Апокалипсис every day (СИ) - Оберон Ману - Страница 26

— Не-а, — с сожалением ответил старший мент. — Не простая рожа была. Ща тут понаедут, фото снимать будут, мелом чертить. Это надолго.

Тут же нажал на кнопки снятого с пояса убитого сотового телефона. С удовольствием прижал к уху дорогое техническое устройство. Поднял глаза, назвал адрес. Перевёл взгляд на немца, подумал и сказал:

— Не, свидетелей нет.

Закрыл телефон, спрятал в карман и обратился к Фридриху:

— Слышь, братан, тебе что, охота часами сидеть в коридорах и ждать вызова к следаку? А потом на выходе отбиваться от хачей?

Фридрих отрицательно покачал головой. Что бы это ни было, интонации голоса мента предполагали неприятности. Длительные.

— Ну, так, и — поди, с богом. Обновку-то обмыть надо, чтобы носилась долго.

Фридрих понял, что его выпроваживают с места происшествия. Но просто так уйти, говоря по-русски: когда «в зубы сунули» «кусок», «чтобы заткнулся», — ему не позволяла проснувшаяся национальная гордость. Поэтому немец покачал в руке часы, взглянул на перстень-открывалку, надетый на палец и сказал рассудительно, вслух, в пространство:

— Если меня не убьют, я уеду из России богатым человеком!

И удалился неспешно под одобрительный смех милиционеров. Похоже, теперь они считали его полностью своим.

Когда Фридрих привёз в морг психиатрической больницы очередной труп, санитар Вася, возлюбивший немца, потому как дал ему «путёвку в жизнь», (с остальными тружениками моргов у немца отношения не сложились), — попросил его заехать завтра.

— Но завтра принимает другой морг, городской.

— Да нет, — поморщился Вася. — Тут у нас неопознанных целая куча набралась. Пора зачищать ледник. А то свежих жмуриков класть некуда. А я уж отблагодарю.

— Шашлычком? — спросил Фридрих.

— А чё? — рассудительно сказал Вася. — Ежели желание есть. Только свежих нет пока. Я, как будет мясцо подходящее, звякну тебе. А щас нет. Просто спиртишку хватим. Да ты не думай! Не «Рояль» какой, а самый натуральный медицинский. Дефицит. Ценная вещь. Угощаю.

Фридрих приоткрыл рот, и перед его мысленным взором встала картина того, как в кабинет господина Гуго входит санитар Вася в бывшем белом халате, и мановением руки нанимает банкира для погрузки трупов. Господин Гуго и Вася кидают трупы за руки, за ноги. Вася величественным жестом платит банкиру отрезанной человеческой ногой, тот с поклоном принимает оплату своего труда. Эта мысленная картина настолько развеселила Фридриха, что тот кивнул и согласился. Вася расцвёл и пообещал, что всё будет «ништяк». Этимологию этого слова немцу не мог объяснить никто. Хотя само слово оказалось достаточно известным.

Пришлось сделать два рейса. Даже в новый грузовичок все трупы за раз погрузить не удалось. Много неопознанного народа умирает в России. Очень много.

На кладбище они подъехали к вырытому маленьким экскаватором, если судить по следам на грунте, рву. На гребне вырытой земли сидели двое могильщиков. Фридрих внимательно посмотрел на них. Нет, черепом бедного Йорика никто не баловал. Подошёл ближе. Могильщики разговаривали. Старый, седой, пятнами, пятнами — плешивый, смолил самокрутку с жутким табаком и учил молодого жизни.

— … а Михалыч прикинулся костюмишком, ну и в толпу. А когда жмура в яму опустили, он на перёд вынырнул, лопатник достал, ну и на лопату сотенную так и пришлёпнул. И громко так, оглядел родичей. И говорит: «На помин души». Ну и в толпу обратно унырнул. А народ-то, он же тупой, как баран. Он же как все. Ну, все и потянулись на совок бабки кидать. Кто полтишку кинет, кто червончик — всё бабки…

Заметил подошедшего.

— Чего тебе? Жмуров привёз? Ну и кидай сам, мы не нанимались.

От машины замахал руками санитар Вася.

Фридрих подошёл. Втроём, Виталий тоже помогал, закинули трупы в ров. Один из машины скидывает мертвецов на землю, двое других берут за руки, за ноги, раскачивают — и в яму. Вася посмотрел вниз.

— Поровнее бы их. Да ладно. Один хер — гнить.

