воздух, а несравненно более мощный изолятор или, как говорят ученые, диэлектрик, который производится на этом заводе.

Действительно, между медными дисками был прочно закреплен тонкий слой голубоватого изолятора, свободно выдерживавший напряжение в два миллиона вольт.

Но изоляторы выдерживали и более серьезные испытания. Об этом свидетельствовали восторженные возгласы Людмилы, бегавшей от одной катушки к другой, позабыв о своем заточении. Профессор с видом побитой собаки шел за ней, пытаясь продолжать разговор.

— Послушайте, — говорил он сердито и умоляюще, — я вам покажу вещи поинтереснее и поважнее. А вы ответьте на мои вопросы. Как пользуется изоляторами Журавлев?

— Ах, вы такой надоедливый, — отвечала Людмила, убегая, и снова пересказывала то, что сама слышала от профессора на лекции.

— Нет, не то, — гневался профессор, — разве Журавлев не говорил вам о… о бинокле?

— Ой, — простодушно, но лукаво воскликнула Людмила и посмотрела профессору в глаза. — Я ведь больше ничего не знаю.

— Тогда, — закричал рассерженный профессор, брызгая слюной, — тогда возвращаемся обратно! Коллега, пойдемте, — обратился он к Шнейдеру и круто, по-военному повернувшись, высоко занес длинную ногу.

Шнейдер вежливо посмотрел на профессора, и на лице его появилось недоуменное выражение. Но Самилла, как видно, обрадовался, зашагал быстрее и грубо заявил:

— Правильно. Хватит уже, пора назад.

Людмила пожала плечами и с сожалением повернулась. Она пыталась теперь держаться ближе к Шнейдеру. Этот безобидный с виду человек нравился ей больше, чем остальные спутники. Но как только Людмила подошла к нему, Шнейдер ощетинился, как и другие, надулся, точно воробей, и с деловитой миной стал постепенно отставать от Людмилы. Профессор шел впереди, Самилла позади всех. Он рассеянно насвистывал, спотыкался и не замечал людей, отшатывавшихся от него в сторону.

Тогда Шнейдер подошел к нему и начал что-то рассказывать — очевидно, смешное, потому что, рассказывая, он внезапно останавливался и начинал смеяться неожиданно густым и солидным, но заразительным смехом.

Людмила шла одна. Они проходили теперь через здание, где хранились застывшие куски изоляционной массы. Обернувшись, Людмила увидела, что Самилла заинтересованно слушает веселый рассказ Шнейдера. В ее глазах вдруг блеснули огоньки и, осторожно протянув руку, она быстро схватила и спрятала небольшой прохладный обломок. То же самое ей удалось проделать со вторым и третьим образцом. Ее просторный карман глотал маленькие плитки, почти не оттопыриваясь. Рука Людмилы потянулась за четвертым обломком. Но в этот момент сзади раздался сердитый крик:

— Руки прочь! Стоять! Выверните карман!

Это кричал Шнейдер. Он весь покраснел и гневно собрал морщины на переносице.

— Дайте сюда! Немедленно!

Быстро бросившись к Людмиле, он резко вывернул ее карман и, ловко повернувшись, положил плитки в свой вместительный портфель.

Никто не успел произнести ни слова: Шнейдер остыл так же внезапно, как вскипел, и спокойно пошел дальше, продолжая рассказывать начатую веселую историю ошарашенному его быстротой Самилле.

Профессор снова оказался рядом с Людмилой, но теперь оба молчали: она сердито размышляла о непонятном поведении розового человека, он — фыркал и тщетно пытался найти ключ к тайне Журавлева.

— …Ваш пропуск… Обыскать!

Они стояли у выхода во двор.

— Личный ордер Кабинета. Этих людей веду я, — сказал Самилла, — и привратник, отойдя в сторону, поднял дверную штору.

Профессор и Шнейдер, попрощавшись с Самиллой, сели в автомобили и поехали в разные стороны. Людмила со своим охранником направилась в тюрьму.

Когда они вошли в камеру, Сусанна лежала с закрытыми глазами на кровати. Самилла посмотрел на нее и покашлял. Сусанна наполовину открыла один глаз и, ничего не сказав, чуть зажмурила его и глянула золотистой полоской зрачка на Самиллу. Самилла, неуклюже улыбнувшись и потоптавшись, вдруг решительно вышел. Сусанна снова закрыла глаза.

Когда через несколько минут шаги в коридоре затихли, Сусанна осторожно вздохнула и, быстро вскочив с кровати, бросилась к изумленной и слегка оскорбленной холодным приветствием Людмиле.

— Душенька, — зашептала она, обнимая Людмилу и не давая ей опомниться. — Душенька, дитя мое, скорее. Вот это вам, я не знаю, что это такое, — и она протянула маленький электрический паяльник, — вот несколько ключей. Вот — револьвер. Здесь потайной ход, и здесь, и там еще. Только, милая, вам придется надеть мое платье, шляпку, вуаль и темный парик. Я накрашу вам брови, их будет видно. Только закутайтесь быстрее, быстрее, родная. Вас сейчас вызовут. Я вас никогда не забуду, — и она поцеловала Людмилу, будто прощаясь с ней навсегда.

— Но, — машинально произнесла Людмила, путаясь в тесном платье и опустив вуаль на подкрашенные губы и напудренное лицо, — но я ничего не понимаю…

— Дело в том, — ответила, поправляя на Людмиле платье, Сусанна, — что этот идиот Самилла принадлежит к компании тех молодых людей, которым я тогда вскружила голову на балу. Я его терпеть не могу, но сегодня меня попросили в записке улыбнуться ему… Вот он и раскис…

— Ну, — сказала Людмила и, сжав в руке маленький браунинг, спрятала руку в карман.

Но в эту секунду дверь распахнулась, и девушка-надзиратель сказала равнодушным голосом:

— Сусанна Мира! На допрос.

— Это вас, — шепнула Сусанна Людмиле и, нагнувшись к ее уху, быстро выпалила: — Ну вот, вы идите на допрос, а по дороге…

— Ага, — кивнула Людмила и сдвинула на браунинге маленький рычажок предохранителя.

— Товарищ! Камрад! — воскликнул чей-то ласковый тихий голос, и сильная рука так осторожно опустилась на плечо Бориса, что в нем сразу поднялась какая-то теплая волна, смывшая горькое чувство одиночества. Борис поднял залитые радостью глаза, и в ответ на эту юношескую улыбку улыбнулось усталое, темное, широкое лицо высокого, пожилого, бедно одетого человека.

— Нам надо идти, товарищ. Вставай, — и Борис, сам не зная почему, доверчиво протянул руку этому чужому человеку и радостно воскликнул:

— Товарищ, кто вы? Где мы?..

Но железная рука мужчины обняла его мальчишеские плечи, и мягкий шепот быстро приказал ему:

— Потом. Быстрее. Через минуту здесь будет облава. Тебя ищут, парень.

Его слова прервал резкий свисток, будто разорвавший глухой шум ночи. Над самым ухом раздалось бешеное пыхтение мотоцикла.

Борис не успел опомниться, как его подняли в воздух и стремглав куда-то понесли. Он чувствовал на своей щеке грубоватую щетину, ноздри заполнил уютный, домашний запах дешевого табака. Ухватившись руками за шею мужчины, Борис вдруг вспомнил какое-то, должно быть, невероятно далекое время: вечер, желтый свет лампы, клеенчатый стол, полутемный угол, и кто-то несет его в сильных, нежных руках.

Но вспоминал он не более секунды. Мужчина внезапно остановился, и Борис чуть не стукнулся лбом о небольшую каменную стену.

— Перелей, — шепнул человек, и оба, подтянувшись на руках, забрались наверх.

В пяти-шести метрах ниже места, где они находились, шумела улица, не слишком светлая, но людная. Очевидно, это была мещанская часть Рима. Прямо под ними стоял полицейский. Вдруг сзади послышались звуки погони — топот ног, короткие восклицания, отрывистые вопросы.