Махнул могильщикам:

— Закапывайте!

И они поехали пить спирт. Точнее, Виталий выгрузил Фридриха и Васю у морга, а сам только улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Я не пью. Совсем.

Фридрих удивился. Русский? В России? Не пьёт водку? А пиво? Совсем ничего не пьёт? Наркотики? Тоже нет? Что, совсем-совсем ничего-ничего?

— А как же ты расслабляешься? — недоумённо спросил Вася.

— А я не напрягаюсь, — ответил водитель.

— Ну, хоть анекдот какой расскажи, — не унимался Вася

— Литературный анекдот от Марка Твена, — повернул голову в окно Виталий. — Телеграмма зятю о смерти тещи: «Что делать с покойной: бальзамировать, похоронить, кремировать?» Ответная телеграмма: «Если не поможет, попробуйте расчленить!»

И уехал.

Вася проводил машину взглядом, хмыкнул, почесал нос и посмотрел на небо. Смеркалось. Трупы хоронили уже под вечер. Когда основная перевозка трупов по официальным каналам закончилась. Махнул рукой, единым жестом освобождая себя от всех проблем. И они пошли пить спирт.

Устроились на старом месте, по ту сторону морга. Вблизи старого кострища. Чтобы к природе поближе. На холодный мангал, это такой железный ящик с дырками для жарки шашлыков из человека, поставили некую древность: керосиновую лампу с рефлектором на стекле. Рефлектор отражал свет вниз, отчего освещение приобретало некий интимный, в хорошем смысле этого слова, характер. Вроде как всё видно, и в то же время глаза не слепит.

Нехитрую закуску разложили на медицинских подносах для операционных инструментов. Точнее — для ножей патологоанатомов. На отдельный поставили уже знакомую Фридриху посуду. Гранёный стакан и медицинскую мензурку.

— Ты спирт с пивом не мешай, — учил Вася жизни Фридриха.

— А то что будет?

— Плохо будет, — авторитетно говорил Вася, наполняя ёмкости.

— Спирт, — санитар внушительно поднял палец к пасмурному небу. — Он сам по себе.

Фридрих пожал плечами. Этот жест одновременно выражал множество значений. В данном случае он мог выражать сомнение, равнодушие к проблеме или молчаливое согласие. Или всё вместе. Одновременно.

Хмель легко звенел в голове комариным зудом за стеной палатки. То есть — ненавязчиво. Проблемы уменьшались в размере, становились мелкими и незначительными. Сердитая русская закуска, основой которой служил всё тот же вездесущий чёрный хлеб, килька, лук, чеснок и плавленые сырки, — служила отличной декорацией к действию спирта. Создавалось ощущение полной нереальности. Впрочем, на этот раз к столу было подано что-то ещё. На вид — похожее на колбасу. Во всяком случае, форма колбасы присутствовала.

— Что это? — лениво спросил Фридрих.

— Колбаса «с вашим калом всё в порядке», — ответил Вася.

— С каким калом? — не понял Фридрих.

— Ну, колбаса так называется. Прислали Брежневу ливерную колбасу для народа. А он её американцам, на экспертизу. Ну, те присылают ответ: «С вашим калом всё в порядке».

— Колбаса «Русский кал»? — лениво сказал Фридрих.

— Да это для народа! — широко улыбнулся Вася. — Сами они сервелаты жрут.

— Кто — они?

— Ну, эти, наверху.

— Боги?

— Какие, на хрен, боги! Начальство наше, мать ихнюю через пень в колодец дышлом, бляди кургузые. Расссияне, панимашь!..

Последние слова Вася как будто выплюнул.

— Не сердись, Вася, — миролюбиво попросил Фридрих. — Ну их всех.

Вася хмыкнул и почесал в затылке.

— В жопу, — дополнил он и улыбнулся. — Давай я тебе лучше анекдоты буду рассказывать. Наши, медицинские. Ты в своей неметчине такие вряд ли слышал.

И Вася начал рассказывать анекдоты.

— Ну, приходит первокурсник на занятия по анатомии, на вскрытие трупов. Ну, старший курс ему и говорит: «Жрать хочешь? Вон каша!» Ну, салага её спорол, а старший курс его и спрашивает: «А ты знаешь, откуда взялась эта каша? Из пищевода во-он того трупа!» Ну, салага её, понятно, выблевал, а старшекурсник оборачивается так к своим, и кричит: «Налетай, братва, на подогретое»!